Хочу проснуться, когда все закончится
Шрифт:
Не дожидаясь моего ответа, она отложила платье и достала с полки коричневый потертый фотоальбом.
– Садитесь, - указала она рукой на место рядом с собой.
Я покорно пересек комнату и осторожно сел на край дивана, противно скрипнувшего подо мной.
Ее сухие жилистые руки стали медленно, словно автоматически листать альбом со старыми черно-белыми фотографиями. Нарастающая и пульсирующая боль в голове, не давала мне сосредоточиться и, слушая слова, понимать, о чем идет речь.
– А вот здесь Аманду укусила пчела, и она, помню, так плакала, - указала женщина пальцем на фотографию.
–
Я услышал громкие шаги, и через секунду на пороге появилась Сара.
– Мама, пожалуйста! Хватит!
– вырвался, будто откуда-то из глубины ее истерический крик, переходящий в плач. Она быстро подошла и вырвала из рук матери альбом, бросив его на полку - Ее больше нет! Она умерла!
– Сара, зачем ты так говоришь?
– тихо сказала женщина, и по ее щекам покатились слезы.
– Аманда скоро вернется.
– Она не вернется, мама! Никогда не вернется, понимаешь!? И перестань уже гладить, это дурацкое платье!
– крикнула Сара и, схватив его, быстро вышла из комнаты.
Женщина закрыла руками лицо и тихо заплакала.
– Извините...
– как можно мягче сказал я, и вышел на лестничную площадку, не в силах больше быть свидетелем горя и боли.
– Дэн, пожалуйста, не уходи, - выбежала за мной Сара.
– Не оставляй меня одну.
Я остановился и посмотрел на ее измученное безжизненное лицо, и мне до боли стало ее жалко. Я, молча, вернулся обратно, и прошел на кухню, растирая руками виски в надежде, что это хотя бы немного заглушит боль.
– Это я во всем виновата...
– Сара, мне очень жаль...
– Мама всегда любила Аманду больше, чем меня. Я даже иногда завидовала ей. До меня никому не было дела. Только Аманда меня понимала и никогда ни в чем не упрекала. Она могла молча выслушать и этого было достаточно, понимаешь? Я любила ее больше, чем нашу мать, - Сара вытерла покатившиеся по бледным щекам слезы.
– Я не хотела ее убивать...
– Сара, ты ее не убивала... Это несчастный случай.
– Несчастный случай, который устроила я. Если бы не эти операции, не эта лаборатория, то все могло быть иначе.
Я не знал, как помочь ей, да и чем тут вообще можно было помочь. Сару не переубедить. Она теперь всю жизнь будет винить только себя. И профессора Стоуна, давшего однажды надежду на новую жизнь, таким как я и Аманда.
Мне ничего не оставалось, как попрощаться, пообещав позвонить. Я спешил домой, пока боль не усилилась.
Такси я вызвал уже на улице. Не хотел находиться здесь даже каких-то лишних пять минут.
Уже через полчаса я должен был быть дома. Но все мои надежды оказались напрасными, когда мы остановились, и в лобовое стекло я увидел вереницу машин перед нами.
– Что это там?
– спросил я у водителя.
– Да черт его знает! Авария, может. Все же торопятся. Будто на тот свет боятся опоздать.
Машина двигалась очень медленно, в отличие от нарастающей боли. Меня не покидало ощущение, будто в голове кто-то живет, и каждый раз придумывает разные способы напомнить о себе. На этот раз казалось, что этих кого-то там несколько, и они все одновременно стучат маленькими молоточками по моему мозгу, пытаясь разбить его на мелкие кусочки. Чем быстрее они стучали, тем сильнее мне хотелось кричать.
Я изо всех
сил давил руками на виски, периодически постукивая по ним пальцами, надеясь, что меня услышат и прекратят издеваться.Но им это, вероятно, доставляло удовольствие, и останавливаться они не собирались. Я закрыл глаза, упиревшись головой во впереди стоящее сидение, и снова стал молиться, чтобы выдержать все это и быстрее добраться до дома.
– Дэн?
– почувствовал я, как кто-то дотронулся до моего плеча, и вздрогнул.
Открыв глаза, я увидел ее. Это снова была Эмили. Она словно живая сидела вместе со мной на заднем сидении.
– Как ты сюда попала?
– испуганно спросил я.
– Какой же ты зануда! Ты все время задаешь один и тот же вопрос.
– Потому что ты никогда на него не отвечаешь, - со злостью сказал я.
– Уйди и оставь меня в покое!
– Но я не могу уйти. И не хочу. Я хочу жить, а ты все время пытаешься меня убить!
– Что за бред, Эмили? Я даже не знаю, что тебе от меня нужно и кто ты вообще такая!
– Неправда... Ты не можешь не знать самого себя...
Последние слова я не расслышал. Ее голос заглушил пронзительный сигнал машины. От неожиданности я подпрыгнул на месте и уставился на водителя.
– Проклятое животное!
– выругался водитель.
– Черт знает, откуда берутся эти кошки!
Выдохнув, я снова повернулся к Эмили с просьбой повторить сказанное, но ее уже не было. Усмехнувшись, я мысленно назвал себя идиотом, вновь поверившим видению.
Шум голове утих. Стучали только два молоточка в висках, но я уже не обращал на них внимания.
Весь следующий день я провел дома перед телевизором, в который раз обдумывая свою жизнь, и пытаясь найти то, ради чего стоит жить. Если бы мне за это платили, я бы уже стал миллионером.
Мой внутренний голос выдавал мне идею за идеей. Я даже не успевал, как следует обдумать ни одну из них.
На мое предложение все бросить и уехать в тихое немноголюдное место, он просто покрутил пальцем у виска. Впервые он был серьезен и заявил, что, если я хочу убежать от всего, то могу делать это хоть сейчас. Вот только отсидеться не удастся. Рано или поздно все равно придется вернуться и решить, что делать дальше.
Я настаивал, что это можно сделать на расстоянии, а потом вернуться и начать действовать. Но он и слушать не хотел, пытаясь доказать, что ему лучше знать. Я не стал спорить, привыкнув к тому, что он вечно меня учит и в чем-то упрекает. Прям, как Эмили.
Весь день я провел на таблетках, боясь даже допустить появления боли. Страх и ее ожидание сводили меня с ума.
Вечером несколько раз пытался дозвониться до Сары, но она снова не отвечала. Лишь написала сообщение, что ждет меня завтра на похоронах. Это было словно приглашение, от которого очень хотелось отказаться.
Мысль об этом вызывала у меня жалость к Аманде, которая, как и я хотела быть счастливой, начать жизнь заново, избавившись от всего, что ненавистно. И я искренне надеюсь, что были хотя бы несколько дней, когда она с уверенностью говорила, что счастлива. И не просто говорила. Чувствовала. Потому что теперь за нее будут чувствовать другие. Будут чувствовать боль, страх и ненависть к жизни за то, что она отняла у них Аманду, а у Аманды отняла жизнь.