Хей, Осман!
Шрифт:
Несколько дней они провели в охотничьих выездах с ловчими птицами. Затем оба охотника, сопровождаемые - каждый - своими спутниками и свитой, разъехались.
Но Осман не вернулся в становище, а помчался в Инёню... А в Эски Шехире вероломный приятель Османа застал посланного от шейха Эдебали.
Посланный передал послание написанное, в котором шейх говорил, что несомненно Мальхун увезена Османом и отец её знает об этом... Но отец Мальхун уже вернулся из Эски Шехира в Итбурну. Шейх меж тем размышлял, как поступить. Он имел в Итбурну большую власть и мог бы приказать заключить отца Мальхун под стражу. Но он этого не сделал, а принял вид, будто ничего не случилось. Он уже предугадывал силу Османа.
Сын
– Ты не думай, отец, будто всё дело в похищении девушки! Дело в том, что Осман похитил девушку из твоих владений. Он пренебрегает нами, он не просит у нас позволения ни на что! Кто он? Он и его отец - независимые правители внутри наших владений? Что это значит? Они этим не удовольствуются, поверь! Как ты не видишь, что они уже давно перестали быть ничтожными кочевниками! В Конью Осман ездил со своим посольством, во главе его, как настоящий правитель!.. Надо положить этому конец!..
И вот наместники в Эски Шехире и в Инёню решили объединить свои войска и напасть на становище кочевников.
Эртугрул не мог знать об этом. Но гонец Османа принёс плохую весть. И тотчас Эртугрул начал отдавать приказы. Составили повозки стенами; часть мужчин и юношей становища осталась и готовилась к бою. Остальные надели джуббы - кольчуги с длинными боковыми разрезами - и помчались к Осману.
— Будьте Осману хорошими акынджилер! [249] — напутствовал всадников Эртугрул.
249
...акынджилер...– Конные отряды Османа, набирались из добровольцев.
Мать Османа послала его прежнюю кормилицу и воспитательницу в юрту, где оставалась Мальхун, его молодая жена.
– Ей, должно быть, не по себе в одиночестве, — говорила свекровь.
– Да и боюсь я, как бы наши женщины не принялись упрекать её!
– Да ведь она-то и есть настоящая причина войны, а все видят, что война вот-вот разгорится! — сказала кормилица.
– Ты ничего не понимаешь!
– рассердилась мать Османа.
– Эта война всё равно должна была разгореться! Осману суждено сделаться полновластным правителем, а не каким-то наместником, подвластным монгольским прихвостням!.. А когда я говорю о женщинах нашего становища, ты знаешь, о ком я говорю!.. Поэтому ступай и проси почтительно мою невестку прийти в юрту ко мне!.. И если она и вправду умна, а она показалась мне умной, то она послушается и придёт!..
Мальхун сидела в свадебной юрте одна. Две приставленные к ней матерью Османа девушки-служанки попросили позволения отлучиться к своим родителям, и она отпустила их. Увидев полнотелую простую женщину, Мальхун не знала, что и думать. Но и та сразу увидела смятение Мальхун и заговорила быстро:
– Сладкая моя! Не тревожься. Я не принесла дурные вести. Твоя свекровь просит тебя прийти к ней в юрту...
Мальхун тотчас же поднялась, закуталась в покрывало и пошла вместе с посланной в юрту свекрови.
Мать Османа обрадовались, когда полог приподнялся и невестка молодая вступила в её юрту. Угощение уже было поставлено. Мать Османа выслала всех и осталась наедине с невесткой. Она усадила её рядом с собой и обняла её ласково.
– Дочь моя, ничего и никого не бойся, не опасайся! Когда твой супруг, мой сын, отъезжает по своим мужским делам, ты остаёшься под крылом моей защиты. Я - твоя свекровь, твоя вторая мать, я за тебя в ответе перед моим сыном. И в обиду я тебя никому не дам!..
Мальхун выслушала эти слова свекрови и поцеловала с почтением тыльную сторону
ладони её правой руки:– Госпожа! Благодарю тебя за твою доброту. Я давно лишилась матери. Ты сказала, что теперь ты - моя вторая мать. Будь же отныне для меня единственной матерью.
Мальхун говорила искренне; она сразу почувствовала искреннюю приязнь к матери Османа. «Какое-то горе переживает эта женщина, - думала Мальхун, - какое-то неизбывное горе!..»
И во всё время, покамест не было Османа, Мальхун оставалась в юрте свекрови. Они вместе разбирали приданое Мальхун - чеиз, - которое прибыло на повозке вскоре после отъезда отца Мальхун из Эски Шехира. Мать Османа подарила Мальхун много красивых материй, платьев и украшений. Мальхун показала свекрови, как шить на гергефе. И много они беседовали. Свекровь рассказала Мальхун о страшном горе - о смерти своих малолетних дочерей, сестёр Османа...
– Я - мать, я хотела спасти их любой ценой! Да, я искала помощи в обрядах многобожия, в язычестве, но разве не должна мать пойти на всё, лишь бы спасти своих детей? И ты не принимай меня за какую-то властительницу здешних мест, которая правит полновластно об руку со своим мужем-правителем! Супруг мой Эртугрул охладел ко мне. Я не знаю, что тому причиной! Я могла бы утешать себя и говорить себе, что причина этого охлаждения — моё обращение к обрядам многобожия; но не будут ли подобные утешения ложью? Не проще ли мне думать, что он просто- напросто разлюбил меня?! У него есть другие жены, они родили ему двух сыновей, братьев моему Осману... Сару Яты и Гюндюз преданы искренне брату. Но я боялась, что их матери станут настраивать исподтишка женщин становища против тебя...
– Я обретаюсь под крылом твоей защиты, матушка, да я и сама также могу постоять за себя! Это с тобой я добра и кротка, и мягка, словно розовый лепесток! Для тех, кто захочет обидеть меня, я буду колючей веткой, усаженной острыми шипами!..
Мать Османа рассмеялась, затем снова посерьёзнела:
– Ох, дочка! Пусть Аллах не допустит, чтобы ты узнала, каково это - не только делить любовь мужа с другими его жёнами, но и совсем лишиться его любви! Ох, каково это - проводить одинокие ночи, метаться на постели одинокой, кусать пальцы в отчаянии безысходном... Ведь это я была первой, кого полюбил Эртугрул! Мне первой сказал он любовные слова! Как я гордилась его красотой и силой, когда он был молод! Как мне было больно видеть его, когда он уже оставил меня! Как мучается моя душа теперь, когда он день ото дня стареет и я вижу, как слабеет его телесная сила! Но душа его крепка! Ты видела, как он приготовил становище к отпору врагам! Нас голыми руками не возьмёшь! Надобно будет, за оружие возьмутся и наши девушки, и женщины наши!..
Мальхун смотрела на свою свекровь; прежде Мальхун не встречала кочевниц...
– Если в становище все женщины и девушки так же смелы, как ты, матушка...
– Вы, жены и дочери насельников селений и городов, привыкли жить в каменных жилищах, не показывать своих лиц, не делать тяжёлую работу. Мы, кочевницы, иные совсем! Мы с детства привыкаем трудиться и воевать рядом с мужьями и братьями, наши отцы не держат нас взаперти. Да и жилища наши - лёгкие, не сходны с городскими домами-крепостями!..
— А ты не хотела бы, матушка, пожить в подобном доме?
– осторожно спросила Мальхун, помня о своих мечтах о хорошем доме для Османа и для себя.
– Нет!
– резко отвечала кочевница. Но тотчас лицо её приняло выражение озабоченности; - Отчего ты меня, милая невестка, спрашиваешь о каменном доме? Или тебе настолько тяжела жизнь в юрте?
– Нет, - смутилась Мальхун, — жизнь в твоей юрте мне вовсе не тяжела. Здесь хорошо дышится, прежде мне не дышалось так вольно...
– Ты правду мне говоришь?
– спросила сурово мать Османа.