Хироми
Шрифт:
Хироми рассказывал свою историю с грустью, но просто, искренне и без ужимок. Господин Рё проникся к нему симпатией, видя перед собой запутавшегося одинокого ребёнка.
– Хироми, а как это? Ты осознаёшь себя, когда превращаешься в кота?
Парень задумался.
– Д-да… – с запинкой ответил он. – Ну, я осознаю себя, только… как бы объяснить… Это как будто я, но и леопард одновременно. Если, скажем, ему захотелось бежать или охотиться, у меня не всегда получается это остановить.
– Хироми, ты чудо, – произнёс Хасэгава, испытывая сильное желание закурить от всех этих мыслей и открытий. Глаза его улыбались, блестели, с интересом разглядывая собеседника. Мужчина даже подался
– Скорее, это проклятие. Теперь у меня нет ни образования, ни профессии, и идти мне некуда, вы правы.
– Ты сказал, что от тёти убежал, но где же ты жил после этого?
Хироми сделал было вид, что собирается подняться из-за стола, но вопрос заставил его поёжиться и бросить беспомощный взгляд на господина Рё.
Как бы хотелось забыть всё, что с ним произошло в том месте, которое он привык называть домом. В то же время, другая его часть желала наконец облегчить душу и рассказать кому-то, как горько ему пришлось из-за своей неосмотрительности.
Вот только опыт подсказывал, что неосторожно принимать интерес человека за чистую монету.
Несколько секунд парень сражался со своими сомнениями, а затем подобрался, расправил плечи и приготовился говорить.
Глава 3
Легко ли рассказывать о своём прошлом незнакомому человеку? Особенно если оно не блещет достижениями, да и вообще слишком тёмное, как было у Хироми. Не то чтобы он впервые оказался в подобной ситуации и не знал, как себя вести. Напротив, у парня в подобных случаях все шло, как по накатанной. Но использовать Хасэгаву, который помог коту, а не смазливой мордашке, казалось чёрной неблагодарностью. К тому же после продолжительных скитаний Хироми наконец наелся, отогрелся – всё его существо требовало передышки и спокойствия. Он решил позволить себе побыть в безопасности и уюте этого дома с радушным и доверчивым хозяином, мало что знающим об оборотной стороне жизни.
Воскресное солнышко ласково гладило Хасэгаву по макушке, он улыбался своему гостю, попивая чай из маленькой пиалки и не замечая в Хироми, кажется, ничего, кроме торчащих острых коленок, обтянутых плюшевой тканью, лёгкого румянца на щеках и влажных губ, которые парень вытянул уточкой, приступая к рассказу.
– Мои родители погибли во время тайфуна, когда я был совсем маленьким, – начал Хироми нарочито печальным голосом. – В префектуре Нагано мы жили у самого берега залива, и наш дом сильно пострадал. Мне было года три. Помню только то, что снится мне в кошмарах по ночам… – Хасэгава удивленно приподнял брови, глядя, как глаза Хироми заблестели, будто наполнившись слезами. Он смутно припоминал новостные сообщения о наводнении на севере каждые пару лет.
– После этого меня отправили к тётке в деревушку Окухида Оннсен, – грустно вздохнул парень-кот.
– Там начались мои первые обращения. Как говорила тётя, я чудом выжил, и от стресса во мне проявились скрытые способности.
На самом деле у Хироми было несколько воспоминаний о том периоде жизни, однако он берёг их как своё единственное сокровище и ни с кем не делился.
Иногда ему снился тихий весенний дождь (в народе его зовут "свадьбой кицунэ" 12 ) и мелодия колыбельной, в которой он не знал слов. Она приглушённо звучала над самым ухом из глубины материнской гортани, из-за сомкнутых губ, обволакивая его мягким коконом.
12
прим. авт. – Дождь, падающий среди ясного неба, иногда называют кицунэ-но ёмэири, или «свадьба кицунэ»
Хироми казалось, что это воспоминание и есть его душа. Единственный голос, которому он верил, хотя не помнил слов. Единственная ниточка, которая связывала его расслаивающуюся личность воедино.
Ещё в памяти возникала река с узким извилистым руслом и мутной зеленоватой волной, берег, поросший густым кустарником и тутовником, выглядывающие из разросшихся крон небольшие домики в два этажа. Закат раскрашивал нежно-розовыми тенями их выбеленные известью стены и плоские покрытые гудроном крыши.
Возвращались эхом тишина и зной летнего дня, парящие над разогретой землёй вместе с терпкими тяжёлым запахом трав, и пронзающая воздух трель сверчка.
Свои кошачьи воспоминания парень не любил и подавлял, но они были такими яркими и назойливыми, что это было не так уж просто. Кому захочется вспоминать, как делал лужи у каждой стены, старательно вынюхивая местечко перед тем, как пометить своим запахом? Или как свернул шею своему первому голубю, вспорол его зубами и с жадным рычанием и бульканьем напился тёплой крови? Но насколько животные инстинкты были требовательными, столько приносили и удовлетворения, поэтому с ними было так трудно бороться.
Деревня тёти находилась в горах. Трасса взбегала по горным хребтам идеально ровной эластичной лентой, в зиму черной и блестящей от влаги. Пешие тропки вели вверх к канатной дороге, вниз к берегу бурной каменистой реки. Но гомон туристов, приезжавших круглый год то на горячие источники, то на лыжный курорт, не умалял молчаливого и грозного величия скал.
Дом Итикавы Мичи, тёти Хироми, стоял на одном из горных хребтов рядом ещё с тремя, похожими как братья-близнецы домиками, обшитыми тёмным деревом. С одной стороны вершину опоясывала дорога, а с другой глубокий обрыв. Чтобы попасть оттуда в магазин, школу или поликлинику, надо было ехать на велосипеде или автобусе.
По утрам облака садились так низко, что вокруг ничего не было видно, будто в тумане. Хироми любил стоять в густой белой пелене, вдыхать влажный и плотный воздух. Здесь он мог представить себя обычным мальчиком, которого не мучают неясные видения чужой необъяснимой силы.
Хасэгава засмотрелся на ушедшего в свои мысли парня. Сейчас он выглядел таким же открытым и беззащитным, как когда спал котом у него под боком.
Вдруг Хироми тряхнул головой, приводя мысли в порядок. Рядом с этим незнакомым мужчиной ему было так хорошо и спокойно, что он неконтролируемо расслаблялся и становился собой, чего никогда себе не позволял в подобных случаях.
– В детстве я большую часть времени ходил котом, – продолжил Хироми, с тайным удовлетворением глядя на то, с каким вниманием и сочувствием Хасэгава слушал его рассказ. – Даже если принимал облик человека, это получалось ненадолго, и я мог перевоплотиться в любую секунду. Поэтому тётя Мичи не отдавала меня в сад и в начальную школу. Она сама обучала меня дома, когда приходила с работы. Конечно, у меня не было друзей. Я почти всегда был один, – самозабвенно ныл парень и даже театрально всплеснул кистями рук.
Тут, конечно, Хироми умолчал о том, что, предоставленный самому себе, лазил по всем близлежащим закоулкам котом, и его быстро заметил один молодой прощелыга, живший по соседству. Этот парень не работал, и когда его первый шок от встречи с оборотнем прошёл, он тут же научил Хироми забираться в открытые окна и вытаскивать из домов всё, что плохо лежало. Тогда для Хироми это было приключением, ему нравилось иметь друга, нравилось ощущать себя ловким и безнаказанным. И постепенно этот парень стал занимать всё больше места в его жизни.