Хищники с Уолл-стрит
Шрифт:
Кранч был прав.
Сэм вручила мне бокал, едва не расплескав красное вино. Чтобы открыть бутылку, штопор ей не понадобился. Неужели она пила?
Не может быть. Она беременна.
– Сэм, – наконец сказал я, расхрабрившись от вина, – ты скажешь мне по-честному?
– Что ты имеешь в виду?
– Ваш брак лопнул. И ты это знаешь.
Она воззрилась на меня немигающим свирепым взглядом, будто вот-вот набросится.
– Ты пришел поговорить о нашем браке?
Куда подевалась кроткая студентка, специализировавшаяся на истории искусств?
– Жаль, что в прошлый понедельник ты была не столь откровенна.
– Даже не знаю, что сказать, –
– Это еще не всё, Сэм.
– Я слушаю. – Она собралась с духом, готовясь к самому худшему.
– Ладно, – тяжело проронил я, удерживая ее взгляд своим. – Я процентов на девяносто уверен, что Чарли прокручивал схему Понци.
Она моргнула. Взгляд ее голубых глаз впился в мой. Но увидел я гнев, а не ужас. Несомненно, она думала о родителях, почтенных мистере и миссис Уолтер Уэллс из Бостона – почтенных по-прежнему, но двумя миллионами зеленых беднее.
– В каком смысле процентов на девяносто? – уточнила она.
– Чтобы добиться полной уверенности, мне нужно посмотреть ваши налоговые декларации.
– Зачем?
– Никто не декларирует ворованные деньги как доход, – пояснил я.
Спасибо тебе, «Закон и порядок».
– Наши деньги пропали? – поинтересовалась Сэм, чуть ли не умоляя меня сознаться в ошибке и яростно дергая за бретельку лифчика.
Чертова штуковина того и гляди порвется.
– Не знаю. Давай поглядим формы десять сорок. – Я взял ее руку и утешительно пожал.
Сэм повела меня наверх, в кабинет. Она молчала, а ступени особняка в Гринвич-Виллидже стонали от нашего веса. Наверное, под неуклюжими шагами ее 230-фунтового мужа подступенки молили о пощаде.
Стены кабинета были увешаны черно-белыми фото когорты Чарли, удравшими со светских страниц «Нью-Йорк таймс». Почти все на снимках были в смокингах или вечерних платьях. Многие держали стаканы с шотландским, предъявляя камерам широкие белозубые улыбки. На одном Бетти и Сэм крепко прижимались к Чарли с боков, и все трое орали в объектив. Это был замечательный момент, как и многие другие.
Почему же дом кажется настолько другим?
Я искал взглядом свой любимый снимок, семи– или восьмилетней давности, один из немногих сделанных под открытым небом. Капитан рыболовного катера с трехдневной щетиной и такой морщинистый, что сушеный чернослив по сравнению с ним кажется безупречно гладким, в окружении тесно сгрудившихся Сэм, Чарли, Эвелин и меня. Мы зафрахтовали его катер. В тот день морской волк хлебал персиковый шнапс, чествуя нас марлиновыми воспоминаниями из своего «легендарного» прошлого. Ни персиковый шнапс, ни рыбацкие байки не радовали нас тогда в открытом море, но теперь мне было приятно видеть Эвелин.
Сэм заметила, что я мешкаю. Может, прочла мои мысли. Потерлась о мое плечо, и ее прикосновение послужило сигналом о прекращении огня после недавней перепалки. Эта полуласка говорила: «Давай покончим с этим».
– Наши десять сорок здесь. – Сэм открыла нижний ящик старинной картотеки. Местами роскошную патину красного дерева портили россыпи сколов, почерневших от времени и употребления. Картотека выглядела как трофей одного из субботних мародерских набегов Чарли. Он отличался изысканным вкусом, а Сэм знала, где именно искать. Она вручила мне тоненькую папку.
– Я наткнулась на эту папку, когда искала банковские выписки.
Налоговые декларации Келеменов ничуть не походили на подаваемые богачами. Никаких K-1 {95}
или приложенных документов. Никакой показухи, призванной заставить агентов налоговой отступиться. У этой парочки не было даже перечня налоговых вычетов по форме A {96} . Весь мир заполняет, а они – нет. Скорректированный валовой доход, строка 37 формы 1040, ошарашила меня.95
K-1 – налоговая форма для держателей акций.
96
В Форме А указываются налоговые вычеты за медицинские расходы, благотворительность и т. п.
Сэм заметила, что я с первого раза не поверил собственным глазам.
– Что ты нашел? – поинтересовалась она.
– В прошлом году вы задекларировали доход в пятьдесят три тысячи долларов. – В тот миг я вычеркнул из головы еще теплившиеся сомнения в виновности Чарли. Перед глазами встал образ Фреда Мастерса, звезды хоум-ранов.
Игра окончена, Карло.
– Будь он проклят! – взвыла Сэм. – Да Чарли в месяц тратил пятьдесят три тысячи!
Не без помощников.
Чтобы потратить 53 тысячи долларов в месяц, нужно поднапрячься. А Чарли «Карло» Келемен был в этом докой. Он был одержим покупками, преподнося чуть ли не абсурдно дорогие подарки. Однажды, гостя в Джорджии, он презентовал хозяину кондиционер – массивный заоконный агрегат, выдававший 12 тысяч британских тепловых единиц. «У них в гостевой спальне жарче, чем посреди асфальтового шоссе в июле», – пожаловался он Сэм. Несомненно, она в оценке не ошиблась.
– Наверное, никаких активов у «Келемен Груп» нет, – наконец промолвил я. – Все ваши вещи оплачены деньгами инвесторов.
– Ой, да брось! – возразила она. – Мои родители тоже инвестировали. – И тут Сэм вдруг обмякла, как марионетка с обрезанными нитками. Мягко съехала спиной по стене, крепко плюхнувшись на деревянный пол.
Чарли водил ее за нос, решил я.
Сидя, она подтянула колени к подбородку. Защитная поза эмбриона оградила Сэм от моих слов и секретов Чарли. Сев рядом, я обнял ее одной рукой, вдруг обратившись в посланца доброты и всепонимания.
Или сугубо реалистичного дерьма. Я нагромоздил груду изобличающих улик. Был лишь один способ укрепить ее решимость. Беды Сэм только начинаются.
– Погляди-ка на это…
Пошарив в кармане, я извлек письмо Лайлы Приоло, а заодно и таблицу «Инвесторы». Рассказал Сэм всю историю: о своих опасениях из-за погашения, о поддельных рекомендациях и разговоре со Сьюзен Торп. На подробности я не скупился.
– Что же мне делать? – спросила она.
– Я бы для начала нанял адвоката. Поповски может порекомендовать подходящего защитника.
Сэм поглядела на меня с недоумением.
– А мне-то он зачем? Я ничего плохого не сделала.
– Ты-то – нет, а вот Чарли сделал. Люди будут вне себя, – пояснил я, для вящего эффекта продемонстрировав таблицу. – Они подадут иски – все, кроме одних. Может быть.
– Моих родителей? – предположила Сэм.
– Именно.
– Но почему ко мне?
– Не знаю, что хуже – потерять деньги или чувствовать себя в дураках, потому что кто-то обвел тебя вокруг пальца.
– А почему ко мне? – повторила она.