Хищный инстинкт
Шрифт:
– Мне что-то плохо, - пробормотала я, опадая листом на дорогу.
– Мистер Гальвани, отойдите, умоляю...
Лицо горело, глазам было больно смотреть, белки просто выжигало. И тошнит, как же мне тошнит. Никогда я еще не попадала в эпицентр смены боевых ипостасей стольких Двуликих одновременно.
– Отравление эмоциональной волной, вашей супруге нужна помощь, - раздались шаги, вампир, слава небесам, все-таки отступал, унося с собой сладковатый смрад. А вот приближение Корнуэлла я чувствую свежей нотой, только лес и хвоя.
– Это моя сестра.
– О, тогда будет немного сложнее. Посмотрите, вон там лежит дрожащая
Он помолчал. Были слышны подвывания девушки по соседству и скрип моих зубов. В этот момент мне было важно только одно - не опозорится и сдержать рвотные порывы.
Корнуэлл присел, положив мою голову на свое колено и поглаживая по волосам.
– Что за помощь? Генрих, говори прямо, мою сестру так колотит от... желания?
– Я понимаю ваше возмущение и готов компенсировать финансово, а также во всем помочь вашей сестре. Посмотрите, она не просто так просила меня отойти, ее трясет оттяги ко мне, зря она сопротивляется.
Драные Небеса! Что за придурок. Жаль, я ни слова сказать не могу, а то он услышал бы чему я сопротивляюсь.
Корнуэлл зарычал, поднимая меня на руки. Его прикосновения охлаждали мою кожу, но не успокаивали, а вызывали дрожь.
– Мы остановились в городской гостинице миссис Морицы Чэнклиф. Я, Джастин Уоллис и моя сестра Филиппа. То лечение, которые вы предложили, оно единственное? Моя сестра... скорее всего невинна.
– Серьезно?
– Гальвани удивился будто у меня выросла вторая голова.
– Тогда вам повезло, ей будет достаточно нежных успокаивающих ласк. Или, если ее организм особенно крепок, просто подержите за руку, скажите как ее любите. Но если вы ошибаетесь и ваша милая сестра взрослая во всех отношениях - я серьезно предлагаю себя в помощь, найти сейчас подходящую кандидатуру будет непросто. И поверьте, мистер Уоллис, когда ваша сестра придет в себя после нашего с ней общения, она будет вам необычайно благодарна.
Но невоспитанный «братец» даже не ответил на столь сердечное предложение, а уже бежал со мной наперевес в сторону гостиницы. Приду в себя, спасибо скажу. С каждым метром удаления от засады, где лишившиеся сира вампирские ублюдки поджидали жертв мне становилось легче.
Уже не нужно было прикрывать рукой рот. Я расслабилась и шумно глотала прохладный вечерний воздух. Слабость и тошнота проходили быстро, сменяясь беспокойным томлением и интересом к теплому сильному телу, удачно расположенному прямо под руками.
– Эфа, - споткнулся и прошипел Корнуэлл, - что ты делаешь?
Глава 12. Ой. Кто ж так лечит?
Я никогда в жизни еще не прикасалась к мужскому телу. Оно оказалось очень твердым и гладким, как камешки у большой воды. Можно давить пальцем и ничего не продавливается. Скрести ноготками - не реагирует. Вывод: у мужчин проблемы с чувствительностью. Второй вывод: я не в себе и нужно быстрее лечиться. Почти ничего не вижу, мысли носятся, сбивая друг друга, и
только прикосновения к несущему меня Корнуэллу приносят облегчение.Лицо у меня продолжало гореть, пекло нестерпимо, зато пальцы приятно охлаждались мужской кожей. Недолго думая, я потерлась щекой, прислушалась к ощущениям и просто вдавилась лицом ему между шеей и плечом, застонав от облегчения, прижавшись распухшими губами. Я всегда, когда болею - капризничаю и делаю что хочу. Матушка говорит, что капризы болеющих - они не просто так, если им потакать - вдвое быстрее выздоравливаешь.
– Что случилось, мистер Уоллис? Я могу помочь?
– раздался голос хозяйки гостиницы.
– Вампиры шалят в городе, мы еле ушли. Спасибо за беспокойство, уже все хорошо.
Я услышала сдавленное женское аханье, когда Корнуэлл повернулся спиной и помчался по лестнице. Если спереди он прикрывался мной, удерживая вертикально как ребенка, то картинка сзади должна была впечатлять. Жаль, я ничего не вижу.
– Эфа, я сейчас положу тебя на кровать, - голос звучал хрипло.
Нееет. Отцепляться совсем не хотелось, изнутри колотила все сильнее нарастающая дрожь. Аллергия быстро уходила, замещаясь болезненным, изматывающим томлением. Что там говорил Генрих, если мне не помочь, я могу повредиться разумом?
Обе мои руки обхватили жесткие ладони, и я заохала, получая благословенное облегчение. Но было мало, очень мало.
– Корнуэлл?
– Да.
– Лечи быстрее. Вампир сказал, - я облизала высохшие губы, - ты должен говорить, какая я чудесная.
– Ты чудесная девочка, - пробормотал Корнуэлл. И замолчал.
Да он издевается!
– Еще говори.
– Я не умею говорить комплименты. Ты хорошая девочка. Я не знаю, что еще о тебе сказать.
О, забытые боги. Я с трудом разлепила словно песком засыпанные глаза и уставилась на сидевшего рядом с кроватью мужчину. Надеюсь, в моем красном взгляде можно было увидеть, как я зла. Возможность всей моей жизни, первая оперативная работа сейчас катилась в никуда из-за упрямого оборотня, в упор не замечающего массу моих неоспоримых достоинств.
– Или ты меня лечишь, или я ползу за вампиром. Пусть это будет на твоей совести. Спорим, он сейчас недалеко от гостиницы слоняется?
Корнуэлл скрипнул зубами и прошипел:
– Это я-то тебя вылечить не могу? Да я тебе так вылечу, что всю жизнь вспоминать будешь!
Меня подвинули на кровати так, что я чуть с другого края не упала, Тяжелое мужское тело рухнуло на перину и тут же подтянуло меня к себе.
Не буду лгать самой себе. В глубине души, под семью замками, в отрицании и умалчивании, но я подозревала дальнейшее развитие событий. Ждала чего-то необычного, может быть, даже провоцировала. И все равно происходящее ошеломило.
Его губы, такие жесткие на вид, касались нежно, вкрадчиво, легко прижимаясь, затем отступая и снова касаясь. Эта трепетность совершенно противоречила почти болезненной хватке, которой он держался за мои плечи.
Меня ласкали, самозабвенно, вместо слов, одними прикосновениями рассказывая, как я его влеку. Невесомыми поцелуями он прошелся по губам, щекам, заскользил мелкой дорожкой вдоль висков. И я словно погружалась в благодатную освежающую воду. В воздухе пахло хвоей. Вздохи, еще вздохи, словно пробуждение от долгого сна. Он ловил воздух моего дыхания, тихо порыкивая от нетерпения, и целовал опять, уже более жадно, углубляя поцелуй.