Хочу твоим первым
Шрифт:
– Ну все, надоело…сколько можно…
Гордей вдруг порывисто вскакивает с дивана, чуть ли не силой отбирает у меня стакан, оставляет на столик свой. Хватает меня за руку, заставляя подняться с дивана, тянет куда-то за собой.
– Гордей, ты что! Ты…
Не понимаю, как это происходит, но вот уже мы оказываемся в какой-то темной комнате, очертания предметов мебели в которой невозможно разглядеть после яркого освещения зала.
Понимаю только, что плотно прижата телом Гордея к одной из стен. Его руки крепко обвивают, зажимая в горячих тисках и блокируя всякое
– Хватит с меня, Бельчонок. Реально, задолбало представление, - произносит хрипло, проводя губами по касательной. Задевая лоб, щеку, мочку уха.
– Гордей…
– Нахрен все. Если не поцелую тебя сейчас, не знаю, что тогда сделаю. Пожар.
И тут же его губы вплотную прижимаются к моим. И замираем с ним так, оглушенные, дрожащие, почти на грани.
– Арин…- выдыхает в мой рот, а я уже не соображаю ничего. Все как тогда, когда в том подъезде целовал.
Про все забываю. Про все, совсем про все…
Мои губы сами собой тянутся к его, распахиваются, словно приглашая.
И он не медлит, не дожидается, пока я передумаю. Он проникает в мой рот языком и начинает так жадно целовать, что я теряю все остатки человеческого самообладание. Словно в какое-то дикое животное превращаюсь.
Запускаю руки в его волосы, и чуть ли не сама жмусь к нему посильнее.
Нравится. Хочу, чтобы не отпускал. Хочу вот так. Горячо, ярко, удушающе. Без оглядки на последствия.
– Гордей, так нельзя, - пытаюсь уцепиться за остатки ускользающего осознания, едва его губы перемещаются на мою шею, а потом рвутся ниже. – Прекрати.
Но ведь не хочу совершенно, чтобы он прекращал. Но умом понимаю, что надо бы…надо…попытаться как-то всю эту лавину придержать.
– Володя, мой парень, он, он…
Мысли пробивает всполохами, неяркими, почти затухающими.
– Опять Володя, забудь уже о нем…
В голосе Гордея мне чудятся нетерпение и досада.
– Ты играешь не по правилам, Гордей, - пытаюсь на него надавить, оттолкнуть.
И на удивление, он даже отстраняется.
– Не по правилам?
Взгляд расфокусированный, так и горит весь, дыхание прерывистое.
– Нахрен все правила, Бельчонок, - шепчет хрипло и снова тянется ко мне.
Задыхаюсь вместе с ним, но все же пытаюсь рассуждать здраво, а потому в этот раз его губы попадают лишь на мою щеку.
– Не честно это, ты…мы…Ты испортил нам все свидание, Гордей. Ты не даешь нам и шанса, хоть обещал. Мне неудобно перед Володей, я…
– Ты что? Еще скажи, что тебе также приятно с ним, как и со мной.
– Мне…я…я должна идти, Гордей, мы должны идти.
Он отстраняется.
Не спускает с меня взгляда, но и не удерживает больше.
– Что ж, иди.
Дышит тяжело, но не прикасается снова. Меня же не приходится упрашивать дважды, так как понимаю, второго шанса не будет. Не смогу снова оттолкнуть. Утону в нем. Захлебнусь в ощущениях и не выплыву.
Я выбегаю из помещения и спешу обратно в зал, ориентируясь исключительно по звукам. А едва вбегаю в хорошо освещенное пространство зала, как впечатываюсь грудью прямо в Володю.
Взбудораженная, взъерошенная.
Наверняка красная, словно рак.– Ариш, а я обыскался уже тебя, где ты была?
– Я…в уборную ходила.
Сглатываю, пытаюсь унять сердцебиение.
Мои щеки пылают от мыслей о том, чем я только что занималась, от своей испорченности и порочности, от страха, что Володя может заподозрить и ему будет неприятно. От нахлынувшего на меня раскаяния.
– Володь, я…
Вижу приближающегося к нам из темноты Гордея.
И…делаю то, на что бы никогда не решилась, будь я в здравом уме и не имея в свидетелях его.
Я обхватываю Володю за шею, тяну его голову к себе, поднимаюсь на цыпочки, и поскорее, пока не передумала, стремительно и прямо на глазах у Гордея, целую Володю прямо в его приоткрытые от удивления губы.
Глава 33. А мне все пофиг
"Воскрешение возможно только после полного саморазрушения".
Чак Паланик "Бойцовский клуб"
Гордей
В глазах стремительно темнеет. В голове шум, а кулаки сжимаются в приступе неконтролируемой, оглушающей и почти полностью лишающей разума дикой еле сдерживаемой ярости.
Вдох-выдох. Типа мне положить на все.
Но спокойствием здесь и не пахнет. Лишь осознание, что не он инициатор, удерживает и позволяет самого же себя затормозить.
Это оглушает, конечно, нахрен, убивает, но не дает тем не менее применить силу и тупо набить этому гребаному любителю порассуждать о фильмах морду.
Но удержаться сложно. Пипец как.
Размазать по стенке хочется остро, и это желание делается в секунду почти невыносимым.
А она…смешанные чувства…Пока что на первом плане затмевающая все остальное ярость и желание убить. Остальное расплывчато.
Сгораю от дикой животной потребности затащить недотрогу обратно в ту комнату, а еще лучше сразу в свою квартиру и доказать уже, что ни с кем она не получит таких же ярких, выворачивающих всю душу эмоций, какие обеспечены ей со мной.
Как-то так.
От одних только поцелуев между нами все вспыхивает, какие,блин, еще ей нужны доказательства.
Уговариваю себя сделать скидку на ее неопытность, но сейчас все это кажется полной фигней и как-то совсем хреново заходит.
Вот вообще никак.
Грудину разрывает. Кислородное голодание сродни такому, будто на высоту десять тысяч метров без кислородного аппарата забрался. В летальную зону, блин, попал.
Выхожу из тени и, едва сдерживая рвущийся из меня неформат, и наплевав на все доводы, двигаю прямым курсом на них.
Длительность поцелуя около пары секунд. И за это время, блин, столько передумать всего успел.
Но едва приближаюсь, как Бельчонок вдруг сама отскакивает от парня, а потом срывается на бег.
Хочет смотаться с места преступления.
Охрененно тяжкого в моем видении наших с ней отношений, в то время как я ни к одной девке за все это время не то, что не притронулся, но даже мыслей таких не возникало.
А сейчас вот почти готов сосаться на ее глазах хоть с кем угодно, вот даже с Машкой.