Хижина дяди Тома (другой перевод)

— Я должен посмотреть, что надумала Ева, — сказал Сен-Клер и, стараясь неслышно ступать, подошел к стеклянной двери.

Приподняв портьеру, он заглянул в комнату. Затем, полуобернувшись и приложив палец к губам, он знаком подозвал мисс Офелию.

Обе девочки сидели на полу. На лице Топси, как и обычно, было выражение лукавства и безразличия. Ева, сидевшая против нее, казалась сильно взволнованной. В глазах ее блестели слезы.

— Скажи, Топси, — проговорила она, — что заставляет тебя так вести себя? Почему ты не хочешь попробовать стать доброй? Разве ты никого не любишь?

— Мне некого любить! — ответила Топси. — Я люблю леденцы и больше ничего.

— Но ведь ты любишь своего отца и свою мать?

— Нет у меня ни отца, ни матери! — с досадой сказала Топси. — Я ведь вам уже говорила, мисс Ева.

— Да, да, — с грустью произнесла Ева. — Но нет ли у тебя брата, или сестры, или тети?

— Нет у меня никого! Никого!

— И все-таки, если бы ты попробовала стать хорошей… ты бы могла, я знаю…

— Сколько бы я ни старалась, я все равно останусь негритянкой! — сказала Топси. — Ах, если бы я могла содрать с себя шкуру и стать белой, тогда бы я попробовала!

— Но ведь тебя можно любить, хоть ты и черная, Топси. Если б ты была доброй, мисс Офелия полюбила бы тебя.

В ответ прозвучал обычный короткий и резкий смешок.

— Ты мне не веришь, Топси? — спросила Ева.

— Ни капельки! Мисс Офелия не выносит меня потому, что я черная. Ей легче дотронуться до жабы, чем прикоснуться ко мне. Никто не может любить негров. А мне-то вообще все равно! — И Топси принялась насвистывать.

— Топси, бедненькая, но ведь я тебя люблю, — проговорила Ева. Она положила свою исхудалую ручку на плечо Топси. — Да, я тебя люблю, — продолжала она, — потому что у тебя нет ни отца, ни матери, ни друзей… потому что ты несчастная маленькая девочка, которую все обижают. Я тебя люблю и хочу, чтобы ты стала доброй! Знаешь, Топси, я очень больна и, кажется, проживу недолго… и вот я бы хотела, чтобы ты попробовала стать доброй хотя бы из любви ко мне. Мне ведь так недолго осталось быть вместе с вами!

Слезы неожиданно появились в круглых глазах маленькой негритянки и закапали на руку Евы. Уронив голову на колени, Топси зарыдала.

— Бедная Топси, — шептала Ева.

— Дорогая моя мисс Ева, — лепетала Топси сквозь слезы, — я попробую, непременно попробую быть хорошей… До сих пор мне было все равно…

Сен-Клер опустил портьеру.

— Она напоминает мне мою мать, — сказал он, обращаясь к мисс Офелии.

— У меня всегда было предубеждение против негров, — тихо прошептала мисс Офелия, — я не могла вынести, чтобы этот ребенок прикасался ко мне, но я не думала, что она это замечает.

— Не надейтесь скрыть от ребенка хотя бы затаенную неприязнь, — сказал Сен-Клер. — Осыпайте его подарками, доставляйте любые удовольствия, это не пробудит в нем ни малейшего чувства благодарности, если он при этом будет ощущать то отвращение, которым вы полны.

— Не знаю, как я сумею справиться с собой, — проговорила мисс Офелия. — Они мне неприятны, а особенно эта девочка… Как преодолеть это чувство?

— Берите пример с Евы.

— О, Ева! У нее такое любящее сердце! Хотела бы я быть такой, как она… Она живой урок…

Глава XXVI Смерть

Спальня Евы была большая и светлая. Как и все остальные комнаты в доме, она выходила на веранду и сообщалась со спальней ее родителей и с комнатой мисс Офелии.

Сен-Клер обставил комнату дочери в соответствии со вкусом ее обитательницы. Окна были затянуты белой и розовой кисеей. По кайме ковра были вытканы листья и розовые бутоны, в центре была изображена охапка распустившихся роз. Кровать, стулья и кушетки были из бамбука, причудливой и приятной формы. У изголовья кровати, на алебастровой колонке, возвышалась изящная статуэтка с миртовым венком в руках. К венку был прикреплен розовый кисейный полог, предохранявший от москитов, — вещь, необходимая в этих краях. Прелестные бамбуковые кушетки были устланы розовыми шелковыми подушками. Середину комнаты занимал стол, на котором стояла белая мраморная ваза, высеченная в форме лилии, окруженной бутонами. Она всегда была наполнена цветами. На этом же столе лежали книги Евы и стоял письменный прибор из резной слоновой кости.

На полочке камина стояли две мраморные вазы, которые Том ежедневно наполнял свежими цветами. На стенах висело несколько хороших картин, изображавших детей в различных позах. Одним словом, все было убрано так, чтобы глаз мог в любую минуту остановиться на предмете, вызывающем только светлые и радостные мысли.

Улучшение здоровья, придававшее девочке в течение нескольких последних дней силы, оказалось обманчивым. Все реже и реже слышался шум ее легких шагов на веранде. Зато чаще можно было ее видеть лежащей в шезлонге у открытого окна. Взор ее глубоких, задумчивых глаз был устремлен на озеро, воды которого мерно колыхались.

Как-то после полудня Ева лежала у окна, полураскрыв книгу. Ее прозрачные пальцы рассеянно перелистывали страницы.

Внезапно до нее донесся раздраженный голос матери, в котором звучали визгливые ноты.

— Что это такое? Как ты смеешь! Ты оборвала все мои цветы! — кричала миссис Сен-Клер.

Ева услышала хлесткий звук пощечины.

— Но, мэ-эм, это для мисс Евы! — послышался ответ, и Ева узнала голос Топси.

— «Для мисс Евы»! Оправдание, нечего сказать! Очень ей нужны твои цветы! Вон отсюда, чумазая ты дрянь!

Ева быстро поднялась с кресла и вышла на веранду.

— О мама! Мне так нужны эти цветы! — с волнением проговорила она. — Дайте их мне.

— К чему? Твоя комната и так полна цветов!

— А мне все мало! Топси, дай сюда цветы!

Топси, стоявшая, печально опустив голову, подошла к Еве и протянула ей цветы, взглянув на нее робким и застенчивым взглядом.

— Какой прелестный букет! — сказала Ева, перебирая ярко-красную герань и белые японские розы с блестящими, словно лакированными листьями. — Ты просто мастерица делать букеты. Погляди, вон та ваза пустая… Я хотела бы, чтобы ты каждый день приносила и ставила в нее свежие цветы.

Топси сразу повеселела.

— Новый каприз! — произнесла миссис Сен-Клер. — Зачем это тебе?

— Оставь, мама, неужели ты против того, чтобы Топси приносила мне цветы? Скажи, неужели против?

— Как хочешь, дорогая, как хочешь! Топси! Ты слышала, что сказала мисс Ева? Исполни ее желание!

Топси поклонилась и, опустив глаза, медленно удалилась. Ева заметила, как по ее черной щеке скатилась слеза.

— Вот видишь, мама, я знала, что Топси хотела доставить мне удовольствие.

— Глупости! Она стремится делать одни только гадости. Она знает, что нельзя трогать цветы, и нарочно трогает. Вот и все! Но если тебе это нравится — пусть!

Ева, утомленная, снова легла на кушетку.

— Мама, — проговорила она после некоторого молчания, — мне хотелось бы обрезать мои волосы.

— Зачем?

— Я хочу подарить их на память моим друзьям… пока я могу это сделать сама. Пожалуйста, попроси кузину обрезать их.

Мари позвала мисс Офелию. Когда она вошла, девочка, встряхнув свои длинные темно-золотистые косы так, что они рассыпались у нее по плечам, весело сказала: