Ходынка

— Стой, сволочь!

Взметая сапогами облачка пыли, полковник Дурнев мчался к ближайшему сараю. Д'Альгейм успел заметить тень, метнувшуюся за угол. Однако полковник Дурнев не погнался за этой тенью — он держал путь к дверному проёму, черневшему на фоне белых досок. На бегу достав из кармана свисток, он сунул его в рот, переливисто засвистел и, не снижая прыти, скрылся внутри сарая.

Николя взглянул на д'Альгейма, пожал плечами и пошел вслед за полковником. Д'Альгейм двинулся туда же.

Мрак, царивший внутри сарая, ритмично рассеивали лучи солнца, проникавшие внутрь в такт качавшейся на одном гвозде доске. Через дыру, которую эта доска прежде закрывала, и сбежали, вероятно, обитатели сарая. Последний из них — маленький невзрачный мужичонка лет двадцати — сейчас болтался в руках полковника Дурнева.

— А что вы, сволочи, тут делали, а? А-атвечать!

— Мастеровые мы… — сумел, наконец, пробормотать мужик, когда Дурнев устал и опустил его на земляной пол, а ворот полосатой коломянковой рубахи перестал мужика душить. — Мастеровые господина Силуянова.

— Полковник, отпустите же его! — крикнул Николя. — Это Савка, рабочий Силуянова, подрядчика.

— Ишь, глаза-то бегают… — продолжал Дурнев. — А дружки его где? Может, вы, господин архитектор, знаете? Где дружки, сволочь? Бабу, небось, всей артелью тараканили? А?!

— Вечеряли мы, вашблагороть.

— Вечеряли… — Дурнев поддал сапогом расстеленную на полу тряпицу: в стену сарая полетели куски черного хлеба и пара луковиц. — Вам бы, сволочам, только жрать, да девок портить. Тебе кто здесь жрать позволил, а? В присутственное место тебя кто пускал?

— Господин полковник! Вы, кажется, постройки осмотреть собирались? — повысил голос Николя.

— Извольте не указывать, сударь! — крикнул Дурнев. Даже в полумраке сарая было видно, как покраснели его глаза. — Я вам не Савка-с! Я при исполнении-с! В казенном месте жрать никому не положено-с!

Не выпуская ворот мужика из левой руки, полковник Дурнев правой обыскал его, ничего не нашел и снова принялся кричать:

— Мастеровые, говоришь? А паспорт где? Паспорт где, сволочь?

— В конторе — просипел мужик — у господина Силуянова.

— Так это у Силуянова. А у тебя что, морда татарская?

Сбитый с толку мужик развел руками.

— А отчего это у тебя щека распухла? Да не эта, другая. На пасеку лазил? То-то я и смотрю. Вечор как раз на Петровских дачах пасеку обокрали. Али зуб болит?

— Не болит, вашблагороть. Это я доесть не успевши.

— Не болит, говоришь…

Дурнев мельком оглянулся на д'Альгейма и Николя:

— Я вас догоню, милостивые государи… Так на пасеку лазил, али зуб болит? Признавайся, сволочь!

— Болит, вашблагороть…

— Ну так я тебя вылечу… Господа, я же сказал, что догоню, — уже не оборачиваясь, глухо проговорил, почти промычал полковник Дурнев.

Он сунул руку в карман кителя и достал маленькие блестящие щипцы.

— А ну, рот открой!

— Владимир Владимирович! — проговорил д'Альгейм. — Это надо прекратить!

— Каким образом? — испугался Николя. — Он же сказал, что при исполнении…

— Господин полковник! — тонким голосом крикнул д'Альгейм. — Извольте прекратить это безобразие!

— Шире! Шире открой! — кричал Дурнев. — А ну! Баба рязанская!

Мужик взревел нехорошим, животным голосом. Грязные ступни его ног снова зависли над земляным полом — зуб явно оказался коренным.

— Прекратите! — закричал д'Альгейм. — О, боже!

Архитектор Николя схватился за голову и выбежал прочь, на волю, туда, где пели жаворонки.

Рев мужика перешел в хрип, но вдруг и хрип прекратился. Рука полковника Дурнева взлетела вверх и мужик кулем осел на пол.

— Ну вот, а ты говорил… — пробормотал Дурнев.

Он подобрал с пола фуражку и шагнул к двери. Проходя мимо д'Альгейма, Дурнев посмотрел сквозь него мутными красными глазами. К вискам полковника прилипали колечки мокрых волос.

— И не смейте, сударь, учить р-р-р-русского человека! — прохрипел он. — Я при исполнении. Двадцать шесть лет верой и правдой служу я государю моему! А вы нашего дела не знаете-с.

* * *

На столе стояли самовар, чайник, стаканы, тарелка с толстыми ломтями ситного хлеба, тарелка с сахаром, бутылка водки, две бутылки сидра и пара керосиновых ламп с отражателями. За столом сидела коротко остриженная барышня в очках с круглыми синими стеклами. Она пересчитывала куски сахара и пела:

— Alons enfants de la patrie… le jour de gloire… Чёртова дюжина… est arriv'ee!… Хватит, но только если Энский не притащит свою зазнобу. Но чёрт с ней, отдам свой… Alons enfants de la patrie… [14]

— Да будет вам одно и то же, право! — взмахнул руками молодой человек в студенческой тужурке, сидевший на стуле у стены. — Не знаете дальше — пойте что-нибудь другое! А лучше вообще не пойте! Удивляюсь, чему вас в консерватории учили! Нешто разве петь „Alons enfants“ с обывательскими, мещанскими модуляциями! Да-да, с мещанскими! „Окрасился месяц багрянцем“!

14

Alons enfants de la patrie… le jour de gloire… est arriv'ee! [фр.] — Вперед, сыны Отечества… день славы… наступил! (первые слова революционной песни "Марсельеза").

Молодой человек встал и начал ходить за спиной барышни. Его отражение в самоваре стало то увеличиваться и приближаться с угрожающей быстротой, то столь же быстро уменьшаться.

— Базиль… Базиль, раньше ты не говорил таких слов… — горестно прошептала барышня.

— А вы раньше так не пели! Вы раньше иначе пели! Право же, это невыносимо!

Прижав к вискам кончики вытянутых пальцев, молодой человек бросился к двери, но тут же вернулся и произнёс:

— Идёт!

— Базиль, ты мерзишь мною… — продолжала барышня дрожащим голосом.

— Он идет, Ольга! Вы что, не слышали?! Извольте отбросить сантименты! Дулин пришел, а она, видите ли, со своими сантиментами! Прекратите сантименты сейчас же! Douline est arriv'ee! [15] Vous saisissez? Verstehen Sie? [16]

— Сама'га! У вас тут у'гоки немецкого, д'гузья мои? Или ф'ганцузского? — крикнул Дулин, входя в комнату. За порогом он с грохотом обрушил на пол вязанку дров, снял, блеснув лысиной, плотницкий картуз вместе с париком и швырнул его в руки подоспевшего Десницкого, покосился на Ольгу и позволил ей стащить со своих плеч потёртый, пропахший конюшней армяк. — На улице ваши экзе'гсисы слышно, но суть понять т'гудновато! Так-то вы усвоили п'гавила конспи'гации? Ну?! Что вы на меня уставились? Са-ма-'га! Vous saisissez?

15

Douline est arriv'ee! [фр.] — Дулин пришел!

16

Vous saisissez? [фр.]; Verstehen Sie? [нем.] — Вы понимаете? Вам ясно?