Хочу быть богатой и знаменитой
Шрифт:
Тот спешно вышел из палаты, он тоже уже все понял. Амыр с восемьдесят шестого года жил с разрывной пулей, которая в свое время не разорвалась внутри тела и жила вместе с Амыром все эти годы. А сейчас она выглянула из-под ключицы.
Начмед не шел, летел по коридору и раздавал распоряжения:
— Готовьте первую операционную. Ассистировать вызывайте Шахматова.
Голова работала очень четко. Много раз читал о таком. Но, чтобы столкнуться самому — Боже сохрани! А вот теперь придется пройти через такое испытание. Оперировать одному — не получится, надо бы втроем, только надо бы умудриться управиться двумя
Шел к себе в кабинет, потирая в волнении руки. Господи, не дай Господи никому такого. Амыр, милый ты мой человек. Я тебе жизнью обязан. Помню и буду помнить до последнего моего часа, как выволакивал из ямы, в которую меня, пленного раненного и полуживого бросили. Сам себе отмерил еще дней семь-десять, а ты отдал в подарок всю мою жизнь. Вот настал тот день, чтобы я вернул долг. И я верну. Верну!
Телефон уже дымился:
— Ященко? Анатолий Романович? Здравия желаю, это Лоор. Да это я. У меня пациент с разрывной пулей под ключицей. Пуля та с восемьдесят шестого года. Надо оперировать, она начала уже выходить из тела. Хорошо, я жду.
Однополчанин вошел в кабинет и поинтересовался:
— Леха, операционную приготовили?
— Угу.
— Взрывникам или саперам позвонил?
— Угу.
— Ты план операции составил?
— Угу.
— Леха, за меня замуж пойдешь?
— У…, тьфу ты! Что б тебя! Все сделал. Должны ребята из спецназа подъехать, броники привезти, ящик или кастрюлю. Да и посоветоваться не грех. Амыр спит?
— Угу, — Лукин через силу улыбнулся. Он понимал, что надо всеми возможными способами если не снять, то хотя бы ослабить напряжение, которое висело в воздухе и ощущалось как материальная субстанция.
Ожила рация:
— Алексей Давидович, к вам Ященко Анатолий Романович.
— Пропустите и проводите. Они с багажом, пропустите не досматривая — это к операции.
Минут через пять двери кабинета распахнулись:
— Здравия желаю!
— Здоров! — Мужчины пожали друг другу руки.
— Показывайте, что тут у вас.
— Сначала мыться, потом покажем.
И начался первый этап подготовки операции. Сначала осмотрели больного. Прикинули возможные варианты развития событий. Приготовили еще две операционные и вызвали еще две бригады. Все всё понимали и трезво оценивали последствия. Могут быть ранены и сами хирурги, вот тогда ими и займутся коллеги. Если успеют. Надеялись аккуратно извлечь, поместить в ящик на мягонькую подстилочку из войлока и увезти ее отсюда. Решили, что за стол встанут двое, больше пока не нужно: Лоор и Шахматов. Лукин будет в операционной, но под руки не лезет. Тут же встал Ященко с ящиком — вот такая вот игра слов получилась.
Нарядились в бронежилеты, Ященко заставил надеть каски, хотя какой от них прок, если сработает, то осколки полетят снизу вверх, а не наоборот, но спорить не стали. Перекрестились и начали.
Разрезали. Высвободили от тканей. Убрали патрон в ящик. Почистили. Ушили. Зашили.
Сели прямо на пол у операционного стола.
— Эй! Как вы там? Живы?
Шахматов завертел головой:
— Алексей Давидович, простите, у меня слуховые галлюцинации. Кажется.
Лоор вскочил:
— Это не глюки, Слава. Живо к монитору, похоже у нас боец на столе проснулся!
А пациент продолжал:
—
Ну и проснулся, и что?— Амырище, все у тебя не как у людей! Ты спать должен! Спать. Ты понимаешь?! Это не шутки. Сердце такой нагрузки может не выдержать, — с тревогой наклонился над другом.
— Подожди, Леха не шуми. Дай сказать и я усну, проснусь, когда скажешь.
Амыр нахмурился:
— Регина больна и она одна. Задыхается. Пошли к ней этого, Лукин его зовут.
Заговорил громче:
— Лукин! Ключи и адрес у меня в вещмешке!
Теперь перешел на шепот:
— Пусть поторопится. Ей совсем плохо. Проснусь, как скажешь. Конец связи.
— ВЫ такое видали?! Нет, ВЫ такого видеть просто не могли. Я уже двадцать лет стою за операционным столом. И если бы сам не давал наркоз и не контролировал тоже сам, да я бы на хрен сейчас попер анестезиолога, и погоны содрал, диплом порвал. Все! С ним надо как-то договариваться. Мне его шаманские штучки не парой седых волос обойдутся, а лысиной в полбашки!
В оперблок заглянул Лукин:
— Чего пылишь, Леш? Звал?
— Тебе от Амыра поручение. Там какая-то Регина задыхается, ей совсем плохо. ОН! — Врач ткнул пальцем в сторону только что прооперированного:
— Велел поторопиться. Адрес и ключи в вещмешке.
Лукин подошел к хирургу и озабоченно его оглядел:
— Тебе бы, дружище, отдохнуть. Амыр от наркоза еще не отошел. Погоди, это до операции сказал что ли?
— Нет, этот… добрый человек сей цирковой трюк только что продемонстрировал. Вон капитана до икоты едва не довел.
— Хочешь сказать, что с тобой сейчас разговаривал?!
— Сейчас-сейчас.
— Леш, он под наркозом!
— Короче, Серега, если ты не поедешь к Регине, то этот встанет и поедет сам.
— Ё-моё! Сюр, мля. Ладно, все понял и поехал. Машину только дай.
— Ключи в кабинете, в кармане куртки. Все равно здесь останусь. Куда его одного, без пригляду. Заикой кого-нибудь оставит.
— Ну, шаман, ты меня пугаешь, — Лукин бросил взгляд на больного.
— Да ладно, не такой уж я страшный.
Лукин от таких слов вздрогнул, а Лоор рявкнул:
— Амыр! Спи, блин! Ты обещал!
— Да сплю я, сплю.
ГЛАВА 17
Единственная мысль, которая посещала ее голову, стоило ей только подойти к окну или увидеть бегущую воду: «Хочу… Хочу быть богатой… и… знаменитой!».
Воскресный город выглядел пустынным. В погожий денек все старались выбраться на дачи, в огороды, устроить пикник где-нибудь на берегу озера или речки. Лукин по указанному адресу на брелоке от ключей добрался быстро. Сразу нашел дом, поднялся на этаж и открыл дверь.
Регина лежала в спальне, укрывшись с головой одеялом, и действительно дышала с трудом. Лукин положил руку на лоб — температура была высокой. Дела, конечно не особо, но, будем надеяться, не смертельные.
Огляделся, увидел старый ртутный тонометр. Норм, можно хоть осмотреть ее, а потом принимать решение.
Раздвинул гардины, подошел к больной и тихонько похлопал ее по плечу:
— Регина, давай просыпайся. Мне надо тебя осмотреть.
Из-под одеяла показался нос:
— Вы кто и как сюда попали? — Зубы выстукивали дробь, а это означало одно — подъем температуры.