Хочу тебя испортить
Шрифт:
— Я, блядь, за тобой гоняться не собираюсь! — горланю ей вдогонку.
Сам же едва на месте себя держу. Просто между частыми шумными вдохами еще ловлю здравую мысль, что приближаться мне к Любомирой не стоит. Тем более сейчас, когда мы одни в доме… Мать вашу…
За ребрами, будто кислота, какое-то долбаное разочарование разливается, но я мастерски присыпаю его несгораемой массой самолюбия. Насрать.
Еще и не поела… А я что, виноват? Бежать, может, за ней? Уговаривать? На хер.
Быстро закидываю бунтующий желудок жратвой и от греха подальше сваливаю из дома. По
— Где тебя таскает? — бубнит тот вместо приветствия.
— Дела были, — выдаю якобы беззаботным тоном.
— Ну-ну… Еще скажи, что очень важные.
— Важнее, блядь, некуда.
И все же вне дома даже дышать легче. Ловлю в зеркале свою подранную рожу и ухмыляюсь. Откидываясь, высовываю в окно руку.
— Ты Маринку сегодня видел? — спрашиваю, похлопывая пальцами по крыше.
— Не видел, — тем же недовольным тоном буркает Чара. — Позвонить западло?
— Не хочу голос ее слышать.
Тут Чарушин откровенно ржет.
— А трахнуть ее хочешь?
— Пиздец, как хочу, — тоже ржу. — Признай, из всех экстренных — она самая красивая.
Пока друг подтверждает, мозг за каким-то хером воскрешает недовольную физиономию этой чертовой сводной сестры. Сердце в ту же секунду присаживает, как пистолет без глушителя. И ладно бы избирательно… Где там? Лупит без разбора.
— На тренировку хоть явишься?
— Подъезжаю, — отбиваю потухшим тоном.
Пару минут спустя действительно заезжаю на парковку нужного корпуса. Закидываю на плечо сумку и иду сразу же к спортзалу. Маринку можно потом найти. В конце концов, я в курсе, в каком корпусе она обитает, а комнату спрошу.
В раздевалке застаю одного Чару и понимаю, что опоздал. Блядь, тренер, верняк, зверствовать станет.
— Здоров!
— Салют.
Распахиваю шкафчик, стягиваю футболку и продеваю голову в майку. Ловлю напряженный взгляд Чарушина и замираю.
— Че так смотришь?
Просовываю в проймы руки и хватаюсь за ремень, когда этот осел, лучший друг типа, выкидывает самый тупой и странный вопрос, который я когда-либо получал:
— Ты влюбился?
Цепенея, жить прекращаю. Все функции стопорятся, а мышцы каменеют настолько, что кажется, вот-вот тресну, как гипсовая статуя, и разлечусь к хренам по раздевалке.
— Что ты морозишь? — выдыхаю и ухмыляюсь.
Оживаю. С первым вдохом за грудиной так горячо становится, кажется, что взорвусь.
— Отвечай на вопрос, — долбит Чара, как дятел.
Долбодятел.
— На какой? Ты мозги простудил? — в голос ожидаемо просачивается агрессия.
Мне хочется что-нибудь разбомбить. А лучше — расквасить Чарушину морду.
— Да или нет?
— Конечно, нет, — рявкаю в его сторону, а он поднимается и шагает ближе.
— Ты делаешь все, чтобы она тебя ненавидела, — имени не называет, но мы оба знаем, о ком речь. Я закусываю губы и, не сводя с него залитого кровью взгляда, яростно вдыхаю. — Но на самом деле ты не делаешь ничего по-настоящему ужасного. Я же знаю, на что ты способен. Нет, Любомирову ты гоняешь, как мышь. Ты, блядь, не хочешь ее всерьез обижать. Просто намеренно ее от себя отталкиваешь, — нагромождает тонну бреда и замолкает.
А я с трудом сглатываю и прикидываю, что ему ответить. Пока он не добавляет: — Отталкиваешь, потому что сам себе не доверяешь.— Что ты городишь? Курнул что? В тебе проснулся ебанутый ученый? Иди, на хрен, проспись.
Стаскивая джоггеры, быстро надеваю шорты. Чарушин все это время молчит и тупо выжидает.
— Хорошо, — выговаривает, когда я уже шкафчик закрываю. — Если я ошибаюсь, давай так… Ты больше не будешь трогать Любомирову.
Обращаю на него взбешенный взгляд.
— Какого, мать твою, черта ты решил, что можешь мне указывать?
— Я не указываю, — еще одна удушающая пауза. После чего он признается: — Варя мне нравится. Хочу к ней подкатить. Ты мне друг или кто? Поможешь?
18
Как я могу ее не трогать, если меня на куски рвет?
Полноценно сосредоточиться на тренировке не получается. Рой мыслей чердак рвет. И думаю я уже не о сексе, а о том, что сказал Чара.
«Варя мне нравится… Хочу к ней подкатить…»
Как Любомирова может ему нравиться, если она… Если она моя… Чертова сводная сестра!
И не могу я спокойно это пережить. Пытаюсь, безусловно. Это ведь Чарушин. Если по правде, никого ближе него у меня нет. Кому угодно баштан снесу, Чару никогда не трону. А все равно, столько усилий, как сейчас, на принятие никогда не прикладывал. Нутро огнем горит. А когда кажется, что стихает, в следующую секунду скручивает изнутри так, что равновесие теряю. Агрессивнее, чем того требует игра, гоняю с мячом. Никого вокруг себя не вижу. Тупо сам с собой сражение веду.
— Бойка, пасуй!
— Я открыт!
— Бойка!
Не слышу. Ухожу от перехватов и раз за разом атакую в одиночку кольцо.
Не удивительно, что тренер останавливает игру.
— Баскетбол — это командная игра, — рявкает он мне в рожу. — Что с тобой происходит?
Свирепо втягиваю носом воздух и молчу. Смотрю на него из-подо лба и сам себе втираю, что драться мне с ним не стоит.
— Что ты вытворяешься? Бойка?! Молчишь? Тогда домой дуй! Толку с тебя все равно нет.
— Да пожалуйста! — гаркаю в ответ и направляюсь к двери. — Уперся мне ваш баскетбол… — по пути, давая выход бессильной злобе, подбиваю ногой корзину с мелкими пластмассовыми мячиками.
Они с грохотом засыпают пол. Кому-то другому Кирилюк бы за подобное яйца вырвал, но меня и словом не останавливает. Очень даже жаль. Был бы повод сорваться.
Пока принимаю душ, дышу как зверь. Грудь яростно ходит туда-сюда. Распирает на каждом вдохе так, что, кажется, вот-вот треснет. Сердце, разгулявшись внутри этого выжженого ящика, тарабанит на разрыв. По венам не только кровь, но еще и бешеная гормональная смесь фигачит. Тело плавится, а по коже в это же время бежит дрожь.
«Варя мне нравится… Хочу к ней подкатить…»