Ход конём

— Понимаете, лучше, чтобы автор этой статьи был один.

Владимир не возражал, считая, что Сидоренко в таких вопросах — дока.

6

На улице стояла поздняя осень. Дымилась вода в Днепре, промозглый северный ветер гнал по тротуарам скрюченные листья каштанов. Привяли и осыпались желто-коричневые чернобривцы в сквере на Крещатике; по утрам земля дышала прозрачной стынью, трава на газонах была белой от изморози, а лужи затягивало матовыми ледяными иголками.

День у Игоря Николаевича Бокова начинался ровно в пять утра. Он вставал и, облачившись в тренировочный костюм, распахивал окно, увитое снаружи голыми плетями винограда. Все движения Игоря Николаевича были неторопливые, плавные. Он с детства усвоил, что точный, строго выполняемый распорядок дня не только укрепляет здоровье, но и позволяет человеку достичь любой цели.

Сверху виден был кусочек Крещатика: огромные электрические часы на здании Главпочтамта, серый проем подземного перехода. Игорь Николаевич любил эти утренние минуты, когда можно было, ни о чем не думая, постоять немного у окна, наслаждаясь тишиной. Город еще спал, машин почти не было.

Сделав под бодрящую музыку зарядку, поставил новую пластинку. Спустя несколько секунд по комнате поплыли задумчиво-грустные, размеренные звуки «Меланхолической серенады» Чайковского. Ее он предпочитал всем остальным, полагая, что только она одна способна по-настоящему настроить его на трудовой день. Кажется, и Марина любила слушать эту удивительную серенаду... Интересно, как она сейчас живет там, в Ялте? Пять лет уже минуло с того дня, когда они развелись. Да, туберкулез — болезнь страшная. Источит тебя, как червь старый шкаф. Не завидует он ей: видная, умная, кандидат наук, а здоровья нет... Кстати, не забыть бы: пора и ему «просветить» легкие. Последний раз рентгеноскопию грудной клетки он делал ровно год назад. Надо регулярно проверяться, у него ведь тоже находили раньше затемнение в легких. На учет даже взяли...

Игорь Николаевич подошел к коричневому столику, на котором возвышался аквариум с рыбками. Несколько минут молча любовался им.

Шелковистый песок, перламутровые рапаны, широкие зонтики таиландских папоротников, пестрые нити водорослей... И среди всего этого — рыбки. Светло-коричневые юркие кардиналы; миниатюрные, черно-желтые, с широкими вуалевыми хвостами и длинными плавниками-шарфами гуппи; красно-голубые дискусы; белые, с розовыми хвостовыми отростками меченосцы... Вода в аквариуме подсвечивалась люминесцентной лампой, вмонтированной в створку моллюска, а понизу, в песке, вилась выкрашенная в голубой цвет трубочка для подачи кислорода из портативного компрессора.

Игорь Николаевич любил аквариум и его обитателей, любил давно, еще с детства. Это было его хобби, и он ни от кого не скрывал своего увлечения, напротив, даже гордился этим. В наш космический век, как считал Игорь Николаевич, человек должен как можно чаще бывать наедине с природой. И здесь ему на помощь приходит аквариум, это маленькое чудо. Глядя на всех этих разноцветных, ярких, непохожих одна на другую рыбок, завезенных в нашу страну из разных уголков планеты, ты словно бы окунаешься в теплые и прозрачные воды Индии, Бразилии. Новой Зеландии... Чудесный экзотический мир аквариума успокаивает нервы, поднимает настроение.

— Ну, что, любушки, кушать, небось, хотите?.. — Игорь Николаевич достал из холодильника алюминиевую, в дырочках банку, в которой хранился сухой корм — дафнии и гамарусы, — и стал кормить рыбок. — Ишь, как проголодались!.. Э-э, дорогой товарищ дискус, ты сегодня вялый. Ну-ка, попробуй... Вот так! Молодцом!

Приняв теплый душ, Боков плотно позавтракал и взял стопку советских и зарубежных журналов по горному делу, которые вышли в прошлом месяце. Пора было приниматься за изучение научных статей, на это выделялся ровно час. И такой распорядок дня выполнялся Игорем Николаевичем вот уже более десяти лет. Помехой могла служить разве что болезнь или командировка. Но ни того, ни другого сегодня, слава богу, не было, и все же Игорь Николаевич, удобно расположившись в кресле, журналы просматривать не стал. Точнее — не мог, потому что мысли сейчас были заняты другим. Из головы не выходила эта дурацкая история с Владимиром Кравчуком. Позавчера звонили из редакции республиканской газеты. Заведующий отделом науки Сидоренко интересовался личностью Владимира Кравчука, чем он занимается и хорошо ли выполняет порученное ему дело. А когда заинтригованный Игорь Николаевич попросил объяснить суть происходящего, Сидоренко выложил все. Оказывается. Кравчук-младший написал в газету статью, и теперь редакция проверяет изложенные в ней факты, консультируется у специалистов. Сидоренко обратился к начальнику отдела гидрогеологии ВНИГИ Петру Михайловичу Кравчуку, но тот, сославшись на родственные с автором статьи отношения, посоветовал «для вящей объективности» поговорить с непосредственным руководителем темы по дренажу. То есть с ним, Игорем Николаевичем. Хитер старый Кравчук, хитер, как снежный барс! Хочет быть кристально чистеньким. И в то же время спихивает с себя ответственность. Расчет верный. Пусть, мол, Боков решает — ему легче. Все знают, что у него есть опора в министерстве — в лице Назара Платоныча...

Игорь Николаевич попросил Сидоренко привезти статью в институт. И в те несколько часов, что оставались до прихода газетчика, составил четкий план своих действий.

Прочитав статью. Боков перво-наперво ознакомил с ней Петра Михайловича и попросил высказать свое мнение.

Кравчук-старший, как всегда, был осторожен.

— Я бы не хотел, чтобы это появилось в печати, — сказал он меланхолическим голосом. — Хлопот тогда не оберешься. Да и врагов мы наживем немало. Особенно — в верхах!

Игорь Николаевич давно чувствовал, что начальник отдела его побаивается. Он понимал, откуда идет эта боязнь. И потому старался при каждом удобном случае недвусмысленно подчеркнуть свои связи с Назаром Платонычем. Но сейчас в этом не было никакой необходимости. Кравчук-старший занял выжидательную позицию, и это вполне устраивало Игоря Николаевича. Он так прямо и заявил Сидоренко:

— Мы с Петром Михайловичем Кравчуком — против печатания статьи в вашей газете. Многие положения спорные. Конечно, это дело газеты — печатать присланный материал или нет. Но коль вы уж обратились к нам за консультацией, то извольте считаться и с нашим мнением. Если бы автор писал только от себя, не затрагивая интересов коллектива, я бы промолчал. Но Владимир Кравчук бросает тень на весь наш орденоносный научно-исследовательский институт. Да и не только на институт. А министерство?! А Госстрой и Комитет по науке и технике?! Они ведь одобрили подземную систему осушения на Южном участке! Что же, там глупцы сидят?! Дружеский совет вам, товарищ Сидоренко: не спешите с выводами. Как бы у вас после публикации этой статьи не появились неприятности...

— Я вас понял, Игорь Николаевич, — задумчиво произнес Сидоренко. — Для окончательного решения вопроса, печатать этот материал или нет, мы дадим статью на рецензию кому-нибудь из крупных ученых-гидрогеологов. До свидания.

Боков молча кивнул. Ничего, он и там проведет соответствующую работу. Кто против него идет — редко выигрывает.

Игорь Николаевич вызвал к себе Владимира Кравчука. Поинтересовался, чем аспирант занимается.

— Строю вместе с Самсоновым и Оверкиной гидрогеологическую карту Кедровского разреза. Думаем закончить дней через десять, — пояснил Владимир.

— Ну и как ваши помощники: Самсонов и Оверкина? Справляются?

— В целом ребята толковые. Работать с ними приятно. А что? — недоуменно осведомился Владимир, стараясь понять, куда клонит заведующий лабораторией.

Но Игорь Николаевич словно уши ватой заткнул. Полистал блокнот, спрятал в стол. Тщательно заточил на специальном станке карандаш. Не поднимая глаз, сухо обронил:

— Хорошо, кончайте карту, а там видно будет.

Когда Владимир вышел, Игорь Николаевич достал пухлую синюю папку. Развернул... Там лежали исписанные четким, красивым почерком листки его докторской диссертации. Осталось совсем немного, каких-то две главы. Последнее усилие — и Эверест будет взят. Впереди, правда, еще защита, но он, Боков, верит в свою звезду. Как-никак у него на руках авторское свидетельство по сеточному электроинтегратору. Недаром же он потел ночами с Романовым над радиосхемами. Юрий Борисович сделал, конечно же, больше, но разве суть в этом? Главное, что Боков — соавтор и в его докторской диссертации интегратору посвящены два раздела.

Игорь Николаевич сложил аккуратно листки в папку и спрятал обратно в стол. Затем вызвал по телефону Самсонова и Оверкину.

Они явились минуты через две. Боков жестом указал на стулья. Дружелюбно поглядывая на своих сотрудников, весело произнес:

— Поздравляю вас с успешным выполнением плана за третий квартал. За отличную работу вам будет объявлена благодарность с занесением в трудовую книжку. Кроме того, я внес ваши фамилии в список премированных по институту...

— Спасибо, Игорь Николаевич.

— Так держать, ребятки, и дальше... Честь лаборатории — превыше всего.

— Будем стараться.

— Кстати... Был тут у меня сейчас Владимир Кравчук... О вас говорил... — Боков замолчал, криво усмехнулся.

— И... и что же он вам сказал? — забеспокоилась Оверкина.

Игорь Николаевич вздохнул. У него был вид человека, который не решается произнести что-то важное, но неприятное для его собеседников.

— Понимаете... он... он наговорил тут всякого вздора о вас... Неудобно даже повторять...