ХОЛОД МАЛИОГОНТА
Шрифт:
– Да нет же, я…
– Лев Антонович, – Николай из-за спины подозреваемого делал странные знаки. – Картина там в самом деле имеется. И вроде бы старинная. Помните, Петя-Пиво рассказывал про узбека?
– Погоди-погоди!.. Кажется, припоминаю, – Борейко потер ладонью лоб. – Точно, Колянчик, точно! Молодец, что подсказал. Дело ведь Казаренку спихнули, а он знать не знает, как с ним быть. Ну-ка!.. – рывком поднявшись, майор проследовал в смежную комнату. Спальня. Самая обыкновенная, по-мужски не прибранная. Правда, запах духов… Или Петр Иванович сам увлекается?… У изголовья кровати он заметил троицу черных свечей. Самодельные что ли?… Прикоснувшись
Борейко приблизился к картине вплотную. Ни названия, ни фамилии художника. Частная коллекция или опять-таки воровство? Он пригляделся к изображенной на переднем плане женщине. А если этот нытик и впрямь свихнулся? Так сказать под тлетворным влиянием ренессанса. Или что там у них было?… Резал ведь какой-то недоумок картину с Иваном Грозным. Он склонил голову набок. А в общем ничего. И бабочка-то прорисована славная, фигурка – что надо, личико. Глазки вон даже поблескивают…
Борейко вздрогнул. Появилось неожиданное желание притронуться к полотну губами. И даже не полотну, а к обнаженным ногам чертовой герцогини. Заморгав, он торопливо отошел к дверям, почесав в затылке, вернулся в гостиную.
– Есть такое дело, Колюня. С Казаренка теперь пузырь причитается…
– Гражданин майор! – подозреваемый не сводил с него округлившихся глаз. – Поймите, это живая картина! То есть даже не картина, а что-то вроде прохода в потусторонний мир. Да вы сами, наверное почувствовали.
– Глупости! – Борейко фыркнул. – Обыкновенная картина, писана маслом. Какой-нибудь шестнадцатый или семнадцатый век.
– Вы ошибаетесь, говорю вам! Она по желанию может оставаться там, а может и выходить. В нашу, так сказать, реальность. Если бы я не видел собственными глазами…
– Петр Иванович! – Борейко поморщился. – Ну, брось ты, ей богу! Для психоаналитика твои сказки, возможно, и подошли бы, но только не для меня. Напакостил – так не виляй хвостом. И учти, мои ребятки вытряхнут из тебя любую дурь в два счета, – Борейко резко склонился над сидящим и прорычал. – Зачем ты их убивал?!
– Я… Я… Клянусь! Я уже объяснял… Она вкладывает в мою руку нож, и я бессилен помешать ей. У них это вроде ритуала жертвоприношения. Я даже не понимаю что делаю. Вот, взгляните! В две недели я поседел. У меня была черная шевелюра! А эти женщины… То есть вообще все женщины – вроде как получаются ее соперницы. Она и в прошлом от них избавлялась, за что ее и спалили на костре…
Борейко наотмашь хлестнул убийцу по щеке. Голова Петра Ивановича безжизненно мотнулась, из носа вытекла жиденькая струйка крови. Однако повел себя задержанный более чем странно. Вцепившись в сиденье стула, заелозил ногами и завизжал.
– Закройте дверь! Да закройте же!.. Или увезите меня отсюда! Как вы не понимаете, она же сейчас войдет!
– Эдак мы всех соседей перебудим, – пробормотал Савченко и замолчал. Увидев, как изменилось лицо помощника, Борейко стремительно обернулся.
В дверях стояла женщина, и он сразу понял кто она такая. Это была ЖЕНЩИНА ИЗ КАРТИНЫ! Пышные темные волосы, обнаженные ноги в золотых туфельках, волочащиеся по полу меха. Герцогиня Курляндская. Ожившая и ослепительно реальная, с огромными агатовыми глазами.
– Чего-чего, а рукоприкладства от вас я
не ожидала, – голос у нее оказался низким, обволакивающим. Он гипнотизировал сам по себе. Ноги Борейко приросли к полу. Савченко с Семичастным тоже не двигались.– Я же вам говорил… Говорил же я вам…
– Что ж ты, Петя-Петушок расхныкался? – герцогиня поглядела на сидящего, и Борейко показалось, что глаза ее зажглись рубиновым светом. – Разве мы с тобой не друзья? Ты выручил меня, я выручу тебя.
Судорожным движением майор помассировал горло. Невидимый кляп душил его.
– Вы что-то хотели сказать? – герцогиня участливо улыбнулась, и язык Борейко немедленно ожил.
– Очень сожалею, сударыня, но этот человек преступник. Мы вынуждены арестовать его по обвинению в убийстве.
– Что вы говорите! Какая жалость!..
– Это не повод для зубоскальства.
– Ваша правда, – герцогиня обворожительно улыбнулась. – Но у Петечки есть серьезный мотив. Он действовал исключительно по моей просьбе. Петечка – человек мягкий. И он любит меня. Вы собираетесь осудить его за любовь?
– Что за ахинея! – Борейко закипал. – Этот Петечка убил пятерых, и любовь, знаете ли, здесь ни при чем.
– Очень даже при чем, – живо возразила она. – Если я попрошу ваших помощников удалиться, разве они не сделают этого? Наверняка сделают, потому что красота, как и любовь, всесильна, а они молоды и, конечно же, не равнодушны к красоте.
– Ни черта они не… – Борейко изумленно обернулся. – Николай! Павел! А ну, назад!..
Но оба его орла слепо шагали к дверям. На оклик начальника они даже не оглянулись.
– Не беспокойтесь за них. К мужчинам, тем более, молодым, я благосклонна. Они отправятся домой, к семьям, и о сегодняшней ночи больше не вспомнят… О! Вот и наш Петя-Петюнчик!
Борейко, как ужаленный, отскочил к стене. Петя-Петюнчик успел сходить на кухню и теперь стоял перед ним, сжимая в руке нож. При этом он не переставал хныкать. Кровь перепачкала ему подбородок и неровными полосами стекала по рубашке.
– Вы же видите… Это не я. Я здесь никто…
– Брось нож! – рявкнул Борейко. Натренированным движением выхватил пистолет, сбросив его с предохранителя. – А вы, дамочка, сядьте, пожалуйста, в уголок. Так будет лучше и для вас, и для меня. А насчет гипноза предупреждаю: малейший фокус, и открываю огонь.
– Люблю кровожадных мужчин! – герцогиня причмокнула губами и, томно опустившись в кресло, раскинула в стороны меха. – А вы, майор, любите красивых женщин?… Только не надо краснеть. Скажите, как есть. И на ноги мои можете смотреть. Или опасаетесь гипноза?
– Прикройтесь, – сдавленно пробормотал Борейко. – На меня это не действует.
– Ой ли? А что ж вы вдруг охрипли? От избытка служебного рвения?… – герцогиня усмехнулась. – И с каких это пор красивые женские ноги перестали действовать на мужчин?… Признайтесь, майор, природа берет свое, и я нравлюсь вам, как вы нравитесь мне.
– Я… Я арестую тебя!
– Ага! Вот мы уже и на «ты». А арест – слово красивое, многозначительное. Я бы не отказалась арестовать вас. Петюнчик, как вы уже поняли, излишне мягок и каши с ним не сваришь. Его и не пугал никто, а он уже расклеился. С вами, возможно, получится иначе. Небольшая дрессура, толика манер, и из нас выйдет отличная пара. Петечка, думаю, ревновать не будет.
– Я хочу спать, – плаксиво прогундосил Петр Иванович.
– Сегодня вы у меня оба отоспитесь, – грозно пообещал Борейко. – В каталажке.