Ходок

Их мы уничтожили вдвоём с бородатым казаком. Он вывел меня на очень удобную позицию, стрелять откуда было одно удовольствие. В итоге одного противника убил казак из своей берданки, и троих — я. Китайцы, которые, по словам казака, оказались совсем не китайцы, а хунхузы, ну или маньчжурские бандиты, залезли на чужую территорию, поэтому никаких проблем из-за их уничтожения точно не будет.

В лагере бандитов мы надолго не задержались. Казаков оказалось не три человека, а пять. Вернее, казак был всего один, тот, с кем я только что уничтожил охрану лагеря и познакомился на ходу, остальные четверо были казачатами. Молодые парни возрастом от тринадцати до пятнадцати лет.

Торопились мы с Савелием Дмитриевичем потому, что два казачонка были ранены, им требовалась срочная добротая перевязка. Их перевязали наспех, и они уже потеряли много крови. А на пацанов, оставшихся на месте основного боя, надежды было мало.

Раны у парней были не сказать, что тяжёлыми, но неприятными точно. Одному из них пуля перебила руку, вырвав кусок мяса, второму вскользь зацепила бок, при этом пробороздив длинную рваную полосу. Оказывается, оба парня были ранены одним и тем же выстрелом, самым первым. Пуля, попав одному в руку, чуть срикошетила и зацепила бок другого.

Всё нужное для перевязки у меня было в вещмешке, поэтому бежать в лагерь не пришлось. Савелий Дмитриевич самолично вправил сломанную кость, предварительно вырубив казачонка ударом в челюсть. Я покачал головой, увидев такие методы лечения: варварские, но очень действенные. Казак в свою очередь только языком цокал, глядя, как я обрабатываю место вокруг раны йодом и накладываю повязки, используя перевязочные пакеты.

Сломанную руку зафиксировали двумя тут же вырезанными палками, про перевязку я уже сказал. Закончив с этими делами, казак неторопливо закурил трубку и неожиданно завёл речь о дележе трофеев.

Мне, по большому счету, эти трофеи не были особо нужны, но интересно же, как это всё происходит у местных казаков. Поэтому, не задумываясь, перебил его и предложил ему делить самому, дескать, я целиком полагаюсь на его опыт.

Похоже, зря я его перебил, он в ответ только хмыкнул и как-то хитро на меня посмотрел.

— А вдруг себе все оставлю?

Я только плечами пожал, как бы говоря «делай, как считаешь нужным».

— Скажи, Савелий Дмитриевич, а какой сейчас год? — спросил я, немного подумав. Казак от такого вопроса аж трубку выронил.

— Это как? Ты, паря, память, что ли, утратил?

— Да неважно. Так ты ответишь? — спросил я, с интересом наблюдая за тем, как менялось выражение лица казака, которое сначала стало растерянным, а потом задумчивым. Тем не менее он ответил и тут же задал свой вопрос.

— Сейчас на дворе тысяча восемьсот девяностый год. Так что с тобой произошло, что ты даже какой год не знаешь?

— Давай, Савелий Дмитриевич, мы позже об этом поговорим. Сейчас, как я понимаю, тебе надо в первую очередь доставить раненых пацанов в селение и передать их в надёжные руки. Потом нужно разобраться с трофеями. А уже после этого можно будет и поговорить обстоятельно.

Дальше мы действовали быстро и продуктивно. С трупов хунхузов сняли всё ценное и побросали их в реку, предварительно вспоров им животы. Все трофеи стащили к лагерю хунхузов и сложили в одном месте, укрыв от непогоды парусиной, которую здесь же и нашли.

Так как я не мог по понятным причинам стоять на охране захваченного, Савелий Дмитриевич оставил здесь обоих здоровых пацанов. Сам с ранеными на своей лодке отправился вниз по течению в свое селение.

Мне ничего другого не оставалось, кроме как вернуться на свой островок к оставленному там имущества.

Перед расставанием казак переправил меня через проток и пообещал вернуться не позднее, чем через пару дней.

Глава 16

— Все бабы — дуры. Не потому, что они дуры, а потому, что бабы, — важно вещал уже изрядно окосевший Савелий Дмитриевич, в компании с которым мы приговорили без малого литр крепкого самогона, засунутого Корой в кузов автомобиля на случай, если придётся наводить мосты с аборигенами. Он как в воду глядел, алкоголь мне понадобился очень даже скоро.

Если говорить по порядку, то после расставания с казаком, который увёз раненых ребят в селение, я всё-таки решил поставить сеть и наловить рыбки. Захотелось немного разнообразить рацион, вот я и решился на этот своего рода подвиг. Кто ставил сеть без лодки в ледяной воде, тот меня поймёт. Правда, перегораживать протоку, как планировал изначально, я не стал. Рассудил, что большого улова мне не надо, поэтому сеть воткнул вдоль берега в неширокой заводи, под притопленные заросли кустарника.

Ещё когда я шёл вдоль этого притполенного кустарника, выкидывая сетку из мешка, я уже чувствовал позади себя биение угодившей в путанку рыбы. А когда закончил с установкой и вылез на берег, даже одеваться не стал, а сразу полез обратно в воду снимать сеть. Потому что ветка, к которой я привязал конец сети, дёргалась, как припадочная, а поплавки сети все как один скрылись под водой. Рыбы мне нужно было немного, так что я тут же решил закругляться с рыбалкой. Попалось что-то, да и ладно.

Погорячился я всё-таки, поставив сеть. Обратно в мешок вместе с попавшейся рыбой с трудом уложил половину снасти, так что пришлось резать сеть на две части. Не было там, где я установил сеть, возможности просто вытащить её на берег вместе с уловом, поэтому и пришлосьеё резать. В принципе ничего страшного не случилось. Была одна сеть длиной восемьдесят метров, стало две по сорок. Рыбы я наловил столько, что аж ошалел и обрадовался, но скорее даже растерялся. Пять полуметровых сазанов от пяти до семи килограммов каждый, практически два мешка отборного полукилограммового карася и две трёхкилограммовых щуки, вот такой у меня был улов. Это при том, что сеть по сути и не стояла вовсе, только несколько минут — это даже не смешно.

Что делать с этим уловом, при том, что мне с лихвой хватило бы одного сазана, я решил не сразу. Честно сказать, было большое желание просто выпустить эту рыбу на волю и не париться. Но жаба задавила. Вот я и решил заняться её переработкой, благо соли у меня полно. Коптить буду, потому как вялить карасей и сазанов — не очень хорошая идея. Есть, конечно, люди, которые любят именно такую рыбу вяленой, но я не из них.

Пришлось кипятить воду и делать тузлук, чтобы сэкономить соль. Потом я выкопал яму, выстлал её одним куском полиэтилена и заложил туда на засолку рыбу. После этого я занялся устройством будущей коптильни, которую решил поставить на склоне обрыва.

Короче, время до возвращения Савелия Дмитриевича я провёл с пользой. Когда он появился в сопровождении трёх суровых даже на вид товарищей, я как раз доставал для пробы пару копчёных рыбешек. Надо ли говорить, что попробовать захотели все, тем более что до этого они хорошо потрудились на вёслах, выгребая против течения.

Если спутники Савелия Дмитриевича выпили по стопке самогончика и, закусив рыбкой, ушли заниматься трофеями, то сам он остался, чтобы поговорить и продолжить дегустацию, очень уж ему пришёлся по душе мой самогон. Да и, как могло быть иначе, если напиток делался с душой — двойной перегонки и очищенный угольком. Вот во время застолья и пожаловался Савелий Дмитриевич на бабское племя, совсем не радостно встретившее его с ранеными пацанами в селении. Нет, так-то женщины, по его словам, у казаков понимающие, но вот ему не повезло. Пришлось выслушать о себе немало нового, что ему, понятно, не понравилось. Поэтому и ворчал.