Хочу съесть твою поджелудочную

— Стоп-стоп-стоп-стоп-стоп!

Она в предвкушении уставилась на ряды коробок, заполнявших витрину, но я схватил её за обе руки и оттащил подальше от кассы. Под взглядом продавщицы, взиравшей на нас с умилением, я вновь посмотрел на Сакуру и поразился тому, какой у неё удивлённый вид.

— Это мне надо удивляться!

— Чему?

— Синкансэн? Станционный обед? Объясни, наконец, что ты затеяла?

— Еду куда подальше на электричке.

— Синкансэн, по-твоему, электричка? Куда подальше — это куда?

С таким видом, будто она наконец о чём-то вспомнила, Сакура залезла в карман и достала два прямоугольных куска бумаги. Я сразу догадался, что это билеты. Взял один, присмотрелся — и выпучил глаза от изумления.

— Ты шутишь?

— Ха-ха-ха! — захохотала она. Видимо, не шутила.

— Мы не успеем обернуться за день. Давай-ка, ещё не поздно передумать.

— Нет-нет, [мой друг]. Ты не понял.

— Тогда ладно. Выходит, ты всё же пошутила?

— Нет. Поездка и не рассчитана на день.

— А?..

Последовавший затем разговор плодов не принёс, а под конец моё сопротивление было сломлено, так что подробности я опущу.

Она настаивала, я убеждал, она зашла с козыря — вчерашней переписки — и сыграла на том, что, как правило, я держу слово.

Опомнился я уже в вагоне синкансэна.

— О-хо-хо…

Сидя у окна и глядя на пролетающие мимо пейзажи, я никак не мог решить, не пора ли мне смириться со сложившейся ситуацией. На соседнем сиденье Сакура с аппетитом поглощала свой обед.

— В первый раз туда еду! А ты, [мой друг]?

— Тоже.

— Не беспокойся, ради такого дела я купила путеводитель.

— Ну-ну.

«Должны же и тростниковые лодки знать меру?» — обругал я себя.

Кстати, билеты на поезд, как и жареное мясо, Сакура оплатила из своего кармана. Попросила на этот счёт не волноваться, но я обязан вернуть ей долг даже ценой собственной репутации.

«Не найти ли подработку?» — задумался я, и тут у меня перед носом замаячил мандарин.

— Будешь?

— Спасибо.

Я взял мандарин и молча снял с него кожуру.

— Что-то ты невесел. Прямо не верится — неужели ехать неохота?

— Отчего же, охота. Следую твоему плану, как скоростной состав по рельсам. Сам собой любуюсь!

— Зануда! Не так надо радоваться путешествию!

— По-моему, больше напоминает похищение.

— Раз любуешься собой, мог бы и мной полюбоваться!

— Нет, правда, вот чего ты добиваешься?

Не обращая на мои слова никакого внимания, Сакура закрыла коробку с обедом и перетянула крышку резинкой. В её проворных движениях сквозило ощущение полного довольства жизнью.

У меня отбило всякое желание придираться к расхождению между чувством реальности, создаваемым Сакурой, и реальностью настоящей, и я, долька за долькой, молча поедал мандарин. Он оказался на удивление сладким и вкусным, хотя она купила его в магазине. За окном раскинулась панорама сельских пейзажей — обычно мне такие видеть не приходилось. На полях торчали пугала, и, глядя на них, я решил, что сопротивляться больше незачем.

— Кстати, [мой друг], а напомни своё имя? — неожиданно спросила Сакура, изучавшая рекламу известных местных товаров в информационном журнале. Созерцание покрытых зеленью гор настраивало на мирный лад, и потому я послушно ответил. Не такое уж оно у меня редкое, но она с глубоким интересом несколько раз кивнула. Затем негромко пропела моё полное имя себе под нос и спросила: — Вроде так писателя зовут?

— Да. Хотя не знаю, о ком именно подумала ты.

Я мог вспомнить двоих: одного, отталкиваясь от моего имени, второго — от фамилии.

— Может, тебе поэтому нравятся романы?

— Почти угадала. Начал читать я именно поэтому, но нравятся они мне, потому что интересные.

— Хмм. И твоего любимого писателя зовут так же, как тебя?

— Нет. Это Осаму Дадзай.

Услышав прославленное имя, она широко открыла глаза от удивления:

— Который написал «Исповедь “неполноценного” человека»?

— Да.

— Надо же, какие мрачные книги тебе нравятся!

— Согласен, текст передаёт выстраданные переживания Осаму Дадзая, что влияет на общую атмосферу, но то, что книга «мрачная», не повод от неё отказываться, — заговорил я с редким для себя воодушевлением, но Сакура скучающе надула губы:

— Вряд ли я захочу её прочесть.

— Похоже, тебя литература не особо интересует.

— Вообще никак! Хотя мангу я почитываю.

«Так и знал», — подумал я. Не в том дело, плохо это или хорошо, я просто не мог представить Сакуру, погружённую в чтение романа. И даже листая мангу, например, дома, она наверняка при этом расхаживает по комнате или сопровождает чтение возгласами.

Говорить о том, что неинтересно собеседнику, бессмысленно, и я задал давно мучивший меня вопрос:

— Здорово, что родители отпустили тебя в путешествие. Как ты их уговорила?

— Сказала, что со мной поедет Кёко. Моих родителей обычно несложно растрогать до слёз, если сказать: «Хочу напоследок сделать то-то и то-то», но вот путешествие в компании с мальчиком они точно не поймут.

— Ты просто чудовище. Растоптала чувства родителей.

— Ну, а ты? Перед своими как будешь оправдываться?

— Чтобы они не волновались, я соврал, что у меня есть друг. Скажу, что заночевал у него.

— И жестоко, и печально.

— Не скажешь: «Никто не обидится»?

Она разочарованно помотала головой и достала из стоящего у ног рюкзака журнал. Так-то ведёт себя зачинщица преступления, вынудившая меня соврать моим любимым родителям? Сакура открыла журнал, а я, решив, что момент подходящий, вытащил из сумки книжку и сосредоточился на ней. Сражаясь с самого утра с непривычными раздражителями, я устал, и мне хотелось отдаться во власть выдуманной истории и залечить душевные раны.

Когда я об этом задумался, до меня дошло: я ведь заранее готовлюсь к тому, что Сакура нарушит установившийся мир. Кое-кто приучил меня шарахаться от каждой тени. Однако никто не отнимал у меня драгоценного времени. Через час спокойного и сосредоточенного чтения, найдя удачное место, чтобы прерваться, я неожиданно для себя обнаружил, что меня никто не теребит. Глянул на соседку: та, положив журнал на живот, крепко спала.

Я посмотрел на её лицо, на здоровую кожу — и не подумаешь, что эту девушку подтачивает тяжёлая болезнь, — прикинул, не намалевать ли ей что-нибудь на физиономии, но ходу затее не дал.