Ход конём

Туго пришлось бы Владимиру, не помоги ему Аня. Опять-таки по ходатайству Морозова ей выписали временный пропуск на право посещения лаборатории механики в вечернее время. Владимир замечал, что если рядом Виноградова — работается лучше, сноровистее. Появляется чувство уверенности, какой-то бесшабашной легкости.

Анин институт находился в противоположном конце города — на правом берегу Енисея. Она заканчивала работу в пять и уже где-то около шести, запыхавшаяся, раскрасневшаяся от мороза, переступала порог лаборатории механики.

— Ты что, такси берешь? — удивленно спросил у нее однажды Владимир.

— Беру, — просто ответила она.

Он осуждающе покачал головой:

— Этак и зарплаты не хватит. — И мягко добавил: — Не делай больше этого. Пожалуйста.

Она сняла пальто и шапку. Взяв в зубы заколку, причесала волосы перед черной стеклянной дверцей шкафа сопротивлений. И, пропустив мимо ушей то, что сказал Владимир, повернувшись к нему, с улыбкой произнесла:

— Карту остаточных столбов воды в песках я вчера закончила. Что делать дальше?

— Построй теперь, пожалуйста, гидрогеологический разрез.

— Масштабы и условные обозначения прежние?

— Ага.

Дальше так и работали: Аня, включив трехсотваттную лампу, строила на столе, у макета новой мощной турбины, гидрогеологический разрез, а Владимир, щелкая тумблерами, делал замеры на сеточном электроинтеграторе...

Они поглядывали друг на друга, и обоим было хорошо. Что-то невидимое уже прочно связывало их, согревало.

Где-то в десятом часу вечера зашел Морозов. Не снимая заиндевелой шубы, лишь расстегнув ее, поздоровался с Аней. От него пахло снегом и душистыми сигаретами.

Морозов походил по комнате, рассеянно рассматривая осциллографы и датчики, поинтересовался у Владимира, как продвигается моделирование скважины. Чувствовалось, что он хочет завести с Кравчуком какой-то важный разговор, но не решается. И тогда заговорил лаборант:

— Боюсь, Геннадий Палыч, одного: не успею я к первому июня все сделать. А ведь после первого электроинтегратор у меня заберут...

— Ничего, успеете... Каждую пятницу можете теперь моделировать на интеграторе свое осушение с восьми утра и до одиннадцати вечера. Помощников берите столько, сколько вам надо. Не стесняйтесь... — Увидев недоуменно улыбающееся лицо Владимира, Морозов нахмурился. — Чему удивляетесь? Вы нам помогли? Помогли! Теперь наш черед. Кто-то же должен подсобить вам с пробиванием этих чертовых... вертикальных скважин. Если ВНИГИ не хочет этим заниматься, то пусть уж хоть НИИ теплофизики вам поможет. Иначе, дорогуша, вам труба, не так ли?

— Спасибо, Геннадий Палыч!

Морозов хитровато прищурился:

— Э-э, что мне твое «спасибо»?.. Его не съешь и не продашь. Отвлеченное понятие, без диалектики...

Владимир и Аня, не прерывая работы, с улыбкой слушали Морозова. Кравчук впервые видел своего шефа таким разговорчивым. В лаборатории ходят слухи, что у Морозова трудности с докторской. Якобы он разработал какую-то новую теорию охлаждения турбин, ломающую в корне прежние представления о физике этого явления. Не всем это понятно, не все согласны с формулами и выводами Морозова. Некоторым же его теория и вовсе не нравится...

— Чего же вы хотите от Володи? — вклинилась в разговор Аня, догадываясь, куда гнет начальник лаборатории.

— А ничего... — слукавил Геннадий Павлович и медленно двинулся к двери. Распахнул ее, остановился. — Кстати, Владимир Петрович... С понедельника вы переведены на должность старшего инженера по радиоэлектронике. Оклад — 180 рублей плюс премиальные... — Покашлял в кулак. — Оставались бы у нас насовсем, а? Лучше вас здесь никто электроинтегратор не знает. Молчите?.. — Вздохнул. — Ну ладно, пойду... Разве с вами договоришься? С медведем и то легче... Спокойной ночи.

Морозов ушел, а в комнате долго еще стоял запах снега и душистых сигарет.

— Напористый дядечка, — задумчиво сказала Аня, оторвавшись от чертежа.

— В лаборатории его любят, — заметил Владимир и, спохватившись (беседа с Морозовым отняла целых восемь минут!), ожесточенно щелкнул переключателем диапазонов цифрового вольтметра. Надо поднажать, друг ситцевый! Намеченный на сегодня план должен быть выполнен.

...Они ушли из института в начале двенадцатого. До отхода последнего автобуса в новый город оставалось пять минут.

— Беги на остановку. Опоздаешь, — сказала Аня.

По привычке он метнул озабоченный взгляд на покрытые инеем электрические часы, висевшие на серой стене Центрального универмага, и торопливо стал прощаться. И тотчас же ощутил, что никуда не уйдет... Все, хватит. Он здесь уже почти четыре месяца, а даже ни разу с Аней в кино не был, не поговорил с ней. Нехорошо. Дом — институт, институт — дом. Как автомат.

— Анечка... ты... ты на меня не сердишься?

Она удивленно посмотрела на него.

— За что... Володя?

Он шагнул к ней, взял ее руку. В его взгляде она увидела нечто большее, чем благодарность.

— Завтра суббота. Давай сделаем выходной, а? Куда-нибудь сходим? Покажешь мне Красноярск...

— А как же... моделирование? Теряется день...

— Ерунда!

— Нет, это не ерунда, — возразила Аня. — Ты этим живешь.

— Я... то есть... ты... — Он запнулся, голос предательски дрогнул. — Понимаешь... хочется подольше побыть с тобой... Честное слово!

Они медленно шли по проспекту Новаторов. Сыпал сухой, как песок, снег.

Владимир думал об Ане. Он понимал, что обязан ей многим. Если бы не эта девушка, он, пожалуй, ничего не сделал бы. Она и с жильем все устроила, и по работе помогла. Он был зол на отца, который не поддерживал его, на директора ВНИГИ Зубарева, на Бокова... Единственным утешением была Аня. Она ничего не требовала, ни разу даже не сказала, что устала, пора, мол, передохнуть. Она ему помогала как хороший, добрый товарищ, бескорыстный друг. Они мало говорили по душам. Некогда было. Но каждый вечер, сидя в лаборатории за электроинтегратором, он с нетерпением и плохо скрываемым волнением поглядывал на дверь: когда же появится Аня? Однажды она не пришла в шесть часов, и он ощутил странную пустоту. Как будто чего-то недоставало, очень важного и нужного ему. Работа в тот вечер не клеилась. Он поставил на микроамперметре не тот шунт (чего раньше никогда не случалось) и чуть было не запорол прибор. Три раза звонил Виноградовой на работу, но линия, как назло, все время была занята. Успокоился лишь на следующий вечер, когда Аня снова появилась в лаборатории механики. Оказывается, у нее тяжело заболел сослуживец, и она ходила навещать его. И тоже звонила Владимиру, хотела предупредить его, но — увы! — из этого ничего не получилось. Где-то, очевидно, порвало телефонные провода.

Как мало знал он об Ане! А спросить было все недосуг. Эгоист! Стыдно должно быть, стыдно...

Владимир шел, опустив голову. Наконец встрепенулся и, тряхнув головой, словно возвратясь из небытия к яви, сконфуженно произнес:

— Извини... Ты, кажется, что-то сказала?

— Приезжай завтра ко мне. Улица Коммунаров, 12, квартира 28. Позавтракаем — и пойдем гулять.

— Приеду. Обязательно приеду! — с радостью согласился Владимир.

Аня жила в новом девятиэтажном доме, в однокомнатной квартирке.