Хищные птицы

— Вот если бы так было везде, — восхищенно проговорил Мандо.

— У нас здесь нет ни грабежей, ни конфискаций, — сообщил Магат. — Нет ни ростовщиков, ни эксплуататоров, нет ни японцев, ни их гнусных шпионов. Наша политика — один за всех и все за одного.

Магат подробно объяснил гостям, каким образом они осуществляли демократическую форму правления.

— Если бы так было везде, во всех частях страны, — невольно вновь вырвалось у Мандо, — то мы давно бы покончили с японцами и без помощи американцев. Правда, для этого нужно и оружие, но боевой дух бойцов нередко превосходит силу винтовки и пули.

В штабе партизан в Калаяане имелся целый склад, где хранились самые разнообразные трофеи, захваченные у противника, начиная от оружия и обмундирования и кончая часами и авторучками.

— Мы даже захватили несколько радиоприемников и велосипед, на котором теперь ездим, — не без гордости сообщил Магат.

Внимание Мандо привлекли несколько масок для ныряльщиков. Они были соединены с аквалангами, рядом лежали ласты. Мандо спросил у Магата, не нужны ли к этим аппаратам специальные костюмы.

— Я знаю только, что это аппараты для ныряния, а что еще к ним нужно, не могу тебе сказать. Японцы ведь опытные ныряльщики, у них первоклассные подводные охотники, ныряльщики за жемчугом и умелые водолазы.

— А вы ими пользуетесь? — поинтересовался Мандо.

— Зачем нам нырять здесь, на суше? — пошутил Магат. — Ту речку, что ты видел, мы запросто перепрыгиваем. А если тебе нужно, возьми, — с готовностью предложил он.

— Мы идем к тихоокеанскому побережью, — сказал Мандо. — Может быть, они там сгодятся нам или кому еще.

Мандо отобрал две маски, два акваланга и две пары ласт. Он стер с ник пыль и натянул одну из масок себе на голову. Карьо приладил ему за спиной баллоны с кислородом.

— В самый раз, — радостно проговорил Мартин.

— Да, действительно, — сказал Магат, — только, наверно, трудно научиться плавать под водой.

Мандо обнаружил, что дышать совсем не трудно.

— А сколько времени можно находиться под водой? — поинтересовался он у Магата.

— Кажется, кислорода хватает на час или даже немного больше, — ответил Магат. — Так говорил один водолаз. Во всяком случае, он считает эти аппараты получше тех, которыми он пользовался в свое время, и потом они легче и проще в обращении.

Отправляясь на следующее утро дальше, помимо аквалангов, трое партизан уносили с собой немного продуктов и лекарства, полученные от Магата.

— Когда-то мы теперь снова увидимся, — сказал Магат на прощанье.

— Наверняка после войны, — ответил Мандо. — Дни японского господства сочтены.

— Здесь-то им давно уже крышка, — захохотал Магат.

Мандо решил дальше не идти по равнине, поскольку им пришлось бы непременно оказаться в Сага-сага и Калумпанге, находившихся в руках отряда, соперничавшего с отрядом Магата. И они выбрали изведанный путь — лесом.

Глава шестая

Наступило рождество тысяча девятьсот сорок четвертого года. Но Манила, обычно шумная и веселая в это время, выглядела совсем не празднично, она казалась пустынной, осиротевшей и мрачной.

Днем на улицах почти не появлялись прохожие. Вечером и подавно. В городе было введено затемнение. Лишь изредка проезжал автомобиль, да японский патруль совершал регулярный обход. Витрины магазинов выглядели тускло, торговать было нечем. Большие магазины уже давно были закрыты. Рестораны и бары на Санта-Крус и Эскольте обслуживали только японцев. В городе возникло несколько черных рынков. Они мало чем отличались от довоенных толкучек, беспорядочная торговля шла прямо на улице с рук. Иногда, правда, торговец раскладывал свой товар на земле. Здесь продавалось бее, в том числе и съестное. Товар был, как правило, «немного подержанный». Зато никаких правил или ограничений не существовало, сторговались — и деньги на бочку.

Сюда несли все: примусы, мясорубки, сломанные часы, радиодетали, стоптанную обувь, заштопанные на коленях и сзади штаны, старые женские платья, грязные мешки, ржавые ножницы, бывшие в употреблении зубные щетки, разбитые зеркала, сломанные, вышедшие из употребления зонтики, изображения каких-то святых, бюсты Рисаля, отслужившие свой век авторучки, книги по юриспруденции и медицине без обложек и тысячи прочих вещей, которых было столько же, сколько и торговцев. Вещь, которая осточертела владельцу или отслужила свой век, немедленно перепродавалась на черном рынке. И праздному покупателю ничего не оставалось, как открывать рот, когда с него требовали вдвое дороже того, что стоили эти вещи до войны.

«Никаких скидок! — орал обычно продавец во всю глотку, мотая головой. — Такого вам нигде не найти».

Может быть, Манила и казалась опустевшей только потому, что большинство ее населения устремлялось на толкучку.

Часть такого импровизированного рынка неизменно занимали зеленщики и торговцы фруктами. Грудами лежали молодые побеги съедобных трав и корнеплодов, не было недостатка и в таких редких овощах, как бобы батау или баклажаны. Однако пучок съедобной травы или горсть бобов стоили без малого десять песо. Свежая папайя — от пятидесяти до семидесяти пяти песо за килограмм. Один хороший банан оценивался в три песо, а часто случалось, что и за такую цену ничего нельзя было купить.

Кокосовый орех даже не продавался целиком. Его раскалывали и продавали кусочками по десять песо. Небольшой ломтик кастаньога стоил уже двадцать песо.

По соседству с зеленщиками обычно размещались торговцы вареной кассавой, печеными бананами, бинатогом [25] , пирожками из кассавы. Тут же можно было купить устриц, запеченных в остром соусе, козлиное мясо, собачатину. За этими двумя блюдами специально приходили любители.

Головы козлов и собак были выставлены на широких металлических тарелках. Их продавцы выкрикивали!

25

Бинатог — сваренные на пару зерна маиса, перемешанные с подсоленным кокосом.

«А вот тушеная козлятина! Вот отлично приготовленная собачатина! По новому рецепту, со специями! Подходи, отведай! Все без обмана. Вот козлиная голова! Вот собачья!»

Вокруг продавцов этих мясных деликатесов всегда толпился народ, но немногим было по карману выложить двадцать песо за кусок козлятины.

— А уж ты пожалел собачатины, — говорил один из покупателей своему знакомому, на которого не действовали никакие уговоры и нытье.

— Ты только погляди, — орал на него продавец. — С виду ведь это же настоящий жареный поросенок!

Много было людей возле соблазнительных лакомств, но еще больше голодных мух.

Само собой разумеется, что на толкучке было бы бесполезно искать рис, говядину, птицу или свежую рыбу. Эти продукты предназначались исключительно японцам и некоторым из филиппинцев, жившим их милостью. На черном рынке один мешок риса стоил двадцать тысяч песо. Но семей, способных наскрести такую сумму хотя бы «микки маусами» [26] , было слишком мало.

Торговцы «лекарствами от всех недугов» тоже облюбовали себе на толкучке постоянное место. Всевозможные снадобья были разлиты по бутылочкам, насыпаны в банки или просто завернуты в чистую бумагу. Любой жаждущий исцеления мог тщательно ознакомиться с содержимым бутылки и банок и даже попробовать на вкус. Здесь предлагали лекарства для приема внутрь, для наружного употребления, для компрессов и для полосканий. Послушать этих продавцов, так не существовало такой болезни, которую они не могли бы излечить, начиная от головной или зубной боли, колотья в груди, и кончая угрями, нарывами и даже холерой, дизентерией, малярией и чумой.

26

«Микки маусы» — так филиппинцы называли выпущенные японскими властями в годы войны оккупационные песо серого цвета.