Хочу быть богатой и знаменитой

— Шшш, успокойся, это только сон, понимаешь? Это был сон, маленькая.

Рядом с Региной на кровати сидит Лукин и держит ее за руки. Большие пальцы растирают кисти, глаза внимательно осматривают с ног до головы. Осторожно обнимает ее, прижимает к себе, шепчет какие-то глупости. И вдруг заглядывая в лицо спрашивает:

— Хочешь чаю? У меня сегодня твой любимый с собой. Так что?

Получает в ответ кивок, берет рацию:

— В пятую палату дежурного, перестелить постель и одежду для пациентки принесите.

— Есть. В пятую палату дежурного, перестелить постель и одежду для пациентки.

Убирает прядь за ушко и снова оглядывает ее:

— Сейчас тебе сухую рубашку принесут, и пойдем в ординаторскую. Пить чай. Пока Амыр на процедурах, можно поговорить, а то он не отходит от тебя ни на шаг. Потребовал даже кровать у тебя в палате поставить.

Тук-тук! Кто-то деликатно стукнул костяшками пальцев об косяк.

— Разрешите?

— Да.

В палату шагнул молодой человек в хирургической пижаме, держа в руках два запаянных пакета.

— Товарищ военврач, одежда для пациентки и постельное белье.

— Положите сюда. Спасибо, свободны.

— Помочь переодеть?

— Думаю, справимся. Зайдите минут через пять, перестелите здесь все.

Медбрат ушел. Лукин поднялся и протянул ей один пакет:

— Давай раздевайся. Тебе нельзя в мокром. Снимай все, — и встал перед ней, готовый помочь.

— Отвернись.

Брови в удивлении скользнули поближе к кромке волос:

— Чего?

— Отвернись, говорю!

— Стесняешься! — Это был не вопрос.

Это было веселое утверждение, на которое девушка возмущенно фыркнула:

— Представь себе. А что не должна?

Он понял, что немного «зарулил не туда» и пошел на попятный:

— Меня-то чего стесняться?

В ответ девушка всплеснула руками:

— Да и вправду. Чего это я голышом не ношусь пред вашими светлыми очами?

Ему пришлось склонить голову, чтобы скрыть довольную улыбку:

— Ладно, только если упадешь…

— Вот КОГДА упаду, тогда и поговорим.

Военврач помотал головой, и больная снова удостоилась внимательного разглядывания и оценки физического состояния, после чего он медленно отвернулся, чтобы в зеркальной дверце шкафа наблюдать за тем, что происходит у него за спиной.

Быстро глянув из-под ресниц на впечатляющую мужскую фигуру, пробормотала:

— Слушай, в душ бы на минуточку.

Тот был категоричен:

— Нельзя пока. Потерпи до завтра. Посмотрим как швы, тогда можно будет и в душ.

— Швы?

— Да, тебе немножко спину подлатали. Не чувствуешь?

Та помотала головой.

— Вот и хорошо. Но об этом потом.

Регина вздохнула тяжело, а в ответ веселый голос обнадежил:

— Не переживай, завтра даже голову можно будет помыть. С удовольствием помогу. Хочешь?

Она снова фыркнула, а мужчина, увидев в стекле ее смущение, вздохнул и согласился на уступку:

— Ладно, девочек попросим. Завтра хорошая смена. Все? Можно, повернусь?

Лукин обернулся. Регина пыталась сообразить, как завязать халат с двумя огромными поясами, пришитыми к обеим полам. Дело оказалось не таким простым.

— Давайте попробую помочь.

Регина обернулась, в дверях стояла ее сестра:

— Ника!

— Лера!

И одновременно хором:

— Живая!

И слезы, и несвязные фразы, какое-то бормотание. Стояли, обнявшись, плача, потом долго ощупывали и оглядывали друг друга. Задавали вопросы, со стороны, казавшиеся полным бредом.

— Как ты здесь очутилась?

— Документы на подпись принесла Вороновой Регине Александровне и всю дорогу молилась, чтобы это была ты!

— На кладбище была?

— Сначала бабушка мне все рассказала, а потом, когда уже до конца в себя пришла — да, была и все поняла. Искать тебя только боялась.

— Она нас ищет и почти нашла.

— Фиг ей! Мы вдвоем сильнее, чем она одна!

— Мы живы, понимаешь, живы!

— Понимаю, но до конца не верю!

— Представляешь, каждый день на почту бегала!

— И я!

— Как сказали, что для Рощиной письмо, в этот день даже поспать первый раз спокойно смогла.

— А я каждое утро бегала туда, сидела и плакала, потому, что забыла от кого письмо должно прийти, писем для Вороновых было очень много. Хорошо тетенька жалостливая попалась, спросила, чего прихожу каждый день и реву, пришлось объяснять. Так она мне потом все фамилии на конвертах перечитывала. В какой-то день как услышала фамилию Рощиной, вспомнила, о чем мы договорились, и опять ревела! От радости, наверное. До сих пор и сердечко, и нашего зайца, что ты нарисовала, все в книжке храню.

— А меня сюда бабуля привезла. Когда немного в себя пришла, подумала, если ты далеко, то тебе ничего не грозит. А у меня боевая старушка и если что, запросто сможет поднять шум.

— Знаешь, у меня все так странно пошло. Четыре года на Дальнем Востоке провела, только друзей как-то не образовалось. Домой тянуло страшно, хотя понимала, что если она меня найдет…

Девушка тихонько всхлипнула:

— И тут так заскучала, вот хоть умри. Рискнула и приехала. По улицам с такой опаской в первое время ходила, а потом поняла — она пешком давно не ходит и не бывает там, где бываю я. Вот и успокоилась. Зато тебя на улицах постоянно высматривала.

Девушка вытерла щеки себе, потом потянулась к сестре. А она снова в ответ ее обняла:

— Знаешь, тебе с бабулей нужно познакомиться!

Лукин ничего не мог понять. Уже начал опасаться за душевное здоровье Регины. Но тут была еще одна девушка, такая же хрупкая, с волосами, выкрашенными в более темный цвет. И глаза карие. Открыл рот, чтобы кое-что уточнить, как услышал:

— Ника, ты в линзах?

— Да, после бокса, зрение так и не восстановилось. Слепая как кротик. Хотя в линзах удобнее, чем в очках, и цвет глаз можно скрыть.

— Лера, тебе нужно присесть.

— Тебе тоже не помешает.

Военврач крутил головой от одной собеседницы к другой. Только ему это надоело:

— Так, барышни, давайте-ка в ординаторскую пройдем и успокоимся.

Тут на пороге палаты появился Амыр. И его неожиданное:

— Здравствуй, дочь, — всех заставило замереть.

Седой воин стоял в дверях, улыбался:

— Долго добиралась, но дошла.

— Скала на берегу ручья! Отец! — Ника сначала нерешительно шагнула к нему, потом порывисто обняла, прижалась на мгновение, отпустила, и долгое время с нежностью смотрела на шамана, не выпуская его руки из своей.