Хищные птицы

— Вот поэтому-то у вас в деревне и нет никакого прогресса, — с важным видом заключила Долли и, встав, прошлась до двери, за которой исчез Мандо. — И куда это он запропастился? Что там можно так долго делать?

— У нас в деревне нету прогресса не потому, что мы не работаем, а потому, что прогресс невыгоден помещикам.

Подобного ответа Долли никак не ожидала от своей собеседницы, считая ее глупенькой и стеснительной девочкой.

— Откуда у тебя такие мысли? — удивленно спросила она.

— А как же иначе? Они не дают арендаторам вздохнуть свободно. Арендатор гнет-гнет спину на земле помещика, а богатеет только помещик, — объясняла Пури.

— А разве есть закон, запрещающий человеку богатеть?

— Почему же, пусть богатеет себе на здоровье, только не за чужой счет.

— У каждого свой капитал: у помещика — земля, у арендатора — рабочая сила. И закон предусматривает, как должны складываться их отношения, как должен распределяться между ними урожай. Вы что же, хотите, чтобы человек, вкладывающий деньги и владеющий землей, не получал своей доли? Так, что ли?

— Единственно, чего требуют крестьяне, так это справедливости.

— Какой еще справедливости? Разве не существует закона?

— Закон-то есть, но в том-то и дело, что все эти законы написаны теми же самыми помещиками и другими собственниками…

— Вот, значит, в чем загвоздка. Выходит, ваши деревенские собратья просто не хотят признавать законы. Но если вы недовольны законами, попробуйте их изменить. Выберите в Конгресс тех, кто будет защищать ваши интересы, ведь у вас же есть право голоса. Но действуйте законным путем, не надо прибегать к насилию.

— Применяют силу те, у кого она есть, — отпарировала Пури. — Неужели вы думаете, что слабые мира сего могут применить силу первыми?

Судя по всему, Долли еще не знала о событиях на асьенде, и Пури решила ничего ей не говорить. Вообще после этого разговора Долли со своими убеждениями представлялась ей огромным камнем, лежащим посреди поля, который и плугом не возьмешь и на который семена бросать бесполезно — все равно ничего не прорастет. Долли тоже пожалела, что затеяла эту дурацкую беседу, только зря демонстрировала свое красноречие перед деревенской девкой, которая к тому же оказалась не столь убогой, как ей показалось вначале, а достаточно ядовитой. Остался неприятный осадок, будто своими речами она потревожила осиное гнездо. Но она не смогла удержаться, чтобы не нанести последнего удара.

— У вас, у плебеев, всегда так, — высокомерно начала она. — В вас говорит преимущественно зависть. Вы завидуете всему. Неграмотный крестьянин ненавидит тех, у кого есть образование. К тому же он нищ, а поэтому и завидует всем, у кого что-то есть. А вы прекрасно знаете, что уравнять всех людей на земле невозможно.

Манера разговаривать и сами рассуждения Долли живо напомнили Пури дона Сегундо, только тот еще имел обыкновение топать при этом ногами. На какое-то мгновение очарование Долли совершенно исчезло, перед сельской девушкой предстала во всей своей неприглядности злая фурия. Ей не хотелось больше разговаривать с дочкой Монтеро, но неправильно было и окончить на этом разговор.

— Почему это мы должны завидовать вам? Чему завидовать? — стараясь держаться спокойно, ответила Пури. — Вашей жадности, вашей грубости? Тому, что вы тратите время и деньги на совершенно бесполезные вещи?.. Да, мы бедны, но мы бедны потому, что нас эксплуатируют, из нас пьют соки такие, как вы. Но мы счастливы, невзирая на бедность. А вы в дорогих своих платьях и в бриллиантовых украшениях живете без всякой радости. Вам не купить нашей радости за все ваши деньги. И вы еще говорите, что мы вам завидуем! Да мы никогда не променяем нашей чистой жизни в деревне на блеск и мишуру вашего лживого общества!

— Ты видишь во всем одни недостатки, ты не способна понять хорошего, — взвизгнула Долли. — Мы многое делаем — в благотворительных целях, для общественного блага и здоровья. Впрочем, для таких дур, как ты, это ровным счетом ничего не значит…

— Не смей меня оскорблять! — Пури в порыве гнева непроизвольно запахнулась на свою противницу.

Долли отпрянула. «Действительно, с этими деревенскими совершенно невозможно разговаривать, — промелькнуло у нее в уме. — Все они крикуны и насильники. Тем более эта девчонка, истинная дочка своего отца, не зря папа выгнал его с асьенды за неблаговидное поведение. Где это видано, чтобы управляющий был заодно с лодырями и невеждами арендаторами да батраками. И во время войны он явно не держал сторону властей, а помогал всяким там бандитам, которые, верно, и по сию пору обитают в лесу». Долли бросила испепеляющий взгляд на Пури и, не говоря ни слова, направилась к выходу. В дверях она столкнулась с Мандо.

— Ты уже уходишь? — спросил он, недоумевая по поводу взбудораженного вида Долли.

Долли молча отстранила его и пошла к лестнице. Пури повернулась к двери и вопросительно глядела на Мандо.

Глава сорок восьмая

Мандо справился с минутным замешательством и, сделав знак Пури оставаться на месте, побежал догонять Долли. Он настиг ее внизу, у самого выхода.

— Долли, минутку!

Долли остановилась. Ее лицо выражало крайнее раздражение. Она чувствовала себя оскорбленной до глубины души невниманием Мандо и полным отсутствием уважения со стороны этой Пури.

— Будь добра, потерпи немного, — умоляюще произнес Мандо.

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Я признаю, что был не очень вежлив с тобой, но, понимаешь, исключительно важное дело тут…

— Да, конечно, дело твоей распрекрасной кузины важнее всего на свете. — Она сделала особое ударение на слове «кузина».

— Я приду к тебе сегодня вечером.

— Не стоит утруждать себя, ты ведь так занят, — ехидно заметила Долли, когда они остановились у машины.

— Так, значит, до вечера, Дол? — снова повторил Мандо, когда она уже взялась за руль.

— Меня дома не будет. Прощай! — И спортивная машина стремительно сорвалась с места.

Вернувшись в кабинет, Мандо решил объяснить Пури все относительно Долли.

— Это была Долли, дочка дона Сегундо Монтеро.

— Да, мы с ней поговорили, — ответила Пури и добавила: — Она, кажется, не в духе.

— Она пришла пригласить меня пообедать, но, как ты понимаешь, мне совсем не до обеда.

— Я думаю, что она больше разозлилась на меня, а не на тебя.

Мандо прибрал на столе бумаги, сложив их в аккуратные стопки.

— Пойдем, Пури, — сказал он.

По дороге они заглянули в кабинет Магата.

— Ты идешь, Гат? — спросил Мандо.

— Нет, я должен дождаться Даноя. Мы придем вместе.

Когда Мандо привел Пури к себе домой, там его поджидал доктор Сабио, беседовавший с Тата Матьясом. Они уже знали о происшествии на асьенде, — Мандо успел сообщить им об этом по телефону. Вскоре пришли и Даной с Магатом. Даноя волновала судьба товарищей, и он забросал Пури вопросами. После обеда доктор Сабио попросил Пури рассказать все не торопясь и по порядку. Все с самого начала, начиная с того момента, когда их автобусу преградили дорогу вооруженные стражники. Пури, как могла, все изложила подробно, стараясь не опускать никаких мелочей, даже самых незначительных. Рассказывая, как Пугот пригрозил выжать нужные показания из ее отца, она не выдержала и разрыдалась. Мандо успокаивал Пури, убеждая, что давно минули времена, когда управляющий мог распоряжаться жизнью арендатора, что ныне существуют законы, обязательные для всех — и для богатых, и для бедных.