Hold Me

— Я выспалась, — Эмили уверяет. — А ты? Думала, будешь спать до полудня.

— Ранний подъем — это неизменная часть меня, — О’Брайен поглядывает на профиль Хоуп, которая хмурится:

— Как твое горло?

— Лучше. Температура спала, — парень смотрит через отражение в зеркале на неё.

— Хорошо, — Эмили подносит щетку к воде, чтобы помыть, и вдруг поднимает голову, поворачивая её в сторону Дилана, который давится пастой, опуская взгляд. — Хочешь, я сделаю чай с лимоном? — улыбается, наблюдая за реакцией О’Брайена, но тот как-то поник, сощурив веки:

— Но лимон надо резать, — косо смотрит на девушку, которая вмиг поникла. Ей не нравится, что Дилан постоянно припоминает о её «грешках». Эмили не хочет, чтобы он думал об этом, считал, что она по-прежнему склонна к подобному. Хоуп желает стать «нормальной», отказаться от старых привычек.

О’Брайен видит растерянность на лице Эмили, поэтому откашливается, вновь умывая лицо водой, чтобы окончательно избавиться от сонного ощущения:

— Я сам сделаю, — вытирает руки и лицо о полотенце, натянуто улыбнувшись Хоуп, но та уже не отвечает тем же. Смотрит на свои руки, которыми держит зубную щетку. Разглядывает поврежденную кожу запястий, следы от ожогов и глубокие порезы, которые затянуты, но больно выделяются, так что их сложно не заметить. Кусает губы, сверля свое отражение ненавистным взглядом.

Зачем она вообще делала это?

Дилан ставит чайник, щурясь, ведь на кухню проникает яркий солнечный свет, но ему не охота закрывать шторы. В последнее время он только и делает, что нагружает себя лишними мыслями, отчего мысленно ощущает давление, так что солнечный свет может как-то поднять его настроение. Он ощущает себя не неловко рядом с Хоуп. У него нет права избегать её только потому, что сам сделал шаг. К ней. И О’Брайен боялся, что Хоуп опять выкинет что-то этакое, поэтому не мог толком уснуть. Страх, что он лишь оттолкнул её своей выходкой, боязнь, что девушка вновь начнет избегать его. Что они могут вернуться в начало. Так что Дилан слегка выбит из колеи. Эмили не ушла, Эмили сама заговорила с ним. То есть, всё нормально? «Всё»? Интересно, что какое такое у них личное «всё»? Парень берет две кружки, хотя сомневается, что Хоуп на этот раз спустится к нему. На этом «утро удивления и противоречия» должно закончится. Должно было.

«Было» — но не проходит и десяти минут, как в дверях кухни появляется Хоуп. Она стоит на пороге, наблюдая за тем, как Дилан неподвижно держит в руке нож и смотрит на лимон, что лежит на деревянной доске. Спиной к ней, так что девушка молчит, без задней мысли разглядывая парня. Его широкие плечи, шею, местами покрытую родинками, темные взъерошенные волосы. Дилан начинает резать лимон, и Эмили набирает в легкие воздуха, наблюдая за движениями его рук, за их напряжением. Смущение. Кожа щек горит, вынуждая девушку ненадолго отвести взгляд в сторону, но сильное, непоколебимое желание заставляет вновь поднять голову, скользнуть взглядом по спине О’Брайена, который разминает шею, наклоняя её в разные стороны, и поднимает ладонь, помяв её кожу пальцами. Желание прикоснуться. Ощутить кожу, пощупать волосы. Хоуп хочет ухватиться за сердце в груди, чтобы то прекратило так скакать и стучать с неимоверной силой. Невольно кажется, что его биение может услышать любой, находящийся в этом доме.

«Успокойся», — Эмили просит саму себя, ибо сомневается, что сможет сохранить здравый рассудок, ведь всё то, что она чувствует сейчас — сводит с ума.

И ей еле удается не проглотить язык, когда Дилан резко поворачивает голову, будто слыша её мысли, и буквально за долю секунды принимает спокойное и невозмутимое выражение лица, интересуясь:

— Тебе тоже с лимоном?

Хоуп кивает головой, моргая, и сжимает пальцами ткань своей тонкой майки:

— Я дальше сама, — говорит, быстро подходя к О’Брайену, который делает шаг в сторону, успев нарезать две дольки лимона. Он крепко держит в руках нож, бросая его в раковину:

— Я могу и сам.

— Я хочу, — Эмили говорит с обидой. С тяжелым чувством в груди, давящей болью внизу живота. Не поднимает глаз на парня, который отходит от столешницы, отодвинув стул, и садится за стол, задерживая взгляд на спине девушки, которая ждет, пока согреется чайник, и берет пакетики с чаем, нервно дергая их пальцами. Она не хочет казаться мнительной, но буквально разваливается на части, ощущая на себе взгляд, поэтому мельком поглядывает назад, вынуждая парня сесть ровно, повернувшись к ней спиной. Хоуп сдерживает вздох, слушая гудение чайника, который никак не вскипятит воду. Девушке нужно что-то делать, чтобы скрыть свою нервность. Она теребит пакетики с чаем, вновь взглянув из-за плеча на затылок Дилана, который сутулит плечи, так же перебирая пальцами ткань своей темно-зеленой футболки. Он тоже нервничает. Эмили прижимает кулак к груди, постукивая им в такт биения сердца. Тихо дышит, пытаясь восстановить внутреннюю гармонию, вернуть успокоение. Взгляд останавливается на шее парня. Тот трет её ладонью, сухо кашляет и делает громкий вдох, тихо выдыхая. Хоуп приоткрывает губы, морально сносит себе «крышу» собственными мыслями и внезапными желаниями, что с силой берут вверх над затуманенным разумом. Девушка делает осторожный шаг в сторону О’Брайена, который в это время находится глубоко в себе.

— Я убью тебя, — Томас ворчит, ворочаясь на кровати, когда Дилан начинает бродить по комнате. Русый парень бурчит под нос, резко садясь, отчего чувствует головокружение:

— Сколько времени?

— Девять, — О’Брайен усмехается. — Никто не просит тебя подниматься со мной.

— Ты человек вообще, — Томас трет сжатые веки, пока Дилан переодевает футболку, стоя к другу спиной. Сангстер не пытается пригладить свои светлые волосы, которые наверняка сейчас в забавном беспорядке демонстрируют его спутанную натуру. Парень исподлобья наблюдает за Диланом, который закрывает шкаф, обернувшись:

— Что?

Томас кривит губы, цокая языком, и хмурит брови, пытаясь собрать все разбросанные в голове мысли. Он всё чаще думает над этим в последнее время, и пора уже выложить всё О’Брайену. Они ведь друзья.

— Я хотел уже давно поговорить с тобой об Эмили, — начинает как-то неуверенно, следя за реакцией на свои слова. Дилан сохраняет равнодушие на лице, складывая в руках футболку. Думаю, это знак, что он может продолжать.

— О том, что касается её срывов.

— Срыва, — уточняет Дилан, его взгляд становится пронзительней, и сейчас, в данный момент, Томас с легкостью признает, что О’Брайен выглядит устрашающе.

— Да, который был много лет назад, — вновь начинает, но его опять же перебивают:

— Единичный случай, — Дилан бросает футболку на стол, складывает руки на груди, и опирается спиной на стену, уставившись на Томаса, который всё равно держится, продолжая:

— Случай, который может повториться.

— К чему ты ведешь? — уже с раздражением интересуется О’Брайен, и Сангстер буквально выпаливает из себя:

— Я не нападаю на тебя, Дилан, — жестко произносит его имя, хмурясь. — Я — твой друг, и просто хочу тебе кое-что пояснить. Я вижу, что в последнее время, хотя, — с сомнением щурит сонные глаза. — Хотя заподозрил уже давно. Я вижу, что между тобой и Эмили что-то странное, но «клеится». Не говорю, что это плохо, это даже со стороны забавно — наблюдать, как два замкнутых придурка пытаются найти подход друг к другу. Дело в том, что… Не уверен, но она ведь забыла меня.

— К чему ты? — Дилан хмуро слушает, ожидая объяснений.

— На самом деле, я не упоминал, но мы с Хоуп были своего рода лучшими друзьями. Это странно, так? Ведь Эмили наверняка рассказывала тебе только о Джизи и Шоне. Да, они дружили, но их общение как-то ограничивалось стенами школы. Вне неё она постоянно была со мной.

— И? — О’Брайен стучит пальцами по коже руки, не скрывая своей нервозности.

— Она меня не помнит. Она буквально забыла, что я имел очень даже важное место в её жизни, понимаешь? Ведь даже, когда все отвернулись от неё, я был на её стороне, но она забыла меня, — нервно усмехается, пытаясь скрыть свои настоящие эмоции, настоящую обиду. — После её срыва, будто все воспоминания, связанные со мной, стерлись из её головы, но Джизи и Шона она помнит, хотя те не были ей сильно дороги. Я засоряю тебе этим голову, потому что мне кажется, что Эмили забывает тех, кто действительно дорог ей.

— Бред, — с каким-то равнодушием произносит Дилан, отрываясь от стены, чтобы покинуть комнату.

— Да, логически — это странно, но кому, как не тебе понимать смысл? Ты ведь не из тех, кто привязывается. Что, если это своего рода самозащита от повторного срыва? Я много думал над этим. Вдруг подсознательно Эмили боялась, что я мог так же бросить её, поэтому-то воспоминания о близком человеке были, грубо говоря, стерты во избежания негативной реакции на предательство с моей стороны? — у Томаса уже болят связки от напряжения. Он пытается донести свою безумную догадку, в которую мало верит, но никак иначе не может пока объяснить то, что Эмили не помнит его. Смотрит на Дилана, который стоит к нему боком, молча слушая: