Холера (сборник)

– А взять Мусоргский – уж на что гений, так, говорят, помер от пьянства, – заметил Касторский.

Незаметно перешли на Чайковского, а там и на холеру…

Тут Касторского и понесло. Расслабившись, как и положено пьянчужке, с грамм трехсот водки на почти голодный желудок (картошка с килькой и огурцами и бутерброды с остатками сала, небогато живут учителя), Платон завел жалобную речь о своей больнице и ее хулиганском контингенте.

– Так и норовят сбежать. У одного сестру зарезали…

– Как – зарезали? Медсестру?

– Да не медсестру, а сестру обычную, родственницу. Ну как – как режут людей в подъездах…

Отпусти его на похороны… А как пущу? У меня ж в его палате холерный лежит. Так они бунтовать задумали. Чуть больницу не разнесли. А на меня телевидение клевещет, что летальные исходы. А ведь это вранье, веришь, Вова? Сколько работаю, один только и помер, аудитор, так это когда было! – Касторский в отчаянии хлопнул еще рюмарий и сразу без передышки следующий.

– А вдруг не холера, Платон? Ты подумай, бывают же ошибки! – Кузя задушевно заглянул Касторскому в пьяные глаза. – Вдруг ты зря этот карантин затеял? Нет, ты вдумайся: человек, может, здоров как бык, а ты его взаперти держишь. А вдруг он с собой покончит? Это ж на твоей совести будет, Платоша! Ты людей убивал когда-нибудь?

Платон Егорович заметался глазами, и взгляд его упал на Алису, что сидела, скорбно подперши щеку кулачком, и увидел он вдруг сияние вокруг ее головы: солнце в окне садилось и застыло на миг позади Алиски золотым нимбом. Рухнул тогда Касторский на колени и закричал, протянув к перепуганной Алисе руки:

– Прости, матушка, прости меня, грешника кромешного, беспредельного! Убил я ее, убил Волчицу эту проклятущую! Нет мне прощения, матушка, Пресвятая Дева…

После чего повалился на бок, всхлипнул и захрапел.

Утром Кузя загрузил похмельного Касторского в свою древнюю «шестерку» и, не став будить Алису (от пережитого та не спала до рассвета), отвез его в больницу имени Майбороды, дорогу до которой он знал как свои пять пальцев. Охранник удивился, увидев главврача не на Варелике, но, разумеется, пропустил. И Кузя зарулил на территорию, и Касторский вынужден был угрюмо пригласить нового приятеля к себе в кабинет.

Глава 10

Убийца главного инспектора городского санэпиднадзора Раисы Вольфовны Энгельс, известной среди коллег как Волчица, улик не оставил. То есть буквально ни одной зацепки, как если бы работал не только в перчатках, но и в стерильных бахилах. Соседи ничего не слышали, никого не видели. На трупе был домашний халат, рядом – мусорное ведро. То есть Раиса, без сомнения, вышла ночью к мусоропроводу. Ранена в спину и добита в сердце. Жила одна, с соседями не общалась. В день накануне убийства ездила, как сообщили на службе, по объектам, куда именно – не докладывала.

Толковое следствие пошло по хрестоматийному пути «ищи, кому выгодно». Выгодно могло быть многим. У кого только не стояла Волчица костью в горле: рынки, общепит, медицинские учреждения, да мало ли! Разумеется, немедленно обнаружилось, что в одной из клиник лежит брат убитой. И что? Да ничего. По крайней мере, есть с чего начать.

Когда Касторский похмелялся коньячком с учителем словесности Кузнецовым Владимиром Ивановичем, в кабинет зашла секретарша Фаина, глаза как оловянные плошки.

– Из уголовного, – и посторонилась изумленно, пропуская молодого человека с раскрытой ксивой в вытянутой руке. «Начинающий», – подумал Платон с каким-то сонным ощущением «будьчтобудет» на дне души.

«Алкаш», – подумал перспективный следователь Буркин, успев зафиксировать как бы испарившуюся бутылку. Быстро поднятое, говорят в Одессе, не считается упавшим. Но быстро убранное считается, однако, замеченным, и непьющий Буркин испытал к Касторскому интуитивную неприязнь.

Касторский нажал кнопку на селекторе и сказал с нажимом:

– Еще чаю, Фаечка. С лимоном.

Следователь без приглашения уселся напротив Кузи за длинный стол, в традициях канцелярского дизайна образующий со столом главного букву «Т».

– Несколько вопросов, – Буркин покосился на Кузю, – желательно без посторонних.

– Владимир Иваныч…

– Ничего-ничего, Платон Егорыч. – Кузя обольстительно улыбнулся. – Я как раз хотел пройти в отделение…

Платон опешил:

– Зачем?.. Кхм… То есть… ну да… конечно… халат… там, в приемной… Но пропуск…

Кузя просиял лучшей из своих улыбок и протянул следователю руку, которую тот неохотно пожал.

– Извините, господин…

– Буркин, – буркнул Буркин.

– Кузнецов, академик РАМН. Позвольте еще секунду. Платон Егорыч, так вы пропуск мне выпишите, и я начну… консультацию, пока вы с господином Буркиным… беседуете. Лады?

«Боже, какой бред», – подумал Касторский, словно под гипнозом выписывая Кузе пропуск по всей форме.

– Благодарю, коллега, – кивнул Кузя. – Надеюсь, вы не слишком задержитесь. У меня через два часа совещание в академии… Всего доброго, товарищ Буркин.

Кузя, не попадая в рукава халата, мчался к знакомым дверям. В вестибюле, ткнув в нос толстой дежурной пропуск, сказал повелительно:

– Распорядитесь, сестра, кто-нибудь… у меня в четвертом отделении профессорская консультация. Проведите меня, будьте так добры.

– А Платон Егорыч? – удивилась сестра. – Без него не положено…

– У Платона Егоровича важная встреча. Он присоединится позже. Поторопитесь, уважаемая, я спешу.

– Кястас Ёныч! Товарищ Лапонис! – запричитала толстуха в телефон. – Тут человек от Платон Егорыча, профессор, говорит, консультация в четверке вашей, а у Платон Егорыча встреча, а как пущу, Кястас Ёныч…

Через минуту спустился сокрушительный амбал и раскатисто молвил с акцентом:

– Что могу помоч?

– Академик Кузнецов, – протянул ладошку Кузя. – Что за бардак, коллега?! Я приглашен коллегой Касторским для консультации и не могу, черт возьми, пройти! Что тут, ей-богу, тюрьма, режимное предприятие? Пройдемте, у меня времени в обрез!

– Консултация? – Кястас пошевелил белесыми бровями. – Шеф не ставил меня на известность… Позволте, пожалуйста, аппарат, сестра.

Из трубки донесся гулкий и слегка истерический голос Фаины:

– Не велено ни с кем соединять!

– Хорошо, профессор. На моя ответственность. Идите, пожалуйста, за мной.

Вошли в коридор, дохнувший страшным запахом залитого хлоркой пристанционного сортира. Кузя воскликнул:

– Ну и амбре у вас тут, друзья! Как вы живете!

– Нормално. Какая палата, пожалуйста?

– Принюхались? Ладно. – Кузя достал из кармана блокнотик, важно полистал. – Больной Чибис. Аномальное развитие холеры Бенгал.

– Аномалное? – Литовец подергал себя за ус. – Болного знаю. Аномалности не наблюдал.

– Плохо, коллега. А вот ваш шеф наблюдал. Куда идти?

Заведующий довел Кузю до палаты, пропустил вперед:

– Я вам нужен, пожалуйста?

– Как угодно, – отрывисто отвечал Кузя, всем своим видом подчеркивая, что в помощниках не нуждается.

– Очень хорошо. – Кястас склонил из поднебесья голову. – Тогда я, пожалуйста, занимаюсь своей работой.