Хочу быть богатой и знаменитой

Наташа сначала стояла рядом с Александром Ивановичем, осматриваясь, потом тихонько отошла и направилась в зал женской обуви. Осенняя коллекция была небольшая, но очень впечатляла фасонами, разнообразием стилей и расцветок. Девушку никто не беспокоил. Она поставила пакет со старенькими сапожками на диванчик, шагнула к полкам. Брала туфельки, сапожки, рассматривала, крутила в руках, но так ни одну пару и не примерила.

Мужчины беседовали в соседнем зале, поглядывая на покупательницу.

— Саша, это …?

— Надеюсь — будущая жена.

— Ыыы???

— Вот и я! Так же, «Ыыы!!!», — Александр Иванович скорчил рожу.

— Что так?

— Рубэн, понимаешь, я начинаю ЖИТЬ рядом с ней. Она меня сегодня папкой по лбу шлепнула, — в голосе нотки гордости и мечтательная улыбка на лице.

— Ты ей уже так много позволяешь?

— Ничего не позволяю. Девочка даже не знает, насколько мне дорога и необходима, свято веря в то, что для меня она только рядовой сотрудник, а я для нее — генеральный директор.

— Тогда по лбу за что?

Другу Александр Иванович рассказал все честно. Рассмеялись оба.

— Рубэн, к тебе привез ее обуть, как я понял, ей трудно подобрать что-то готовое. У нее старенькие сапожки на ремонт, может быть, ты ей чем-то поможешь?

Тот кивнул:

— Давай позовем Казаряна и попросим, пусть посмотрит.

Трое мужчин вошли в дамский зал.

— Наташа, — Александр Иванович окликнул девушку, — это Рубэн Вачаканович Атонесян и Альберт Химсанович Казарян. Альберт — мастер обувщик.

— Сапожник я, девочка, старый сапожник. Давай посмотрим, что там у тебя на ремонт.

Протянул руку к пакету, но остановился:

— Погоди. Сними-ка туфельки, встань сюда.

Седой армянин с роскошными усами махнул рукой на невысокий подиум. Стоял, рассматривая крошечные девичьи ножки.

— Рубэн, мы ее не обуем, — рука старого сапожника с въевшейся в кожу черной краской медленно потирала бритый до синевы подбородок.

— Стандартная линейка готовой обуви начинается от тридцать седьмого, редко от тридцать шестого. В этот раз ты привез всю партию от тридцать восьмого. Девочке с такой ножкой все будет велико. Ее надо вести в детский зал.

Кашлянул и снова покачал головой.

— Дальше смотри, у нее очень высокий подъем стопы. И в детском зале не обуешь. Подай мне ее туфельку. Гляди, в чем фокус. Она может купить готовую обувь очень редко. Обуйся, дитя.

Подал ей руку, помогая:

— Видишь, Рубэн, пальчики еле прикрыты, как только мыс пойдет наверх, ножка в них не влезет. Сними-ка туфельку, я еще посмотрю.

Наташа стояла с пунцовыми щеками и последняя надежда на покупку обуви таяла на глазах. Вдруг двери открылись, и в салон бойким шагом вошла элегантно одетая молодая женщина. Окинула всех цепким взглядом, быстро подошла к Наташе, порывисто обняла за талию и громко проговорила:

— Дорогая, как давно мы не виделись!

И уже шепотом:

— Только дернись тварь, прошью иглой. Ты у меня еще побегай, сучка.

К боку Наташи действительно прижалось что-то острое. Краска просто схлынула с лица. А эта особа, продолжая приобнимать Наташу, подтолкнула ее к обуви:

— Давай, обувайся, поехали, завалимся куда-нибудь и славно отметим встречу!

Наташа покрылась холодным потом, губы задрожали, из глаз потекли слезы, но она начала послушно обуваться, и никак не могла попасть ножкой в туфлю. Тут, наконец, отмер Александр Иванович, перетекая за спину этой дамочки, перехватил руку и нажал на точку в основании шеи, и странная посетительница сползла на пол.

Тут очнулись остальные. Казарян рявкнул:

— Рубэн — забери девочку!

Тот подхватил на руки Наташу, огромными шагами пересек холл и скрылся, растворяясь в стене.

Иван Ильич уже был в зале и командовал:

— Иваныч, сам не лезь, без тебя хлопот хватает, — нашел глазами Рубэна-младшего, тот кивнул, в два шага оказался у двери, повернул табличку на «Закрыто», предварительно щелкнув замком. Подойдя к щитку, приглушил в салоне свет и улыбнулся:

— Зеркальные окна бывают иногда очень полезны.

Седой армянин подошел к лежащему на полу телу, носком ботинка перевернул его на спину. Из руки со звоном выпала длинная игла с крошечной капелькой-капсулой на конце. Крепко шепотом выругался, и, не сводя с лежащей глаз, распорядился:

— Рубэн, мальчик, эту надо осмотреть, пока без сознания, там еще сюрпризы могут быть.

Тот, махнув рукой еще одному юноше, кивнул:

— Да, дядя Альберт, сейчас все сделаем.

В госпитале Амыра уже никто не терял. Весь медицинский персонал знал, что тот переехал в палату к Регине и там облюбовал себе угол. Двое старых друзей шептались. Регина не спала, просто лежала с закрытыми глазами и наслаждалась диалогом.

— Амыр, старый хрен, поднимись с пола. Пол каменный — отморозишь все самое ценное.

— Ну да, а ты-то хрен молодой! От пола до моих мозгов большое расстояние. Не переживай!

— Конечно, только о твоих мозгах и пекусь. Встань уже.

— Уже понял, о чем ты. Только прости, про то, что ты считаешь у меня самым ценным, при девочке не надо, не говори. Хотя мне лестно, спасибо. Только не следует ее смущать.

— Так тебе про то же самое! Не смущай кроху. Ее выхаживать надо. При тебе не все процедуры удобно проводить. Иди уже в соседнюю палату, куда тебя определили.

— Если что — отвернусь. Ты не понимаешь. Я должен быть здесь. Ее охранять надо!

— Совсем свихнулся. От кого охранять? Может психиатра пригласить, пусть на тебя посмотрит?

— Иди уже, Леха, иди! Зови кого хочешь. Не мешай выздоравливать. Какой-то ты назойливый доктор. Иди, там тебя другие пациенты ждут. Вот что в тебе самого ценного, так это золотые руки. Остальное можно выкинуть.

Лоор поднялся и, ворча, пошел из палаты:

— Иди-иди. Слыхано ли такое, чтобы больной доктором командовал? А вот у нас имеются такие экземпляры, можете прийти, полюбоваться, особенно на тех, у кого отмороженные… гм, мозги!

— Дежурный, — начмед поднес к губам рацию, — в пятую палату перенесите вторую кровать.

Тимур читал показания врача Константина Сабина об опытах в лаборатории Тригорской и старался не скрипеть зубами. За соседним столом сидел его однополчанин, который помог добыть «сей опус», как он выразился, и кривил губы. Мужчины все понимали, исследовательский интерес, азарт ученого, они могли понять желание прославиться, но опыты на двух девочках, которые длились годами? Это было уже за гранью понимания взрослого здорового человека. Так считали оба.