Хищники с Уолл-стрит
Шрифт:
Не утаскивай Сэм на дно своим дерьмом, сказал я себе.
– Позволь проводить тебя.
– Ты уверен? – спросила Сэм. – Путь неблизкий.
Она была права. Пешком до ее кирпичного дома в Виллидже идти минут тридцать.
– Может, надо взять мотор, – уступил я, гадая, как лучше потрафить Сэм. – В конце концов ты шагаешь за двоих.
– Я беременная, а не хромая, – игриво упрекнула она. – И что это вы все, мужики, так реагируете?
Почему мужики? С чего это во множественном числе?
Прижавшись друг к другу, мы влились в неустанное пешеходное движение Манхэттена, прокладывая
Может, я смаковал забытое удовольствие близости. Прикосновение Сэм согревало мне душу, усиливая хмельную фосфоресценцию вина. Я стал ценить ее дружбу еще больше. Давненько уже я не проводил время с женщиной с глазу на глаз.
Толком не понимая, что чувствую, но не питая сомнений на предмет своих обязательств, я бежал в Швейцарию. Деньги – вещь надежная. О деньгах я могу говорить когда угодно.
– Бетти Мастерс передает привет. Я видел ее на выходных.
Сэм остановилась и заглянула мне в глаза со странной смесью теплоты и удивления.
– Ты ради меня ездил в Нью-Палц?
– Я недурно провел день.
– Спасибо, – ласково сказала она, пожимая мне руку. – Как прошло?
– Я сказал ей, что к чему. Что я помогаю тебе свернуть «Келемен Груп». Что я звонил бухгалтерам и твоему адвокату.
– Моему адвокату?
– Поповски. Айра сказал, что суд штата по наследственным делам берет дело на себя. Он может помочь так, как мне не под силу.
– Спасибо, – повторила она с искренней признательностью в голосе. – От бухгалтеров вестей не было?
– Нет.
– Мне тоже, – вздохнула Сэм, теперь уже с тревогой.
– Сейчас лето, – успокоил я ее. – Все в отпусках.
Я просто вне себя, что они не перезвонили.
– Тебе известны имена кого-нибудь из команды аудиторов? – осведомился я.
– Крейн или Крават, – логично предположила Сэм.
Блин.
– Ну, пока они нам не нужны, – заявил я, пытаясь спасти лицо.
– В каком это смысле?
– Бетти нашла финансовый отчет фонда. Там перечислены хедж-фонды, в которые Чарли инвестировал. Мы начнем изымать средства из одного за другим.
– А их много?
– Не знаю. К тому времени как мы с Энни и Хлоей ушли, Бетти еще ничего не прислала по факсу.
– А нам вообще нужны аудиторы? – поинтересовалась Сэм.
– Несомненно. Они располагают более актуальными сведениями.
– Я бы с радостью со всем этим закруглилась, – сообщила Сэм. – Мои родители тоже были инвесторами. Они уже начинают задавать вопросы.
А тело Чарли даже остыть не успело.
– Очень жаль, что я не могу покопаться у Чарли в кабинете.
– Понимаю, – согласилась Сэм. – Там все обмотано лентой. Фараоны утащили серверы, автоответчик, архивы… – Помолчав, Сэм добавила: – Но одну вещь они проглядели.
– А именно?
– Ноутбук Чарли у меня.
– А почему ты им не сказала?
– А почему они меня не спросили?
В резиденции Келеменов Сэм налила мне солидную стопку лимончелло. Алкоголь и лимонная сахаристость
прогнали послевкусие каджунских специй. А заодно избавили Сэм от запахов «Живца» у меня изо рта, когда мы молча уселись рядышком на бурой софе в гостиной. Ун, Де и Труа изо всех сил лизали мне руки в надежде долизаться до источника ароматов отбивной в яйце, а на заднем плане Рей Чарльз распевал «Джорджию». Я потягивал густой, приторный ликер. Все мы были счастливы, включая и собак.В конце концов моя рука как-то ненароком приобняла Сэм. В этом жесте не было какого-то особого значения. Мы держались друг за друга, как брат с сестрой, а не юные любовники, жаждущие большего. Таксы пристально наблюдали. Все три вытянулись столбиками на задних лапах – этакие вертикальные хот-доги, отрицающие законы физики.
Я окинул взглядом неоштукатуренные кирпичные стены и 20-футовый потолок. Костяк комнаты восходил к концу 1800-х – времени, когда люди и деньги лились в Гринвич-Виллидж рекой. Архитекторы уже больше никогда не станут проектировать резиденции с шестифутовыми витражными окнами. Как и не станут набивать дом резными мраморными каминами из Милана или резными лестницами из вест-индского красного дерева. Потолочный карниз был далек от симметрии. Резчики придали ему вид лиан в чаще дождевого леса, лазутчиков джунглей, торжествующих над человеком в вековечной борьбе за господство над окружающей средой. Результат получился потрясающий.
Карма Чарли окутывала нас. За 25 тысяч долларов он заказал причудливую стеклянную люстру в форме гигантского осьминога, как заказал и 14-футовую картину. Абстрактный взрыв алых завитков, черных текстур и землистых оранжевых запросто мог доминировать над помещением, но вместо того гаргантюанское полотно выгодно подчеркивало приглушенные тона восточного ковра за 125 тысяч долларов, украшающего широкие доски пола.
Чарли верил, что этот живописец будет следующим Пикассо.
– Это полотно стоит четверть миллиона, – поведал он мне однажды, – но я могу продать его вдвое дороже.
На мой взгляд, этот мазила – просто мазурик, вооруженный кистью и ящиком красок.
– Принимай, – посоветовал я.
На профессиональном сленге это означает: «Бери, сколько дают».
Чарли с усмешкой тряхнул головой в полнейшей уверенности в собственной ушлости.
– Гроув, – посоветовал он, – держись за свою цифирь, а искусство предоставь мне.
Чарли был прав. На предметах искусства он всегда наваривался.
Налив мне еще стопку лимончелло, Сэм поставила ее на старинный индонезийский кофейный столик с ручной росписью. Цвета ее, некогда яркие, за столетия смягчились.
– Гроув, даже не знаю, как тебя и благодарить.
– Ты же меня знаешь: всегда ищу, где бы хорошенько поесть.
– Я не об этом. Я не могу взять деньги, что ты прислал.
– Я и не думал, что ты их заберешь. Это в долг. Кроме того, я тут подумал…
– Давно пора. – Игривая улыбка Сэм всколыхнула во мне лимончелло.
Несмотря на поздний час, я все-таки намеревался поднять один последний вопрос.
– Я могу организовать кредит под залог недвижимости, и тебе вполне хватит, чтобы продержаться, пока мы не ликвидируем «Келемен Груп». Или не найдем счета. Что выйдет раньше.