Ход кротом
Шрифт:
— Иначе?
— Иначе неизбежно помрачнение в уме. Всего страшнее выходить из сказки, возвращаться в наш мир, выглядящий вдвойне противнее. Скажу не хвастаясь, мои люди отобраны как положено, крови не боятся. Но даже среди них произошло два показательных случая. Один агент ушел в монастырь.
— В «Красный»?
— Нет. В обыкновенный.
— Причины?
— Я не смог с ним поговорить. Схимой себе он избрал молчание.
Закряхтев и завозившись, поднявши пыльную волну, пробасил некто из середины:
— Вот этого я тоже не
— Подождите пыхтеть. Что со вторым агентом?
— Поджег свой Волков, на обгорелый столб посреди пожарища приколотил вполне красивую акварель «Голубые города» и пустил себе пулю в голову. А ведь не барышня-институтка, красный командир. Думенко хвалил его, Буденный лично наган вручал. Тот самый, из которого мой человек застрелился.
— Отравился мечтой?
— Пожалуй что так.
— Этак чертов Крот нам всех людей перетравит. Может, гипноз какой? В питье что-то подмешивает, в пищу?
— Не похоже. Поймите… — говоривший тяжело выдохнул, снова прогнав по сводчатому подвалу влажную волну:
— Крот страшен именно тем, что не чужак. Окажись он трехногим шестиглазым…
— Пятихреном! Кстати, женщину?
— Не сработало.
— Хм. А мальчика?
— Не сработало, — по шороху одежды все догадались, что докладчик разводит руками.
— … Девушки из его наркомата говорят, что на столе Крота всегда стоит чей-то портрет или фотокарточка, в той самой черной зеркальной рамке. Такие же фотокарточки у множества людей, потерявших семьи в годы войны. И верность потере неудивительна, она тоже встречается часто. Но, как ни заглядывай, посторонний человек видит одни только блики. Редко-редко вроде бы чей-то силуэт или лицо. Причем кто-то видел на портрете белые волосы и красные глаза, а кто-то, напротив, черные волосы и глаза синие. Кто-то говорил, что там женщины в диковинных нарядах, а кто-то видел мужчину перед футуристичным самолетом или танком… Подавляющее большинство видело свое отражение.
— Понятно, что ничего не понятно. А что… Театрал?
— Товарищ Немирович был нами подведен к Кроту в съемочную группу, под маркой работы по фильму «Два ордена». Кстати, товарищи, как там что, а фильм, пожалуй что, удался. Цветная пленка, тысячные массовки… Очень рекомендую, я бой на Кагамлыке, как живой, вспомнил. А на панораме Херсона, где распятые «самостийники» по крестам, и ледяной ветер казацкие чубы шевелит… В зале даже мужчины плакали.
— Не отвлекайтесь. Что сказал Немирович?
— Немирович сказал: все плохо. Крот закрыт абсолютно. Его жесты, выражение лица, движения пальцев совершенно не соответствуют как друг дружке, так, зачастую, даже и словам. Голос абсолютно спокоен, а все лицо искажено яростью. Потом — за неуловимое мгновение — лицо разглаживается, на нем покой и мир. Но плечи напряжены, кулаки сжаты, ноги полусогнуты, как перед прыжком или ударом. И так весь день,
без малейшей синхронности с вполне четкой, ясной речью, с разумными советами, шутками. Совершенно невозможно читать его.— Да, женщина бы разгадала его.
— Если мы принимаем, что Крот избегает женщин не просто так, а именно опасаясь раскрытия, то у нас есть первый пункт.
— Какой же?
— Крот имеет, что скрывать.
— Хм. Хм. Товарищи, но это… Глупость. Корабельщик…
— Крот!
— Это детская конспирация. Любому идиоту ясно, о ком идет речь.
— Отнюдь! Кличка «Крот» может принадлежать кому хочешь. Тогда как партийное имя Корабельщика известно теперь даже в Англии. Приказываю вам придерживаться правил конспирации. Как там Крот, а у вас-то женщин хватает. Еще проговоритесь во сне.
— Какое отношение мои личные дела…
— Молчать! Стыдно! Коммунисты, а превратили совещание в балаган. Кто там прыгает на бочке? Что за шорохи?
— Черт знает. Возможно, крысы. Посветить?
— Ни в коем случае. Продолжайте.
— Слушаюсь. Итак, хм, Крот сам заявлял, что-де тело его сконструировано по нашему образу и подобию. Подозреваю, что даже оказавшись наедине с ним, женщина, хм… Не увидит ничего нового.
— Но в таком случае и… Акция наша не встретит сопротивления. Человеческое тело штука хрупкая.
— Я все же настаиваю на осторожности. Вспомните, что Крот легко поднимает непосильные обычному человеку тяжести. Экипажи цеппелинов говорят, что Крот легко переносит кислородное голодание. Наконец, крымские сотрудники подсчитали, что в ночь построения того самого «сказочного моста», Крот провел на ногах в общей сложности шестьдесят часов без отдыха, но усталости в нем никто не заметил! Представим себе, что наша пуля отрикошетила. Что дальше?
— Пожалуй… Резон есть. Кто был у Эйнштейна?
— Слушаю.
— Поднимали вы вопрос о мерах… Воздействия?
После напряженной тишины, к запаху пыли со штукатуркой примешался уже явственный запах пота.
— Ответ был, что любое физическое тело можно разрушить. При достаточном количестве энергии.
— А как это выполнить практически?
Снова напряженное молчание; наконец, хриплый выдох:
— Галифакс.
— Однако, товарищи… — разочарованно протянул некто. — Не чересчур ли?
— Да и как вы предполагаете доставить нужное количество… Материала, скажем так, на место акции?
— Разве что спросить у самого Крота способ производства… Материала… Прямо из воздуха.
Человек у двери прикрыл веки. Все они неучи. Не нужно ничего никуда доставлять и ничего производить. Все нужное найдется на месте. Человек вдохнул запах пыли, улыбнулся — только себе, более никому — и произнес решительно:
— Либо мы начинаем сегодня, либо завтра я всех выдам. Крот вернется из Анадыря цеппелином уже послезавтра в полночь, а у нас еще ничего не готово. Листовки для крестьян?
— Текст написан, типография подобрана.