Хохот шамана

Отдышавшись, она продолжила путь, стараясь больше не смотреть под ноги.

– - ...ииить.

Тихое сипение заставило Эмили вздрогнуть. Вокруг никого не было.

– - ..иии...ить.

Голос доносился из-за уступа впереди. Первым желанием было отойти и убежать -- художнице совершенно не хотелось встречаться с местными обитателями. Что-то подсказывало, что ничего хорошего от них ждать не приходится. Но прикинув пройденный путь, Эмили остановилась. Идти столько же обратно, а затем еще неизвестно сколько в другом направлении? И будет ли там вообще проход?

Собравшись с духом, она повернула за уступ. И чуть не сбежала обратно, борясь с тошнотой.

За уступом был человек. Или то, что им когда-то было. Сгнившие почти до кости запястья были прикованы к скале изъеденными ржавчиной скобами. Ниже плоть хоть и оставалась, но местами спеклась кровавой коркой, в которой копошилась уже виденная раньше черная мерзость. Еще больше ее было вокруг сочащихся гноем глаз -- еще целых, но подернутых белесой пленкой и явно слепых.

– - ...ииить...

Плохо различимый звук, смешанный с хрипом, вырывался из окровавленной щели, очевидно бывшей когда-то ртом несчастного. Его грудь судорожно вздымалась перед каждым слогом.

Эмили осторожно обошла полуживого по кругу, стараясь не шуметь и не наступать на кровавую спекшуюся кашу там, где должны были быть ноги. Меньше всего ей хотелось показать умирающему, что рядом кто-то есть, и дать ему надежду. Ни исцелить, ни добить его она все равно не смогла бы.

– - ...иить?

Вопросительный хрип догнал художницу уже у следующего выступа. Достаточно далеко, чтобы заставить себя не оборачиваться. Достаточно далеко, чтобы притвориться, будто никого не осталось за спиной.

До того, как найти, наконец, лестницу, круто уводящую вверх, Эмили нашла еще троих полумертвых. У кого-то не было рук или ног, и черная мерзкая слизь вгрызалась в раны, буквально ввинчиваясь в обгоревшее мясо. Пару раз художнице показалось, что она видит, как под кожей несчастных, подобно червям, проскальзывают эти... существа. У одного не было нижней челюсти, и ошметки мяса, вместе с тем, что осталось от языка, безвольно свисали на грудь. Они все сипели и стонали и, если могли еще видеть, бились в судорожных конвульсиях, заметив проходящую мимо Эмили. Каждый раз ее охватывала паника, мучительная боль накатывала волнами, сжимая острыми когтями сердце, но она знала, что ничем не сможет облегчить их страдания.

Ступени были скользкими от свежей, еще не успевшей высохнуть крови. Это очень не понравилось Эмили, потому что могло значить только одно: кто-то совсем недавно эту кровь здесь пролил. И раз его нет внизу, он, скорее всего, ждет наверху.

Как раз там, где стоит дверь.

И хорошо, если это окажется просто очередной труп.

Она поднималась осторожно, борясь с желанием преодолеть оставшееся расстояние парой прыжков и рвануть к двери. Перед последними ступенями даже присела на корточки, осторожно заглянув на плато, оказавшееся намного уже основания скалы.

Дверь была совсем рядом -- всего в паре шагов. Но между ней и Эмили, спиной к художнице сидел мужчина. Он тихо смеялся, увлеченно размахивая перед лицом побледневшей от ужаса и боли женщины ее же рукой.

Эмили тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, взобралась на плато. Едва дыша и замирая каждую секунду, она мелкими шагами направилась к двери, молясь, чтобы мужчина не обернулся. И когда пройти оставалось каких-то полметра, остекленевший взгляд женщины,лишенной руки, внезапно стал осмысленным. Она забилась в истерике, крича что-то, умоляя помочь, спасти ее хоть как-нибудь.

Последним, что услышала прыгнувшая в дверь Эмили, был истеричный смех мужчины, требующего кричать громче.

2. Хищный оскал

– - Вы уверены, что это надежный будильник?

– - Уверяю Вас. Выдерживает падение с прикроватной тумбочки, если, конечно, она у вас не под два метра. Катается быстро, траектория непредсказуема, так что каждый раз придется его поискать. И звук у него достаточно громкий, поверьте, я взял такой своей "сове"-дочери, так с тех пор ни разу еще не проспала, -- продавец, немолодой уже мужчина, усмехнулся в усы, протягивая весело вращающий колесиками будильник.

– - Ладно. Я беру, -- Эмили протянула кредитку, забирая коробочку со своим новым будильником. В последнее время сны казались ей слишком уж настоящими, и это пугало, как пугала и невозможность проснуться в любой момент. А если дверь в одном из снов закроется? Как ей тогда выбираться?

Вспомнив свой последний сон про сумасшедшего маньяка в душном жарком мире, Эмили вздрогнула. А подняв взгляд на отвернувшегося к кассовому аппарату продавца, в ужасе отшатнулась: со спины он казался вышедшим из того самого сна чудовищем. Но мужчина повернулся к ней, возвращая карту, и морок рассеялся, оставив мерзкое ощущение в душе.

Обычно, когда ей снились кошмары, отравляющие жизнь, Эмили просто переносила их на холсты, выплескивая весь ужас пережитого в картины. Некоторые, особо пугающие, она потом сжигала. Этот маленький ритуал позволял ей избавиться от большей части неприятных ощущений. Но сейчас она колебалась, не решаясь прибегнуть к излюбленному способу решения проблем. Что, если каким-нибудь непостижимым образом картины оживут не только во сне? Или как только она закончит рисунок, окажется, что рисовала она именно во сне, и одна из картин затянет ее в себя?

Покидая магазин, Эмили задержалась в дверях чуть дольше необходимого.

"А что, если я и сейчас сплю?"

Вздрогнув, она закрыла глаза и глубоко вздохнула, помассировав переносицу. До сих пор все странные сны начинались в ее студии. И для этого ей приходилось расписывать испорченную старую дверь. Ничего подобного она не делала сегодня, да и мир вокруг не выглядел как-то необычно: ни потоков лавы, ни леса посреди проспекта, ни летающих людей.

Стоило ей утешиться этим рассуждением, как на асфальт перед ней с глухим стуком упало женское тело.

Эмили в ужасе отшатнулась, забрызганная кровавой кашей, в которую превратилась голова женщины. Судорожно хватая ртом воздух, художница пыталась выдавить из себя хоть какой-то звук, позвать на помощь или просто закричать от ужаса, но получалось лишь сипение. Наблюдая, как расползается по асфальту кровавое пятно, Эмили, дрожа, осела на коврик перед входом в магазин часов. И просидела там, уставившись в пустоту перед собой, до приезда скорой.

Самоубийце врачи были ни к чему, только собрать ошметки и кусочки сломанных костей, но их внимание потребовалось невольным свидетелям, вроде Эмили, которых нужно было привести в чувство. Затем были разговоры с полицией -- не слишком продуктивные, поскольку никто из них не знал погибшей и, разумеется, не видел, как она выпрыгивала с верхнего этажа офисного здания. Или с крыши. Никто ничего не знал, у всех был просто обычный день, все шли по своим делам.