Хольмградские истории: Человек для особых поручений. Самозванец по особому поручению. Беглец от особых поручений (сборник)

– Так все-таки, Берг Милорадович, что там с изучением естественных реакций?

– А? Да-да… Видите ли, в теории все получается очень гладко. От рождения человек огражден от внешних воздействий естественными реакциями, которые через какое-то время заменяются личными, то есть выработанными его разумом на основе получаемой информации из «сетей познания» взамен прежних.

– И?

– И здесь появляетесь вы. Человек, чей разум от рождения пребывает в изолированном состоянии. Человек, ни разу в жизни не получавший никаких сведений через «сети познания», поскольку последние попросту отсекались вашей блокировкой. Что означает: ваш разум не имел возможности выстроить собственные, личные реакции. Но что же мы видим? – Берг так разгорячился, что привлек внимание своих сосредоточенно строчивших отчеты подчиненных. – При попытках воздействия ваш разум не реагирует одинаково, он выстраивает все более и более сложные, изменяющиеся щиты! Да, они не нужны при наличии блокировки, но это лишь подтверждает тот факт, что действуют те самые, как вы их назвали «безусловные рефлексы»… и они меняются! А это если не в корне опровергает теорию о естественных реакциях, то уж точно заставляет нас серьезно ее пересмотреть.

– М-да. – Я даже немного растерялся от такого напора. Какая-то логика в словах Берга, безусловно, есть. Вот только… А что, если эта блокировка появилась только после моей «смерти»? – Берг Милорадович, а может статься так, что эта «сфера» благоприобретенная?

– Нет, – отрезал начальник проекта.

– Вот так сразу и нет?

– Виталий Родионович, вы уж извините, но это моя работа. И я со всей уверенностью могу заявить, что ваша блокировка – это врожденный элемент. Она такая же часть вашего организма, как тонкие оболочки. Собственно, одной из них она и является.

– И вы предлагаете, в случае неудачи в исследованиях и соответственно невозможности сворачивания оболочки, попросту ее отрезать? – нахмурился я.

– Виталий Родионович, рассматривайте это как… ну как ампутацию шестого пальца на руке или атавизма вроде хвоста. Совершенно ненужных человеку частей, согласитесь? – устало проговорил Берг, растеряв весь свой жар и поглядывая на выход. Намек понял, удаляюсь.

– Что ж, господа… и дама, – в полный голос заявил я, привлекая внимание и без того навостривших уши исследователей, после чего отвесил всем присутствующим вежливый полупоклон в полном соответствии с требованиями, изложенными в своде правил приличий. – Сегодня у меня был крайне занимательный день. Благодарю вас за проявленное внимание и интерес к моей проблеме, и позвольте откланяться до завтра. Вам, Берг Милорадович, моя отдельная благодарность за снисхождение к неучу и увлекательную беседу. Покойной ночи.

Облив всю компанию елеем, я выскочил за дверь и чуть ли не бегом помчался во флигель. Жрать хочу, это что-то неописуемое!

– Ва-аше благородие, – прогудел Лейф, встречая меня в холле, – а я уж было собрался идти вас искать. Как утром вскочили спозаранку, толком не поевши, и ушли. Уж обед остыл, а вас все нет. Так я Ладе велел, чтоб она его господам охранителям отнесла, а сам вот опять к плите встал да по второму разу готовить принялся.

– Лейф, подожди… Мы же вроде договорились насчет всех этих «баринов» и «благородий». Обращайся по имени.

– Ну уж простите, запамятовал, – все так же размеренно пробубнил повар. Тут скрипнула дверь, и на пороге появилась вторая часть моей «свиты». Лейф тоже ее заметил. – Лада! Виталий Родионович пришли. На стол в гостиной накрывай да смотри горячее наперед неси и штоф не забудь, а то знаю я твои замашки немецкие!

– Вот что, Лейф, пока Лада на стол накрывает, собери корзинку с едой да отнеси ее исследователям. Они в западном крыле сидят. Скажешь дежурному на этаже, он проводит. Тоже, поди, целый день голодные. Увлеклись работой, про обед и вовсе забыли. А им, в отличие от меня, еще до дома добираться, и то неизвестно, когда разойдутся. Пусть перекусят.

– Соберу, – кивнул Лейф. – Вот прослежу за тем, как эта вертихвостка стол накрывает, и отнесу.

– Вот и ладно. – Я кивнул повару, и мы вместе вошли в комнату.

Библиотека несколько изменилась, приобрела жилой вид. Давешний журнальный столик, вместе с креслами, был отодвинут ближе к камину, а на их месте появился большой овальный обеденный стол с белоснежной, вышитой скатертью, в окружении шести массивных стульев с высокими, резными спинками. На столе пара серебряных канделябров (зачем они здесь, не представляю) и низкая ваза с живыми цветами.

Пока я приводил себя в порядок в ванной, Лада носилась между этажами, как наскипидаренная. К тому моменту, когда я, умытый и голодный, скинув пиджак (ну визитку, один хрен), вышел в гостиную (с появлением «лишней» мебели, язык уже не повернулся назвать эту комнату библиотекой), на столе уже красовалась куча приборов, соусников и блюд, а Лада как раз появилась на лестнице, с огромной супницей. Мама дорогая, да мне столько ни в жизнь не сожрать! В ответ желудок проурчал что-то вроде: «за себя говори» и замер в ожидании. Лада поставила супницу на стол, сняла с нее крышку, выпустив из-под нее горячий пар, и по комнате поплыл аппетитнейший аромат сборной мясной солянки с копчениями.

Наполнив и поставив передо мной глубокую тарелку, Лада кинулась снимать крышки с многочисленных блюд и блюдечек, расставленных на столе. Чего здесь только не было. Нежнейшая, горячего копчения, севрюга и масляно поблескивающая, слабосоленая семужка, небольшие ломтики прозрачно-розовой ветчины и блестящие льдинками и кристалликами соли витки тонко нарезанного сала. Соленые белые грузди и крепкие, упругие огурчики, квашеная капуста с горящей в ней рубинами брусникой и янтарные зубчики чеснока. А ведь еще была целая тарелка ассорти из разных сыров, от свежего, что мы привыкли называть домашним творогом, до твердого, похожего по виду на пармезан, пряные помидоры сухого посола с укропом и чесноком, еще теплый, с хрустящей корочкой хлеб, какие-то пирожки… да, одной только икры на столе оказалось три вида: осетровая, лососевая и щучья! БУРЖУИ!!!

Определившись с собственным статусом, я уж было вооружился ложкой, но в этот момент в гостиную вошел что-то сердито бормочущий Лейф и, укоризненно глянув на Ладу, поставил на край стола небольшой серебряный поднос с чуть запотевшим графинчиком и рюмкой… Девушка недовольно наморщила носик, но под взглядом повара сникла и шустро наполнила рюмку водкой. А чем еще могла быть прозрачная жидкость в графине?

Весело переглянувшись с Лейфом, я опрокинул в себя содержимое рюмки. Лада вздохнула.

– Приятного аппетита, Виталий Родионович, – чуть ли не хором произнесла эта парочка и слиняла. Я даже не успел им ответить. Ну и ладно. Меньше слов, больше дела!

Тарелка с солянкой опустела очень быстро, но так же быстро передо мной появилась другая, с еще шипящей от жара свиной шейкой.

В итоге из-за стола я выбрался обожравшийся и умиротворенный. Хотя так и не смог съесть все, что мне наготовил Лейф. Благая мысль о том, что неплохо бы почитать что-нибудь для общего развития, узрев пустоту, что поселилась у меня под черепной крышкой после сытного ужина, испуганно пискнула и смылась. А я завалился спать.

Следующее утро началось для меня так же, как и предыдущее, за исключением того, что не пришлось голышом скакать по спальне. Проснувшись, я дождался вежливого стука в дверь и, приняв от Лады поднос с легким завтраком, быстренько его уничтожил. Уже допивая великолепный кофе, я понял, чего мне не хватало во время исследований.

Так что сразу после умывания и бритья (надо же, всего ничего времени прошло, а скорость орудования этой «мечтой маньяка» у меня уже вполне приличная. Сегодня мне хватило всего десяти минут, чтобы отскоблить щеки и подбородок) я оделся в очередной костюм из категории «утренних» и отправился на поиски Лейфа. Повар нашелся в своей вотчине и, судя по его недовольному сопению, был совсем не рад моему вторжению на его территорию.