Хирургическое вмешательство

За окнами стоял ясный осенний день, но по офису медлительно текли сумерки. Лампы дневного света ровно гудели; их тусклый свет, казалось, блек, выцветал до какого-то потустороннего оттенка, и живые цветы в горшках казались искусственными.

Менеджер подался вперед, почти опустившись грудью на стол.

– Раньше это называлось «продать душу», - свистящим шепотом сказал он.

– Я знаю, - ответил клиент. В глазах его серела решимость.

Менеджер сел.

– Вы сатанист? – обыденным голосом спросил он.

– Что?

– Некоторые сатанисты думают, что тут можно продать душу Люциферу, - криво ухмылялся менеджер. – Двух-трех мне так и не удалось переубедить, но их, откровенно говоря, и не жалко. Послушайте, вы продаете душу не потусторонним силам, уж не знаю, какие вам больше нравятся, а нашему родному государству. Не дальше, никак не дальше, чем Российской Федерации в лице государственной акционерной компании Ростэнергопром. Вы так любите Родину?

– Послушайте…

– Не перебивайте. Я объясню, на что ей ваша душа. Видите ли, тонкое тело хомо сапиенс – уникальный энергоноситель. У вас его примерно три грамма. В реакторе станции, работающей на тонком топливе, они будут эквивалентны примерно девятистам килограммам топлива атомного. Больше того, энергия распада души, в отличие от энергии атомного распада, абсолютно безопасна, безвредна для экологии… я понятно выражаюсь?

Клиент молчал. За дверью, где были касса, секретарша и охранник, заспорили и чем-то загрохотали. Менеджер перевел дух. Он вел разговор не в первый раз, но все это до сих пор действовало ему на нервы.

– А теперь я расскажу о том, что вы почувствуете. Особого воображения не требуется. Будет почти как в сказке – адские муки в геенне огненной… а потом исчезновение. Полное. Понимаете, полное!

Юноша опустил веки. Между бровями пролегла складка.

– Послушайте, - сказал он, - я знал, зачем сюда шел. Я все понимаю. Думаете, я еще не решил?

– Зачем? – бросил менеджер. – Зачем вам это?

Юноша вскинул глаза.

– Насколько мне известно, - отчеканил он, - эти сведения я предоставлять не обязан.

Менеджер потер лоб.

– Не обязаны… да. Но вы же неглупый человек. Вы же понимаете, что такое тонкое тело. Да, оно тоже однажды умрет. Но у вас впереди тысячи физических жизней! Тысячи лет, за которые можно все изменить. Раньше во время реинкарнации теряли память, но при нынешних технологиях это перестало быть проблемой. Хотите помнить себя – будете помнить. Может, вы сделали диагностику кармы и перепугались? Послушайте, это не приговор и не повод совершать окончательное самоубийство. Даже если у вас на совести такое, что и меня приведет в ужас – выход есть всегда. Если это преступление, вы можете сдаться властям и искупить его в заключении. Если нет, или если вы не хотите сидеть – идите зарабатывать деньги. Накопите на карматерапию.

Клиент вздохнул, разглядывая свои пальцы.

– У меня была серьезная причина прийти сюда, - сказал он очень спокойно. – Я все обдумал. Ни карматерапевт, ни кармахирург, боюсь, не помогут.

– Даже так? – уронил менеджер и болезненно поморщился.

– Да.

Менеджер изобразил задумчивость. Он читал текст наизусть по инструкции, а в той были помечены звездочками моменты, когда следовало задуматься.

– Значит, вам очень, очень нужны деньги… прямо сейчас. Вас шантажируют? Вы кому-то должны? Скажите честно. Мы занимаемся такими делами. Здесь скрытая камера, неподалеку наши ребята, вам гарантируют защиту, этот вопрос решат. В любом случае, неужели разумно продлевать эту жизнь ценой отказа от остальных?

– Нет, - сказал клиент. – Меня никто не шантажирует.

– Это из-за другого человека? – спросил менеджер с неожиданным сочувствием. – Деньги на лечение? Я понимаю, иногда кто-то дороже тысячи жизней… но ведь он потом родится опять. Даже если надежды нет – этот человек родится снова, скорее всего, с хорошей кармой, и будет жить – а вас уже никогда не будет. И если однажды тому человеку снова понадобится помощь, вы не сможете ему помочь.

Клиент, показалось, вздрогнул. Менеджер напрягся. Те, кто срывался, обычно срывались раньше, до последнего довода добирались лишь самые стойкие, действительно пришедшие ради родных и любимых. Но они тоже ломались и уходили, раздавленные своим предательством; а с другой стороны, как назвать того, кто пожелает себе излечения такой ценой? С этической точки зрения все это, должно быть, выглядело чудовищно, но тонко чувствующих особ сюда работать не брали.

«Собачья работа», - в который раз подумал менеджер. Хуже, чем надзирателем в тюрьме, хуже, чем санитаром в дурдоме. Он и до нее не отличался впечатлительностью, а профессиональная деформация выбила из него остатки человеческого. Менеджер это понимал сам, и подозревал, что такой кармы, какую он себе тут заработал, хватит на десять жизней с церебральным параличом или десять смертей от СПИДа в Голодной Африке. Надежда была только на медицинскую страховку, гарантированную сотрудникам министерства – на пресловутую карматерапию.

– Знаете, что? – мягко сказал клиент. – Давайте договоримся так: я материалист, не верю ни в душу, ни в ее бессмертие, и хочу просто срубить бабок, пользуясь глупостью окружающих. И вы не станете меня отговаривать. Дайте договор.

Менеджер невольно набрал в грудь воздуха с намерением открыть клиенту глаза на очевидную абсурдность его слов, но вспомнил, что положенное по инструкции зачитал, а за большее ему не платят.

– Дело ваше, - буркнул он.

– Хорошо.

Серый стол устлали тускло-белые листы договора.

– Подписывайте на каждой странице, фамилию полностью, разборчиво, дайте паспорт. Все.

Клиент ясно улыбнулся. Менеджер этого не видел, потому что смотреть на клиента ему было тошно.

– А что теперь? – спросил белесый юноша, склонившись над документами.

– Сейчас в кассе начислят деньги на карточку, - хмуро ответил менеджер, медленными движениями складывая уже подписанные листы и пакуя их в файл. – Через десять минут будет готово. За эти десять минут на ваше тонкое тело поставят опознавательный знак. Клеймо. Вы еще можете отказаться. Сейчас.

Клиент молчал. Менеджер не видел выражения его лица – не смотрел. В офисе было холодно, руки зябли, и думалось, что надо пойти отрегулировать кондиционеры, а то цветы же померзнут.

Старый юноша проставил все подписи и сложил руки на коленях.

Он так ничего и не сказал.

– Стажер! – внезапно почти с ненавистью проорал менеджер, обернувшись. – Эй, стажер! Ну где ты там, с печатью огненной?!

Клиент вздрогнул и встрепенулся, пытаясь заглянуть через стол, за перегородку из непрозрачного стекла. Там, похоже, была дверь или выход в коридор.

– Вот сволочь, - процедил менеджер, берясь за мобильник. – Опять в Контру режется… Стажер! Иди сюда, работа пришла!

Дверь звучно хлопнула, затрепетал ламповый свет, и появился стажер.

Он был прекрасен.

Он был прекрасен неуместно и неприлично. Улыбка и одеяния его источали рекламный блеск. Вначале помстилось, что на плечах стажера – медицинский белый халат, но это был только светлый летний плащ, слишком легкий для стоящих теперь погод. Облаченный в плащ поверх джинсов и свитера парень – лет двадцати пяти, веселый, свежий и ухоженный, какой-то отлакированный, точно новый автомобиль на выставке – выглядел, откровенно говоря, нелепо: до такой степени не соответствовал обстоятельствам.