Ходатайства, заявления и жалобы

Далее последовал ряд вопросов защиты. И смысл ходатайства о предоставлении свидетелю возможности обозреть акты раскрылся из его ответа на следующий вопрос:

– Вы принимали участие в «скачивании» контрафактных файлов?

– Да. Сначала было скачано…(называется число) альбомов. Я был только сначала, но не при всем «скачивании».

Затем еще одно аналогичное ходатайство защиты, использование результатов защитой в продолжении допроса. Что представляется правильным в многотомном деле.

С позиций консервативного процессуального мышления можно было бы возразить против ходатайств, заявляемых во время выполнения процедуры допроса свидетеля. В данном деле никто из участников процесса такого непонимания не продемонстрировал. Такие обращения – ходатайства или заявления – уместны и приемлемы, если так считает суд, исходя из оценки конкретной ситуации и принимая во внимание суждения участников процесса и руководствуясь целями и принципами правосудия.

Глава XIII. О решениях с полной или краткой мотивировкой

Перед судьей – триада взаимосвязанных задач: разобраться с делом; найти выход (решение по существу); дать обоснование, показать его базис, позитивную ценность, закономерность, справедливость акта правосудия.

С теоретической точки зрения вопрос о решениях, мотивированных полно, основательно, исчерпывающим образом, или решениях с отложенным формулированием мотивов кажется мелким, несолидным, неинтересным. За ним и впрямь нет теории. Но за ним есть больше, чем теория – реальная судебная жизнь, интерес человека, организации, правовой интерес, объединяющий определенное или неопределенное множество лиц.

Практический смысл мотивов решения, не удовлетворяющего сторону и еще не вступившего в силу, понятен каждому юристу. Для профессионального представителя стороны обычный вопрос по завершении процесса – когда будет готов текст полного решения (решения, в четырех частях). По закону это срок не более пяти дней (ст. 199 ГПК, абз. 2 ч. 176 АПК).

Реально, с учетом не лучшей (сложившейся еще в XIX веке) российской традиции иметь заведомо недостаточный судейский корпус и как следствие – перегруженного судью и вечный вопрос: когда же, при потоке дел, в том числе околокриминальных, скандальных, сотканных из неразрешимых противоречий, плюс регулярный прием граждан, к тому же неизбежно возникающие проблемные вопросы по завершенным делам – сложности исполнения решений или изменившиеся или вновь открывшиеся обстоятельства и пр., – когда же сегодняшние решения «отписывать»? Судью изо дня в день «рвут на части», его действия – перманентный объект критики, жалоб, проверок. Суд не конвейер. Но как бы ни было убедительно утверждение, что судебная деятельность творческая, – судья обязан рассмотреть дело полно, всесторонне, обстоятельно и уложиться в то сжатое время, отведенное в промежутке между предыдущим и последующим процессами. Провозглашая в судебном заседании решение без мотивировки, сожалеет ли судья о том, что ему еще раз придется вернуться к тому же делу, считает ли судья, что рациональней сделать всю работу сразу и не возвращаться к делу, теряя на третью часть решения в дальнейшем больше времени, чем судья реально имеет? Наверное, выбирая более трудозатратный вариант, судья знает: результат будет качественно лучшим, более продуманные формулировки, более обстоятельное и точное изложение. Для принятия решения – более свободные и комфортные условия, большая информационно-правовая основа, включая и обращение на неофициальной основе за консультативной помощью. «Здесь и сейчас» идеален в условиях, когда судья имеет возможность отдать делу и решению сразу же не меньше времени, чем потребуется для построения адекватной убедительной системы аргументов, фактов, критического анализа позиций, противоречивых доказательств, перебора вариантов выхода из ситуации, с оценкой последействия акта правосудия.

Понятно, что нет проблемы с решениями более-менее стандартными, образцы которых у судьи в голове и под рукой, в компьютере. И совсем другое – написать решение по делу нетипичному, сложному. По делу, для которого еще нет ни готового судебно-процессуального алгоритма, ни точных норм-предписаний материального права, предопределяющих должное, т. е. юридически правильное, фактически обоснованное не противоречащее здравому смыслу, истине и справедливости решение. Положение осложняется и незавершенностью судебной и правовой реформы, и неоднозначностью многих законоположений.

И без того сложная судебная задача становится головоломной, когда применению подлежит закон неясный, противоречивый или неточный. Тем более в условиях интенсивного правотворчества, действия законов. В некоторые из них вводится поток поправок, количество которых не переходит в качество.

Показателем достаточно обоснованных претензий к качеству и конституционности многих законоположений обоснованно считается увеличение массива обращений в суды. «Растет число решений Конституционного Суда, в которых признаются неконституционными те или иные положения законов. Конституционный Суд все чаще выносит довольно пространные определения, в которых выявляется конституционно-правовой смысл тех или иных нормативных актов в связи с тем, что в правоприменительной практике зачастую нет однозначного их понимания», – отмечает В. Д. Зорькин в статье «Законный брак» (РГ, 7 июля 2006 г). Неясность, неточность закона ведут к разноречивым толкованиям, к произвольному применению и тем самым – к нарушению принципа равенства всех перед законом и судом.

Конституционный Суд, несомненно, это верхний ярус общеюридического и судебного мышления. Но и здесь сказываются перегрузки и в то же время, возможно, влияние каких-то факторов, которые не всегда идут на пользу другим ветвям правосудия, его устоям (так, например, вызывают вопросы по существу два постановления одно, относящееся к ст. 405 УПК, и другое – относящееся к «гонорару успеха»). Фактором, значительно снижающим популярность актов КС, представляется приверженность особо эрудированных судей чрезмерно усложненному стилю и неоправданно усложненной мотивации судебных актов. Некоторые из них похожи на шифровки, производят впечатление произведений «только для посвященных». Между тем как документы КС публикуются в «Российской газете», широко обсуждаются в общей печати, всеми традиционными и электронными средствами информации. И это обязывает писать их ясным общедоступным языком, избегая изощренных, сложнозапутанных оборотов. Есть ли смысл судье скрывать искусство писать просто? А если судья считает, что такого смысла нет, кому предназначено опубликование внушительных по занимаемым площадям текстов? Мало, чтобы судебные акты были юридически мотивированы. Доступно выраженная в них открытая честная позиция – одно из ключевых условий позитивно критического влияния постановлений КС и на качество законов, и на этико-правовую атмосферу жизни общества, на осознание институтами власти, самоуправления, гражданами ценности всеобщего уважения к закону, к правовым интересам тех, с кем субъект так или иначе связан обязательствами и правоотношениями. Судебные акты требуют не только юридического, но и психологического обеспечения. То что написано непонятно, знакомыми буквами, но нечеловеческим языком, люди не читают. Если же игнорируются акты правосудия, снижается авторитет власти, и не одной судебной; закон воспринимается как нечто абстрактно отдаленное, что не вяжется с идеей построения правовой государственности.

В настоящее время почти правилом повсеместной судебной практики стало завершение судом (судьей) рассмотрения дела решением без его центральной – мотивировочной – части. Точнее, без двух частей – мотивировочной и предшествующей ей описательной, хотя на отсутствие описательной части обычно обращается меньше внимания: акцент делается на его профессионально судейское юридическое объяснение-оправдание, т. е. на мотивы акта правосудия. Мотивировка акта правосудия – это его фундамент, основа тех выводов, которые даются в его итоговой, резолютивной части.

Интересно проследить законодательные изменения правил о мотивированном решении. Нормой ст. 177 ГПК РСФСР 1923 г., в изъятие из общего предписания – «Решение выносится немедленно по заслушании дела» суду предоставлялось право в исключительных случаях, в силу особой сложности дела, отложить изготовление мотивированного решения на срок не более трех дней. В этом случае суд должен был объявить сторонам резолютивную часть решения в том же заседании, в котором закончено слушание дела. В сущности такой подход сохранился и в кодексе 1964 г. (ст. 203 ГПК РСФСР), где закреплены те же критерии, при наличии которых допускалось отложение составления мотивированного решения, а именно:

а) исключительный случай (а не общее правило);

б) особо сложное дело;

в) требование объявить резолютивную часть решения в том же судебном заседании, непосредственно после рассмотрения дела.

По действующим правилам приведенные выше критерии «а» и «б» отпали. Прежнее исключение превратилось едва ли не в правило, применимое независимо от степени сложности дела. Написать полное завершенное решение сразу или отложить, в пределах пяти дней, – это вопрос правового (правопроцессуального) усмотрения судьи, его психофизиологических и интеллектуальных ресурсов, особенностей (плотности или переполненности?) рабочего дня, организованности, стиля и методов работы. Один судья предпочитает сразу сделать все (поставить в деле точку, а не запятую). Писать решение полнотекстовое «с первого же захода» с тем, чтобы не возвращаться к делу повторно, после объявления сути решения.

Другой судья легко переключается с одного дела на другое[143].

Не то чтобы его отдых заключался в переключении с дела, по существу решенного, на новый процесс. Причиной такого переключения (с оставлением на предстоящие пять дней составление решения без купюр) может быть и стремление судьи к ненарушению графика слушания последующих дел. Назначенное время слушания очередного дела не приходится переносить надолго, если судья ограничится объявлением резолютивной части решения участникам процесса в том же заседании, где только что было рассмотрено дело.