Химера
Шрифт:
— Опыт нынешнего утра подсказывает мне, что карты врут даже чаще, чем те, кто раскидывает их на столе! — снова попытался отшутиться Максим. В душе он прекрасно понимал мужчин, о которых только что говорила Варвара. Он и сам с удовольствием убежал бы отсюда как можно дальше, но природное любопытство и профессиональный интерес удерживали его на месте.
— Садись! — голосом не терпящим возражения сказала ведьма. — Я погадаю тебе, а ты решишь, кому из нас можно верить, мне или картам, — она снова ослепительно улыбнулась.
— Не переживайте так за него, Оленька! — Ефим Карлович, как всегда неслышно подошел к сидящей в конференц-зале ведьмачке. —
— С чего вы взяли, что я за него переживаю? — вскинулась девушка. — Просто из-за его безответственного поведения дело простаивает, а я вынуждена бегать за ним по всему городу, вместо того, чтобы искать убийцу.
— Ну да, ну да… — как-то слишком легко согласился с ней медик. — Я почему-то сразу подумал, что все дело в расследовании. Кстати, как прошла ваша вчерашняя встреча?
— А то вы не знаете? — огрызнулась ведьмачка. Патологоанатом, конечно, был совершенно не виноват в ее плохом настроении, но сил сдерживаться просто не было. Последние дни слишком вымотали ее.
— Вы наверно намекаете, что старикам положено собирать сплетни по всему городу? — добродушно улыбнулся еврей. — Но лично я подобным не грешу, а предпочитаю узнавать все из первых уст. Надоедает, знаете ли, с годами разоблачать чужие фантазии, а со своей у меня туго, так что рассказчик из меня никакой. Может поэтому никто и не берет меня в свою компанию.
— Не берите в голову, — смягчилась Ольга. — Просто все как-то не складывается! Теперь еще отдуваться перед Виком, за вчерашний позор. Кстати, отвечая на ваш вопрос: у Антона все прошло — хуже некуда.
— Я же говорю, не переживайте, — снова улыбнулся патологоанатом. — Оно того не стоит.
Ольга так до конца и не поняла, что он имел в виду: похождения Максима, фиаско на переговорах с Антоном или ее грубость и непочтительное отношение к старшим, но переспрашивать не стала. Ей было не до того.
Дверь за Максимом закрылась и он, наконец, оказался на свежем воздухе, однако, ожидаемого удовольствия это не принесло. Из головы никак не шел нескладный разговор, карты на матовой поверхности стола, загадочное предсказание и таинственная женщина. Он хотел найти ответы, а получил только новые вопросы и от этого на душе стало еще тяжелее. К тому же до чертиков хотелось курить, а сигарет, как всегда в такие моменты, под рукой не было.
Варвара не стала напускать на себя излишнюю загадочность. Вместо этого она подробно разложила по полочкам едва ли не всю его прошлую жизнь, изредка сверяясь с картами. Заславский так и не смог определить: видит ли она все это на затертых прямоугольничках цветного картона, или просто слишком хорошо осведомлена о персоне утреннего гостя и достойно подготовилась к встрече с ним. В чем он точно не сомневался, так это в том, что взгляд ее невероятно глубоких карих глаз проникает в самую духу грубого опера. От этих бездонных омутов не в силах был спасти даже разделявший собеседников стол. Если молодая и горячая Баташова запросто могла убивать неприятеля своим колким взглядом, то мудрая и опытная Варвара действовала не в пример тоньше, погружая Максима в сладостную томительную негу. Ради такой женщины в пору было сворачивать горя и идти на смертный бой с драконами…
Настоящее, если верить картам, выглядело предельно просто и предсказуемо. Не вдаваясь в подробности и отбросив лишний словесный мусор выходило примерно следующее: молодой пиковый валет — Заславский — вляпался по самое не могу. Кружат вокруг него матерые короли и дамы, причем их количество неизменно превышало видимых на горизонте персонажей, что создавало впечалнение, будто его тернистый путь еще
только в самом своем начале.Гадать на будущее ведьма категорически отказалась, заявив, что если знать все наперед — жизнь будет скучной и унылой. Вот такие дела…
Надо было ехать в контору и приступать к работе, но Заславский чувствовал себя совершенно опустошенным. Ниточки, за которые он пытался тянуть безнадежно рвались или ускользали из рук, подобно маленьким вертким змейкам. От всего этого на пальцах, вместо приятного покалывания оставалось невероятно мерзкое ощущение.
Было и еще одно неприятное обстоятельство, которое бесило Максима. Его всегда выводили из себя вещи, которые он не мог ни принять, ни изменить. Собственно это было даже не обстоятельство, а просто не законченное дело, причем не его, но он все равно чувствовал, что не может пройти просто мимо. Заславский усмехнулся, подумав, что, пообщавшись с Баташовой всего несколько дней, он стал полагаться на свои ощущения гораздо больше, чем когда-либо за всю свою жизнь.
Сорок минут спустя, выходя из здания родного отделения милиции, он достал из кармана служебный телефон, включил его и нажал на вызов:
— Пришли машину, — произнес он в трубку и назвал адрес.
То ли его голос прозвучал как-то по-особенному, то ли его заместительнице было просто наплевать, что с ним происходит, но Баташова не стала ничего говорить или спрашивать.
Когда минут через пятнадцать возле бордюра притормозил джип, урна неподалеку от Максима обогатилась тремя новыми окурками.
— Держи! — забравшись в салон, Заславский швырнул напарнице конверт из плотной бумаги.
— Что это? — Ольга изогнула левую бровь и, повинуясь чувству имеющему равную власть на всех женщин, не зависимо от того являются они ведьмачками или домохозяйками, достала на свет божий десяток фотографий.
С минуту она рассматривала их с бесстрастным выражением лица, а потом подняла взгляд на шефа:
— И что? — непонимающим тоном поинтересовалась она. — Девушка, молодая, довольно красивая и совершенно точно мертвая. Но это не Марина и не кто-то из ее подруг. Зачем ты дал мне эту гадость? Судя по всему, перед смертью ее изнасиловала рота озабоченных солдат-срочников, но если ты рассчитывал, что подобное зрелище заставит меня биться в истерике — я вынуждена тебя разочаровать. Мне доводилось видеть вещи похуже, причем воочию, с соответствующими запахами и в более мрачной обстановке.
— Ты не узнаешь ее? — коротко спросил Заславский и сам не узнал свой голос, каким мертвым он ему показался.
— Нет! Я никогда ее… — Ольга бросила еще один взгляд на снимки и вдруг осеклась. Узнала. Некоторое время она молча смотрела на застывшее в неестественной позе тело уже не перелистывая фото, а потом убрала их обратно в конверт. — Вот мразь! — зло прошептала она, возвращая, ставшую невероятно тяжелой, бумагу Максиму. — Жаль, что мы ничего не можем ему сделать! Я с удовольствием придавила бы эту гниду, но Антон слишком силен, опытен и осторожен.
— Из-за таких слов, подобные сволочи и чувствуют себя так вольготно в нашем мире, — Заславский, в отличие от ведьмачки не представлял истинную мощь противника, зато о морали имел весьма однозначное представление. — Можно тысячу раз говорить, что она сама пришла в его клуб и сама подсела к тому негодяю с толстой пачкой купюр, но если ты видишь, знаешь чем все кончится и ничего не делаешь — ты еще хуже, чем убийца, нажимающий на курок или вонзающий нож в теплую плоть, а он… он… Ему же просто нравится все это, он кайфует, видя как кто-то рушит что-то хорошее, ломает жизни. Урод! Червь! Тварь! Наверное, кусает локти из-за того, что не установил камеры в том проулке, где те подонки резали девочку.