Хей, Осман!
Шрифт:
Осман постукивал тихо, прерывисто, костяшками пальцев. Смутно мерцал в жилище бедном огонёк... Заржал конь Османа... Послышались шаги. Голос спросил на тюркском наречии:
– Кто здесь?
Голос был негромкий, старческий. В становище Эртугрула говорили на другом тюркском наречии, но Осман понял, о чём спрашивает голос... Меж тем спрашивающий предположил, должно быть, что вопрос не понят, и потому повторил по-гречески уже:
– Пьос хтипа?
– Кто там?..
Осман, чувствовавший волнение, откликнулся сдавленным голосом:
– Отворите! Я - тюрок и правоверный...
Шаги приблизились. Теперь слышно было, как отодвигают засов. Деревянная низкая дверь отворилась. Осман распрямился. Увидел старого человека, белобородого, с лицом сморщенным и потемнелым. Одною рукой
– Кто ты, всадник?
– проговорил старик доброжелательно. — Я тебя не видал здесь прежде. Ты не из тех ли тюрок, которые днём подъезжали к нашему селению? Вы не лагерем ли встали?..
– Да, отец мой истинный!
– отвечал Осман с волнением, всё не утихающим... Он называл ещё недавно отца Николаоса «почтенным отцом», но теперь он был сильно взволнован и чувствовал этого бедного старика в чалме таким близким себе...
– Да, отец мой истинный! Я из тех самых тюрок. Мы - из племени кайы, мой отец - Эртугрул; я еду во главе посольства к султану Коньи! Я увидел мечеть и, должно быть, при ней есть и имам. Ещё ни разу в своей жизни я не говорил с имамом! Только мой отец земной Эртугрул просвещал меня в нашей вере, как мог!.. Не окажешь ли ты мне милость, не позволишь ли переночевать в твоём доме, и наутро не укажешь ли мне имама, чтобы я говорил с ним?..
– Входи, будь гостем!
– Старик посторонился от двери, показывая, что впускает пришельца охотно. — Только прежде обойди дом и поставь своего коня в хлев. Конюшни у меня нет. Придётся твоему доброму коню постоять ночь с моими пушистыми приятелями. Там, в хлеву у меня ослик и коза с козлёнком. Привяжи коня, покорми его сеном; там у меня и поилка есть — каменное корыто...
Осман послушно пошёл с конём, куда указал хозяин, и в хлеву привязал своего коня, обиходив его... Беден был этот хлев и совсем не походил на богатые конюшни султанов и настоятелей франкских и греческих монастырей!..
Вслед за хозяином гость прошёл в дом, пригибаясь, потому что потолок был низок. В комнате Осман увидел завесу...
– Там, за этой завесой, покои моей старухи!
– сказал, улыбнувшись щербатым запавшим ртом, старик. — Мы с ней остались вдвоём. Дочерей выдали замуж, а единственный наш сын состоит имамом при одной из конийских мечетей...
– Твой сын - имам?!
– обрадовался Осман.
– Скажи мне, как отыскать его в Конье?
– Не знаю, стоит ли тебе отыскивать его! Я и сам порою спорю с ним! Он у меня горячий ортак - содружник Султана Веледа [196] , сына покойного Джелаледдина Руми. А я - человек старой закалки; мне эти учения не внушают доверия! Старые мечи, они ведь могут покрепче самых новых, да и получше закалены. А ты, я вижу, ещё прост и в правой вере наставлен мало. Но что же это я держу тебя на ногах? Ты, верно, устал! Ступай, садись. Я принесу воду - вымоешь руки и поедим...
196
...Султана Веледа...
– Мухаммад Султан Велед (1226-1312) - сын Руми, в своем творчестве и в деятельности суфийского ордена Мевляви развивал идеи отца.
– Я сыт...
– коротко и смущённо обронил Осман. Теперь он устыдился того, что обильно поужинал в трапезной монастыря вместе с монахами и настоятелем. Хорошо ещё, что его не угощали вином!.. Этот старик, должно быть, хорошо наставлен в правой вере и строго соблюдает все её законы! Попади он в становище Эртугрула, солоно пришлось бы кочевникам! Разбранил бы он всех!
«Должно быть, много ошибок и прегрешений мы допускаем!» - подумал Осман...
– Это что же?
– притворно сердился хозяин дома.
– Или ты позабыл наши тюркские обычаи гостеприимства?! Если ты в моём доме ничего не съешь и не выпьешь, ты мне - не гость истинный!
– Подчиняюсь!
– согласился Осман с весельем внезапным.
– А ты не сказал мне своё имя!..
– Я - Осман, сын Этугрула!..
–
О, ты хорошего рода, должно быть!– И старик назвал своё имя, но Осману имя его ничего не сказало...
Старик принёс для омовения рук самые простые таз и кувшин. Сели ужинать. Было так хорошо слышать тюркское наречие, сидеть привычно, со скрещёнными ногами. Пища была тоже самая простая: катышки сухого творога, лепёшки, айран... Гость решился спросить достойного хозяина кое о чём, томившем душу...
– Много ли существует разновидностей плодов земных, которые не дозволены для пропитания правоверным?
– спросил Осман с некоторой робостью.
– Не так уж и много!
– отвечал старик, проглотив глоток айрана из простой деревянной чашки.
– Прежде всего не дозволяется вкушать мясо нечистого животного - свиньи! Неверные не соблюдают этого запрета, но бывают жестоко наказаны страшной болезнью, от которой умирают в муках сотнями! Говорят, эта болезнь происходит от страшного червя, заводящегося в жаркую летнюю пору в мясе живых свиней [197] . Этот червь причиняет свиньям смертельную болезнь, а люди заражаются, отведав заражённого мяса. Так говорится в сочинениях старинного лекаря ибн Синны [198] и в сочинениях его учеников и последователей... Но ведь эти неверные никогда не слушают разумных советов, исходящих из уст правоверных! Видя, что правоверные не вкушают нечистого мяса, проклятые неверные нарочно объедаются этим мясом в свои праздничные дни и мрут, как мухи!..
197
...в мясе живых свиней...– Речь идет о трихинеллезе. Когда греки попытались разводить свиней в жарком климате Ближнего Востока, животные часто заболевали трихинеллезом; заболевали и люди, поев зараженного мяса; периодически вспыхивали настоящие эпидемии.
198
...ибн Синны...– Абу Али ибн Синна (Авиценна) - выдающийся врач древности, автор многих трудов, из которых наиболее известен «Канон врачебной науки» (980-1037).
– А петушьи яички, дозволено ли их вкушать правоверным?
– Петушьи яички?!.. С чего это пришло тебе на ум?.. А- а! Я понял, в чём тут дело! Ты уже успел погостить в монастыре, в обители неверных! Они, стало быть, приняли тебя как почётного гостя и приготовили для тебя самое почётное кушанье...
Осман отставил чашку, щёки его покраснели, он испытывал стыд... А старик продолжал насмешливо:
– Что же ты не остался на ночлег у хозяев, столь гостеприимных? В богатой обители неверных тебя устроили бы лучше, нежели здесь, в бедном жилище сельского имама!..
– Так ты имам, о отец мой истинный?!
– Осман невольно сжал ладони на уровне груди.
– Да, я здешний имам! Но для чего тебе это? Я ведь не могу накормить тебя похлёбкой из петушьих яичек; не могу поставить твоего коня в хорошую конюшню! Я не распоряжаюсь в храме, роскошно убранном и разрисованном, подобно обиталищу блудницы! А тебе ведь это надобно! Ты ведь о благе для своего тела печёшься более, нежели о душе!..
– Прости, прости меня, отец мой истинный! — Охваченный искренним порывом раскаяния, Осман прикрыл лицо ладонями и пригнул голову.
– Открой лицо и смотри на меня!
– произнёс старик нарочито сердито. Но ясно было, что на самом деле он не настолько сердит на своего внезапного гостя.
– Я ведь ещё не ответил на твой вопрос. Эта похлёбка из петушьих яичек не запретна для правоверных...
– А оливки?
– Оливки также...
– А то, что я сидел с ними вместе на их седалищах высоких, - спустив ноги вниз, - это очень большой грех?
– Нет, не очень! Но впредь не трапезуй с иноверными, если нет особой нужды. Многие сходны с тобою в этом - каются в совершении мелких грехов, а меж тем вершат воистину великий грех - не думают со всею серьёзностью об Аллахе!..