Хочу у зеркала, где муть… (сборник)

Маяковскому

1

Чтобы край земной не вымер Без отчаянных дядей, Будь, младенец, Володимир: Целым миром володей!

2

Литературная – не в ней Суть, а вот – кровь пролейте! Выходит каждые семь дней. Ушедший – раз в столетье Приходит. Сбит передовой Боец. Каких, столица, Еще тебе вестей, какой Еще – передовицы? Ведь это, милые, у нас, Черновец – милюковцу: «Владимир Маяковский? Да-с, Бас, говорят, и в кофте Ходил»… Эх, кровь-твоя-кровца! Как с новью примириться, Раз первого ее бойца Кровь – на второй странице (Известий).

3

«В гробу, в обыкновенном темном костюме, в устойчивых, грубых ботинках, подбитых железом, лежит величайший поэт революции».

(«Однодневная газета», 24 апреля 1930 г.)

В сапогах, подкованных железом, В сапогах, в которых гору брал — Никаким обходом ни объездом Не доставшийся бы перевал — Израсходованных до сиянья За двадцатилетний перегон. Гору пролетарского Синая, На котором праводатель – он. В сапогах – двустопная жилплощадь, Чтоб не вмешивался жилотдел — В сапогах, в которых, понаморщась, Гору нес – и брал – и клял – и пел — В сапогах и до и без отказу По невспаханностям Октября, В сапогах почти что водолаза: Пехотинца, чище ж говоря: В сапогах великого похода, На донбассовских, небось, гвоздях, Гору горя своего народа Стапятидесяти (Госиздат) Миллионного… – В котором роде Своего, когда который год: «Ничего-де своего в заводе!» Всех народов горя гору – вот. Так вот в этих – про его Рольс-Ройсы Говорок еще не приутих — Мертвый пионерам крикнул: Стройся! В сапогах – свидетельствующих.

4

Любовная лодка разбилась о быт.

И полушки не поставишь На такого главаря. Лодка-то твоя, товарищ, Из какого словаря? В лодке да еще в любовной Запрокинуться – скандал! Разин – чем тебе не ровня? — Лучше с бытом совладал. Эко новшество – лекарство, Хлещущее, что твой кран! Парень, не по-пролетарски Действуешь – а что твой пан! Стоило ж в богов и в матку Нас, чтоб – кровь, а не рассвет! — Класса белую подкладку Выворотить напослед. Вроде юнкера, на «Тоске» Выстрелившего – с тоски! Парень! не по-маяковски Действуешь: по-шаховски. Фуражечку б на бровишки И – прощай моя джаным! Правнуком своим проживши, Кончил – прадедом своим. То-то же как на поверку Выйдет – стыд тебя заест: Совето-российский Вертер. Дворяно-российский жест. Только раньше – в околодок, Нынче ж… – Враг ты мой родной! Никаких любовных лодок Новых – нету под луной.

5

Выстрел – в самую душу, Как только что по врагам. Богоборцем разрушен Сегодня последний храм. Еще раз не осекся, И, в точку попав – усоп. Было – стало быть сердце, Коль выстрелу следом – стоп. (Зарубежье, встречаясь: «Ну, казус! Каков фугас! Значит – тоже сердца есть? И с той же, что и у нас?») Выстрел – в самую точку, Как в ярмарочную цель. (Часто – левую мочку Отбривши – с женой в постель.) Молодец! Не прошибся! А женщины ради – что ж! И Елену паршивкой – Подумавши – назовешь. Лишь одним, зато знатно, Нас лефовец удивил: Только вправо и знавший Палить-то, а тут – слевил. Кабы в правую – свёрк бы Ланцетик – и здрав ваш шеф. Выстрел в левую створку: Ну в самый-те Центропев!

6

Зёрна огненного цвета Брошу на ладонь, Чтоб предстал он в бездне света Красный как огонь.

Советским вельможей, При полном синоде… – Здорово, Сережа! – Здорово, Володя! Умаялся? – Малость. – По общим? – По личным. – Стрелялось? – Привычно. – Горелось? – Отлично. – Так стало быть пожил! – Пасс в нек’тором роде. …Негоже, Сережа! …Негоже, Володя! А помнишь, как матом Во весь свой эстрадный Басище – меня-то Обкладывал? – Ладно Уж… – Вот-те и шлюпка Любовная лодка! Ужель из-за юбки? – Хужей из-за водки. Опухшая рожа С тех пор и на взводе? Негоже, Сережа. – Негоже, Володя. А впрочем – не бритва — Сработано чисто. Так стало быть бита Картишка? – Сочится. – Приложь подорожник. – Хорош и коллодий. Приложим, Сережа? – Приложим, Володя. А что на Рассее— На матушке? – То есть Где? – В Эсэсэсэре Что нового? – Строят. Родители – родят, Вредители – точут, Издатели – водят, Писатели – строчут. Мост новый заложен, Да сбит половодьем. Все то же, Сережа! – Все то же, Володя. А певчая стая? – Народ, знаешь, тертый! Нам лавры сплетая, У нас, как у мертвых, Прут. Старую Росту Да завтрашним лаком. Да не обойдешься С одним Пастернаком. Хошь, руку приложим На ихнем безводье? Приложим, Сережа? – Приложим, Володя! Еще тебе кланяется… – А что добрый Наш Льсан Алексаныч? – Вон – ангелом! – Федор Кузьмич? – На канале: По красные щеки Пошел. – Гумилев Николай? – На Востоке. (В кровавой рогоже, На полной подводе…) – Все то же, Сережа! – Все то же, Володя! А коли все то же, Володя, мил-друг мой — Вновь руки наложим, Володя, хоть рук – и — Нет. – Хотя и нету, Сережа, мил-брат мой, Под царство и это Подложим гранату! И на раствороженном Нами Восходе — Заложим, Сережа! – Заложим, Володя!

7

Много храмов разрушил, А этот – ценней всего. Упокой, Господи, душу Усопшего врага твоего. Савойя, август 1930

Лучина

До Эйфелевой – рукою Подать! Подавай и лезь. Но каждый из нас – такое Зрел, зрит, говорю, и днесь, Что скушным и некрасивым Нам кажется ваш Париж. «Россия моя, Россия, Зачем так ярко горишь?» Июнь 1931

Стихи к Пушкину

1

Бич жандармов, бог студентов, Желчь мужей, услада жен, Пушкин – в роли монумента? Гостя каменного? – он, Скалозубый, нагловзорый Пушкин – в роли Командора? Критик – ноя, нытик – вторя: «Где же пушкинское (взрыд) Чувство меры?» Чувство – моря Позабыли – о гранит Бьющегося? Тот, соленый Пушкин – в роли лексикона? Две ноги свои – погреться — Вытянувший и на стол Вспрыгнувший при самодержце Африканский самовол — Наших прадедов умора — Пушкин – в роли гувернера? Черного не перекрасить В белого – неисправим! Недурён российский классик, Небо Африки – своим Звавший, невское – проклятым. – Пушкин – в роли русопята? Ох, брадатые авгуры! Задал, задал бы вам бал Тот, кто царскую цензуру Только с дурой рифмовал, А «Европы вестник» – с… Пушкин – в роли гробокопа? К пушкинскому юбилею Тоже речь произнесем: Всех румяней и смуглее До сих пор на свете всем, Всех живучей и живее! Пушкин – в роли мавзолея? То-то к пушкинским избушкам Лепитесь, что сами – хлам! Как из душа! Как из пушки — Пушкиным – по соловьям Слова, соколам полета! – Пушкин – в роли пулемета! Уши лопнули от вопля: «Перед Пушкиным во фрунт!» А куда девали пёкло Губ, куда девали – бунт Пушкинский? уст окаянство? Пушкин – в меру пушкиньянца! Томики поставив в шкафчик — Посмешаете ж его, Беженство свое смешавши С белым бешенством его! Белокровье мозга, морга Синь – с оскалом негра, горло Кажущим… Поскакал бы, Всадник Медный, Он со всех копыт – назад. Трусоват был Ваня бедный, Ну, а он – не трусоват. Сей, глядевший во все страны — В роли собственной Татьяны? Что вы делаете, карлы, Этот – голубей олив — Самый вольный, самый крайний Лоб – навеки заклеймив Низостию двуединой Золота и середины? «Пушкин – тога, Пушкин – схима, Пушкин – мера, Пушкин – грань…» Пушкин, Пушкин, Пушкин – имя Благородное – как брань Площадную – попугаи. – Пушкин? Очень испугали! 1931

2

Петр и Пушкин

Не флотом, не потом, не задом В заплатах, не Шведом у ног, Не ростом – из всякого ряду, Не сносом – всего, чему срок, — Не лотом, не ботом, не пивом Немецким сквозь кнастеров дым, И даже и не Петро-дивом Своим (Петро-делом своим!). И большего было бы мало (Бог дал, человек не обузь!), Когда б не привез Ганнибала— Арапа на белую Русь. Сего афричонка в науку Взяв, всем россиянам носы Утер и наставил, – от внука— то негрского – свет на Руси! Уж он бы вертлявого – в струнку Не стал бы! – «На волю? Изволь! Такой же ты камерный юнкер, — Как я – машкерадный король!» Поняв, что ни пеной, ни пемзой — Той Африки, – царь-грамотей Решил бы: «Отныне я – цензор Твоих африканских страстей». И дав бы ему по загривку Курчавому (стричь – не остричь!): – Иди-ка, сынок, на побывку В свою африканскую дичь! Плыви – ни об чем не печалься! Чай, есть в паруса кому дуть! Соскучишься – так ворочайся, А нет – хошь и дверь позабудь! Приказ: ледяные туманы Покинув – за пядию пядь Обследовать жаркие страны И виршами нам описать. — И мимо наставленной свиты, Отставленной – прямо на склад, Гигант, отпустивши пииту, Помчал – по земле или над? Сей, не по снегам смуглолицый Российским – снегов Измаил! Уж он бы заморскую птицу Архивами не заморил! Сей, не по кровям торопливый Славянским, сей тоже – метис! Уж ты б у него по архивам Отечественным не закис! Уж он бы с тобою – поладил! За непринужденный поклон Разжалованный – Николаем, Пожалованный бы – Петром! Уж он бы жандармского сыска Не крыл бы «отечеством чувств»! Уж он бы тебе – василиска Взгляд! – не замораживал уст. Уж он бы полтавских не комкал Концов, не тупил бы пера. За что недостойным потомком — Подонком – опенком Петра Был сослан в румынскую область, Да ею б – пожалован был Сим – так ненавидевшим робость Мужскую, – что сына убил Сробевшего. – «Эта мякина — Я? – Вот и роди! и расти!» Был негр ему истинным сыном, Так истинным правнуком – ты Останешься. Заговор равных. И вот, не спросясь повитух, Гигантова крестника правнук Петров унаследовал дух. И шаг, и светлейший из светлых Взгляд, коим поныне светла… Последний – посмертный — бессмертный Подарок России – Петра. 2 июля 1931

3

Станок

Вся его наука — Мощь. Светло – гляжу. Пушкинскую руку Жму, а не лижу. Прадеду – товарка: В той же мастерской! Каждая помарка — Как своей рукой. Вольному – под стопки? Мне, в котле чудес Сём – открытой скобки Ведающей – вес, Мнящейся описки — Смысл, короче – всё. Ибо нету сыска Пуще, чем родство! Пелось как – поется И поныне – так. Знаем, как «дается»! Над тобой, «пустяк», Знаем – как потелось! От тебя, мазок, Знаю – как хотелось В лес – на бал – в возок… И как – спать хотелось! Над цветком любви — Знаю, как скрипелось Негрскими зубьми! Перья на востроты — Знаю, как чинил! Пальцы не просохли От его чернил! А зато – меж талых Свеч, картежных сеч — Знаю – как стрясалось! От зеркал, от плеч Голых, от бокалов Битых на полу — Знаю, как бежалось К голому столу! В битву без злодейства: Самого – с самим! — Пушкиным не бейте! Ибо бью вас – им! 1931

4

Преодоленье Косности русской — Пушкинский гений? Пушкинский мускул На кашалотьей Туше судьбы — Мускул полета, Бега, Борьбы. С утренней негой Бившийся – бодро! Ровного бега, Долгого хода — Мускул. Побегов Мускул степных, Шлюпки, что к брегу Тщится сквозь вихрь. Не онедужен Русскою кровью — О, не верблюжья И не воловья Жила (усердство Из-под ремня!) — Конского сердца Мышца – моя! Больше балласту — Краше осанка! Мускул гимнаста И арестанта, Что на канате Собственных жил Из каземата — Соколом взмыл! Пушкин, с монаршьих Рук руководством Бившийся так же Насмерть – как бьется (Мощь – прибывала, Сила – росла) С мускулом вала Мускул весла. Кто-то, на фуру Несший: «Атлета Мускулатура, А не поэта!» То – серафима Сила – была: Несокрушимый Мускул – крыла. 10 июля 1931

Ода пешему ходу

1

В век сплошных скоропадских, Роковых скоростей — Слава стойкому братству Пешехожих ступней! Всеутёсно, всерощно, Прямиком, без дорог, Обивающих мощно Лишь природы – порог, Дерзко попранный веком. (В век турбин и динам Только жить, что калекам!) …Но и мстящей же вам За рекламные клейма На вскормившую грудь. – Нет, безногое племя, Даль – ногами добудь! Слава толстым подметкам, Сапогам на гвоздях, Ходокам, скороходкам — Божествам в сапогах! Если есть в мире – ода Богу сил, Богу гор — Это взгляд пешехода На застрявший мотор. Сей ухмыл в пол-аршина, Просто – шире лица: Пешехода на шину Взгляд – что лопается! Поглядите на чванством Распираемый торс! Паразиты пространства, Алкоголики верст — Что сквозь пыльную тучу Рукоплещущих толп Расшибаются. – Случай? – Дури собственной – столб.