Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры

Хотя общая работа высших советских лидеров без Сталина в Совете министров и Политбюро, несомненно, способствовала укоренению принципов «коллективного руководства», этот процесс было бы неправильно абсолютизировать. При жизни Сталина политические тенденции, отрицавшие единоличную диктатуру, так же как и попытки повышения эффективности администрирования могли быть в любой момент подорваны. Консерватизм Сталина, его склонность к силовым методам управления, подозрительность и опасения за свою власть делали компромисс диктатора со своим окружением неустойчивым и непрочным.

Как и в 1930-е года важнейшим рычагом власти Сталина оставались органы госбезопасности, находившиеся под его исключительным контролем. Сталин назначал министрами госбезопасности полностью зависимых от него функционеров, таких, как В. С. Абакумов и С. Д. Игнатьев. Когда какой-нибудь член ближнего круга входил в слишком близкий контакт с органами госбезопасности, Сталин принимал решительные меры. В 1946 году со скандалом был снят с поста министра госбезопасности ставленник Берии В. Н. Меркулов. Соответственно, под ударом оказался и сам Берия. Наиболее важные материалы из МГБ поступали исключительно к Сталину. К ним не имели доступа остальные руководители. Монопольное распоряжение органами госбезопасности обеспечивало контроль Сталину над правящей группой. Соратники Сталина никогда не сомневались в том, что их политическая судьба и физическое существование зависело от воли хозяина. Именно Сталин нажимал на рычаги «ленинградского дела» и «дела Госплана», исход которых стал катастрофическим для двух руководителей высшего ранга. Круглосуточное наблюдение за членами Политбюро охранявшими их чекистами, исключало возможность каких-либо «сепаратных» действий высших руководителей. Несмотря на это, есть свидетельства, что Сталин приказал установить прослушивающую аппаратуру в квартирах Ворошилова, Молотова и Микояна [10] .

10

Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996. С. 383.

Проводя в 1945–1951 годах в среднем три месяца в год на различных южных дачах, Сталин старался не выпускать из вида события, происходившие в Москве. Ежедневно он получал доклады и сообщения по всем интересовавшим его вопросам, принимал посетителей. Сталину направлялись проекты постановлений Политбюро и Совмина, требующих его одобрения. Он вел достаточно активную, хотя и не такую активную, как в довоенный период, переписку с соратниками при помощи шифротелеграмм и телефонограмм по линии правительственной связи. Нередко именно в период отпусков Сталин предпочитал принимать наиболее суровые меры по кадровым вопросам и делать выговоры высшим руководителям. Зная это, бывший министр госбезопасности Абакумов, умоляя Берию и Маленкова о помощи, писал им: «Может быть, было бы лучше закончить всю эту историю (расследование дела Абакумова. — Авт.) до отъезда тов. Сталина в отпуск? Говорю это потому, что иногда в период отпуска некоторые вопросы решались острее» [11] . Приученное к непредсказуемым реакциям Сталина, его окружение проявляло сдержанность и осмотрительность даже тогда, когда хозяина не было в Москве.

11

Столяров К. А. Палачи и жертвы. М., 1998. С. 59.

Как и в 1930-е годы, Сталин твердо требовал от своего окружения абсолютной преданности, периодически испытывая ее при помощи репрессий против друзей, сотрудников и даже близких родственников членов Политбюро. Так он поступил, например, с Молотовым, арестовав его жену. Демонстрируя силу, Сталин мог передвигать соратников с должности на должность, отнимать у них определенные полномочия. Приспосабливая работу Политбюро к своим целям и ритму жизни, Сталин определял распорядок и место заседаний, создавал руководящие группы внутри Политбюро, отсекая от его деятельности формальных членов Политбюро, впавших в немилость. Антиподом регламентированной, действенной и предсказуемой системы власти были сталинские политические кампании. Их целью, как правило, было усиление «дисциплины» или «бдительности», выявление «врагов». Конкретные мишени кампаний обычно были произвольными и неопределенными. Большинство таких кампаний, запускавшихся под фанфары пропагандистской машины, наносили значительный урон, в том числе расстраивали работу бюрократических систем.

Позднесталинская система руководства и управления таким образом развивалась под воздействием двух противоречащих друг другу тенденций. Одна из них предполагала создание специализированных и регулярных бюрократических структур, нацеленных на повышение отдачи советской экономики. Другая была связана с развитием диктатуры, исходила из приоритетности личной преданности функционера вождю и имела преимущественно репрессивный неформальный характер. Эта тенденция подрывала систему регламентированной бюрократии. Попытки Сталина совместить эти две тенденции характеризуются в данной книге как «неопатримониальные» [12] .

12

См. подробнее: Gorlizki Y. Ordinary Stalinism: The Council of Ministers and the Soviet Neo-patrimonial State, 1945–1953 //Journal of Modern History. 2002. № 74 (4). P. 699–736.

Традиционная концепция патримониального государства основывалась на представлении о том, что патриархальная власть — власть хозяина над своим хозяйством — может быть применена и в сфере управления большой политической общностью. Такого рода системы характеризовались такими формами бюрократического администрирования, которые в основных параметрах отличали их от «рационально-легальных» бюрократий. Вместо четко определенных сфер ответственности в патримониальных административных аппаратах наблюдались постоянная смена задач и властных полномочий, произвольно даруемых правителем. При отсутствии четкого разделения сфер ответственности не существовало бюрократического отделения частного от публичного. Отправление властных полномочий таким образом было дискреционным, рассматривалось как «частное» дело лидера [13] . Как мы увидим, стремление Сталина облекать официальные заседания в форму личных встреч и тасовать подчиненных вполне вписывается в данную концепцию. Методы контроля Сталина над процессом принятия решений можно охарактеризовать как интервенции без правил. Подчиненные диктатора никогда не знали, какой вопрос и в какой момент может вызвать его интерес и непредсказуемую реакцию. Это позволяло Сталину держать аппарат и свое окружение в напряжении, заменять отсутствие детального реального контроля (невозможного в принципе) перманентной угрозой такого контроля. Хотя не ограниченная правилами патримониальная власть Сталина совмещалась с достаточно рациональными и предсказуемыми формами принятия решений на других уровнях управленческой иерархии, патримониальная и более современная бюрократическая составляющие системы постоянно входили в противоречие друг с другом.

13

Weber М. Economy and Society: An Outline of Interpretive Sociology. Vol. II Berkeley, 1978. P. 1028–1029. См. также: Theobold R. Patrimonialism // World Politics. 1982. № 34 (4). P. 555.

Огромная власть диктатора, его преклонный возраст и пошатнувшееся здоровье были потенциально смертельно опасным сочетанием. Ряд действий Сталина к концу жизни заставил строить предположения, что у него, возможно, появились проблемы с психикой. Широко известны, например, публичные и маловразумительные нападки Сталина на своих самых старых товарищей, Молотова и Микояна, в октябре 1952 года. Впрочем, несмотря на значительную долю иррациональности, у этих поступков была определенная логика. На закате дней Сталин явно опасался своих старших соратников, особенно Молотова, в качестве естественных преемников, способных при определенных условиях перехватить реальную власть у стареющего вождя. Их открытая дискредитация на пленуме ЦК и разбавление высшего руководства более молодыми функционерами были способом решения этой проблемы.

Избавившись от угроз более ранних периодов, Советский Союз после войны приобрел статус сверхдержавы. Впрочем, мир, который страна и ее руководство так отчаянно пытались обрести во время Великой Отечественной войны, оказался холодным и пугающим. Это был мир, постоянно балансировавший на грани острых международных конфликтов и массового государственного насилия внутри страны. Постоянные политические кампании, призванные укреплять бдительность, единомыслие и лояльность, в конечном счете преследовали цель укрепления страны в качестве сверхдержавы и сохранения во главе этой сверхдержавы диктатора, несмотря на его физическое дряхление. Для Сталина приверженность этим двум принципам была краеугольным камнем его политики.

Эта книга — отнюдь не первая работа о сталинской диктатуре послевоенного периода. Уже несколько десятилетий назад появились ценные и информативные исследования, вынужденно основанные преимущественно на материалах советской прессы. По ряду вопросов в этих работах были сделаны важные и удивительно правильные наблюдения, подтверждаемые сегодня архивными источниками [14] . По мере открытия архивов советского периода начали выходить работы о высших эшелонах власти и сталинской внутренней политике, основанные на документах, а также публикации документов [15] . Значительно углубились наши представления о послевоенной международной ситуации, «холодной войне» и сталинской внешней политике [16] .

14

Особенно полезными были работы: Conquest R. Power and Policy in the USSR: The Study of Soviet Dynasties. London, 1961; Hahn W. G. Postwar Soviet Politics: The Fall of Zhdanov and the Defeat of Moderation, 1946–1953. Ithaca, 1982.

15

Пихоя P. Г. Советский Союз: История власти. 1945–1991. М., 1998; Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953. М., 1999; Попов В. П. Экономическая политика советского государства. 1946–1953 гг. М., Тамбов, 2000; Данилов А. А., Пыжиков А. В. Рождение сверхдержавы. СССР в первые послевоенные годы. М., 2001; Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., 2001; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945–1953 гг. / Сост. О. В. Хлевнюк и др. М., 2002; Советская жизнь. 1945–1953 / Сост. Е. Ю. Зубкова и др. М., 2003; Gorlizki Y., Khlevniuk О. Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945–1953. New York, 2004; Есаков В. Д., Левина E. С. Сталинские «суды чести». «Дело “KP”». М., 2005; Петров Н. Первый председатель КГБ Иван Серов. М., 2005; Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 — март 1953 / Сост. В. Н. Хаустов и др. М., 2007.

16

По этим проблемам опубликовано большое количество документальных изданий и исследований, обзоры которых см.: Зубок В. М., Печатнов В. О. Отечественная историография «холодной войны»: некоторые итоги десятилетия //Отечественная история. 2003. № 4, 5; Егорова Н. И. «Новая история холодной войны» в современных зарубежных исследованиях // Новая и новейшая история. 2009. № 4.

Продолжая эти исследования, наша книга вместе с тем оспаривает ряд положений, распространенных в литературе. Прежде всего, мы не обнаружили свидетельств в пользу разного рода версий о заговорах соратников против Сталина, о фактическом устранении его от власти в последний период жизни [17] . Нам не удалось обнаружить также следы деятельности устойчивых «фракций» соратников Сталина, связанных «умеренными», «либеральными» программами или признаки самостоятельных действий членов Политбюро по принципиальным вопросам [18] . Там, где они не были обусловлены текущими «вермишельными» служебными делами, политические «позиции» членов высшего советского руководства неизменно формировались как реакция на указания или намеки вождя.

17

Систематизированное начало этим версиям было положено работой А. Авторханова (Загадка смерти Сталина (Заговор Берия). Посев, 1986). В последнее время теорию заговора против Сталина развивает Ю. Н. Жуков (Тайны Кремля. Сталин, Молотов, Берия, Маленков. М., 2000). Однако аргументы Жукова по этому вопросу не более убедительны, чем его же необоснованные построения о довоенной системе «демократичной» сталинской власти.

18

Например, В. Хан считал Жданова последовательным сторонником «умеренной» политики, которому противостоял «догматичный» Маленков (Hahn W. G. Postwar Soviet Politics: The Fall of Zhdanov and the Defeat of Moderation, 1946–1953).

Это, конечно, не означает, что Сталин решал все, а его соратники не имели собственных (иногда даже отличавшихся от сталинских) представлений о неотложных решениях в отдельных сферах. Заметная технократическая тенденция, коренившаяся в желании повысить экономическую и военную мощь страны, нашла отражение в попытках рационализации управления и делегировании полномочий, прежде всего правительственному аппарату. Именно в таком контексте постепенно восстанавливалась практика «коллективного руководства», полностью реализованная только после смерти Сталина. К концу жизни Сталина, как показано в 5-й главе, члены высшего руководства под давлением объективных потребностей социально-экономического развития все больше осознавали необходимость реформ в отдельных сферах и порочность консервативной политики Сталина, направленной на предотвращение любых перемен. Однако пока Сталин был у власти, они избегали проявлять инициативу.