Хищные птицы

И отец и дочь испытывали, пожалуй, одинаковое волнение, готовясь к встрече с этим человеком.

Глава пятьдесят четвертая

Мандо улыбнулся, представив себе, как через несколько минут он увидится с Долли. Ее дом и сердце вновь открыты для него. В радостном настроении он спустился вниз и в холле гостиницы столкнулся с Магатом.

— Еще один вечер в Париже! — с лукавой усмешкой изрек тот, узнав, к кому он собрался на обед.

Изобразив недоумение на лице, Мандо игнорировал прозрачный намек друга, ему не хотелось оправдываться.

Долли встретила его в дверях их роскошного бунгало и, ущипнув за руку, игриво проговорила:

— Хорошо, что выбрал время нас навестить. Ты еще не забыл, как я выгляжу?

— Давай не будем упрекать друг друга, Дол.

Долли провела Мандо в гостиную, где в глубоком кресле сидел дон Сегундо.

— Папа, вот и Мандо, — ласково сказала Долли.

Дон Сегундо поднялся и пожал гостю руку. Вслед за этим в комнату вплыла донья Хулия и церемонно приветствовала Мандо.

— Когда вы приехали в Багио? — осведомился хозяин.

— Сегодня в полдень.

— И надолго намерены здесь задержаться?

— Завтра начинается конференция. Она продлится дня два. Сегодня у нас пятница. Значит, уеду, наверное, в понедельник.

— Вы, очевидно, очень спешите?

— Да. Весьма нежелательно надолго покидать редакцию. Сейчас мы открываем новую типографию, скоро начнет работать наша радиостанция — в общем, забот хватает.

— А-а…

— Я надеюсь, ваша семья почтит присутствием торжественное открытие.

— Ну, если вы предупредите заранее, то, во всяком случае, я непременно буду.

Донья Хулия пригласила всех в столовую. Стол был накрыт на четверых.

— У вас здесь все навевает тишину и спокойствие, — заметил Мандо.

— Ну, не совсем так, — включилась в разговор хозяйка. — У нас постоянно в гостях Понг Туа-сон. — При этом она бросила беспокойный взгляд на дочь. — Не далее как вчера были губернатор Добладо, генерал Байонета, сенатор Ботин. У Долли всегда гости.

— Мама, но я ведь часто отказываюсь принимать кого бы то ни было. Мы здесь для того, чтобы отдыхать. Правда, папа? — быстро откликнулась Долли.

— Что касается Багио, то это не вполне удачное место для отдыха, — ответил дон Сегундо. — В этот сезон и не разберешь, где ты, в Маниле или в Багио. Здесь тебе и правительство, и все коммерсанты, и все высшее общество. Где тут отдохнуть!

— К тому же цены здесь раза в два выше, нежели в Маниле, — не преминула вставить донья Хулия.

— Тут всегда было так, — откликнулся дон Сегундо. — Зато в это время года здесь есть все. А на такую массу народа, какая собирается в Багио, не напасешься. В Багио все предусмотрено для небольшой группы избранных гостей, а тут столпотворение какое-то. Недавно даже приезжали на экскурсию продавцы и продавщицы из манильских магазинов — несколько полных автобусов. Так они бумагой и пакетиками из-под еды замусорили весь Бернхам-парк. Если пускать сюда всяких бездельников, которые будут мусорить, то скоро придется отсюда бежать без оглядки. Люди ведут себя тут так же отвратительно, как и в Маниле.

Мандо промолчал, решив не затевать дискуссию по поводу того, кто может, а кто не может отдыхать в Багио. От Монтеро он и не ожидал ничего другого. После обеда все чинно перешли снова в гостиную. Дон Сегундо распечатал коробку сигар, а Мандо с Долли закурили сигареты. Донья Хулия задержалась на некоторое время в столовой, отдавая распоряжения слугам, а потом удалилась к себе. Долли улучила момент и незаметно выскользнула из гостиной.

— Я тут недавно прочитал в вашей газете заметку о событиях на моей асьенде, — начал Монтеро, как только они остались вдвоем.

— Все новости, которые публикуются в «Кампилане», получены из достоверных источников: от наших собственных корреспондентов.

— Но никто не свободен от предубежденности, это относится также и к корреспондентам, — заметил дон Сегундо.

— Я думаю, нас в этом трудно обвинить. Единственно, чего мы хот, им, это — правдивого освещения событий. Мы беспристрастны в своих суждениях. Наш единственный союзник — истина.

— Вам никогда не приходило в голову, господин Пларидель, что сама истина многолика и что справедливость — понятие отнюдь не однозначное? Что справедливо по отношению к одному, несправедливо по отношению к другому. О какой же истине у нас наиболее определенное представление, позвольте вас спросить?

— Что касается событий на вашей асьенде, то тут много такого, о чем можно говорить с полной определенностью. Во-первых, пожар устроили не те люди, которых в этом обвиняют; во-вторых, их арест и содержание под стражей являются вопиющим нарушением закона; в-третьих, при ваших методах управления асьендой, а также методах ваших доверенных лиц ни о каком мире и порядке там не может быть и речи.

— Ваши выводы скороспелы. Разве мои методы управления чем-нибудь существенно отличаются от методов других землевладельцев? Что касается арендаторов и батраков, то мои действия в отношении их вполне соответствуют существующим законам. Если законы плохи, нужно их заменить, но это не моя забота. Я вкладываю деньги. И разве, получая доход от вложенного капитала, я совершаю преступление?

Но если вам известно, что закон, которому обязаны подчиняться ваши крестьяне, плох, зачем же вы препятствуете их борьбе за его отмену? Ведь они пребывают в постоянной и неизбывной нужде, в то время как вы…

— Мое богатство создано не ими, — ответил дон Сегундо, не дав себе труда дослушать до конца. — С самого начала войны и до сего дня асьенда не приносит никакой прибыли. То, что они находятся в постоянной нужде, объясняется их же собственным невежеством. Крестьяне — это грубое, невежественной, ленивое и подверженное порокам стадо.

Стряхнув пепел с сигары, он сделал минутную паузу, словно для того, чтобы убедиться в воздействии своих слов на собеседника.

— Вы, наверное, плохо знаете характер крестьян. Чем, к примеру, они занимаются между севом и жатвой? Как распоряжаются своей долей урожая? Вместо того чтобы растянуть продукты на целый год, они умудряются израсходовать их за один месяц. Отсюда и нищета. Поэтому не стоит винить помещика.

Мандо понимал, что дон Сегундо отчасти прав. Конечно, большинству крестьян приходится, не разгибая спины, трудиться круглый год, чтобы как-то прокормить свою семью. Но спорить он считал излишним. Более того, ему хотелось попытаться кое в чем убедить дона Сегундо.

— Частично я согласен с вами, дон Сегундо, — начал Мандо. — Но мне ясно также, что ваши интересы и интересы арендаторов — все равно что вода и масло, которые невозможно смешать. А в результате пожара и ареста крестьянских лидеров разрушен последний мост к взаимопониманию. Я охотно вам верю, что до сих пор асьенда приносила вам одни убытки, но ведь и крестьяне не могут удовлетвориться существующим положением. Поэтому я хочу сделать вам деловое предложение. Дело в том, что есть корпорация, которая согласна купить у вас эту асьенду, дон Сегундо, если вы сойдетесь в цене…