Холопка
Шрифт:
Раиска, хмурясь, стала высчитывать, могла ли ее мать заранее договориться с Арсением Петровичем о поездке в город. То, что этот Арсений Петрович и мать оказались вместе — это случайность? Или все-таки сговор у них?
Нет, не могло быть сговора. Мать все время на виду… никуда не уходила от дома.
Вернулась домой Раиска — и мать следом, как ни в чем ни бывало. Впрочем, была очень оживлена, то и дело чему-то улыбалась.
— Ты на рынок стала ездить на автомашине? — не вытерпев, осведомилась Раиска с самым безразличным видом.
— Увидела! — мать всплеснула
— Этак о вас не только я, а вся деревня скоро будет говорить, — сказала Раиска.
— Ну уж, — мать даже зарделась, как от похвалы.
— Что ж он тебя до самого дому не подвез, кавалер этот? По соображениям конспирации?
— А ручей там… Мосточек-то провалился еще в прошлом году, да и вообще той дорогой никто теперь не ездит. Уж мы от Дятлова не ехали — ползли, еле-еле.
Стали собирать на стол. За обедом мать оживленно рассказывала:
— Стою за прилавком, торгую, а он и подходит… Арсений Петрович. Веселый такой! Стал мой товар расхваливать. Тотчас ко мне покупатели выстроились в очередь, я и расторговалась мигом. Предложил подвезти меня… Как было отказаться!
— Ну, и о чем вы с ним толковали дорогой? — вроде бы, равнодушно спросила Раиска.
— Да тут пути-то всего десять минут! Когда толковать? Шоколадными конфетами угощал…
Мать была явно огорчена тем обстоятельством, что слишком быстро доехали. Однако что-то у них было говорено и на сердечную тему, так заподозрила Раиска.
— В гости к себе не приглашал?
— Это в Яменник-то? — мать засмеялась. — Нет. Чего не было, того не было.
И она заговорила о другом. Но о другом Раиске говорить не хотелось. Когда убирали посуду со стола, сказала этак глубокомысленно:
— И что такое: на невест сутолминских большой спрос на рынке? Не успеешь встать за прилавок — уж жених-покупатель тут как тут. То ли товар хорош, то ли цена дешева. А?
— Раиска, постыдися, — укорила мать, но не очень строго. — Ты о ком так говоришь-то? Я тебе не подруга, имей уважение к матери.
— Дак вот я встала — тотчас меня, девку красную, углядел парень… Ты постояла полчаса — и уж ухажер, да и с автомобилем иностранной марки! Вот я и интересуюсь, почему такой спрос на нас?
Тут мать замахнулась на нее полотенцем:
— А вот я тебе сейчас!
Сердито замахнулась.
— А что я такого сказала? — изобразила возмущение Раиска, хотя и вовсе не была возмущена. — Ты у меня еще молодая. Не я придумала: как наступит сорок пять, баба ягодка опять… Вот выдам-ка я тебя замуж!
— Ты, вроде бы, сама хотела, — напомнила мать.
— Да я уж подожду, — смиренно ответила дочь. — Потерплю, так и быть. Негоже дочери выходить замуж вперед матери.
— Какая язва! — подивилась мать и покачала головой.
Но не сердито она отозвалась. Ничего, легкий был у них разговор.
«Ишь, кто у меня соперница — мать родная! — думала Раиска. — Ведь обе хотим понравиться одному человеку, и я, и мама. Ну, что ж, на войне как на войне. Посмотрим, чья возьмет…»
Она решила: надо что-то предпринять. Чего сидеть и ждать у моря погоды! Городской рынок уже научил ее: только активная торговля ведет к успеху! Если будешь стоять, разиня рот, — ничего
не продашь. Покупателя надо завлекать: шуткой, смехом, взглядом поманить… пообещать такое, чего и нет, и быть не может.«Надо как-то встретиться… произвести на него более благоприятное впечатление. Хорошо бы встретить вроде бы нечаянно… и затеять разговор посерьезней».
Легко сказать: произвести благоприятное впечатление… интеллигентный разговор затеять… Слишком велика разница между ними.
«Как жаль, что нет Муравлика, — подумала Раиска. — Запропал в своем Ярославле… Порасспросить бы о чем-нибудь, а потом выложить господину Сутолмину, чтоб сразу наповал… Что он мне раньше-то рассказывал, Муравлик? Я, дура, слушала в пол-уха. Надо было запоминать».
Однажды он толковал про Микеланджело и про его взаимоотношения с властями… про Лоренцо Великолепного, правителя блистательной Флоренции… Нет, такого разговора ей не потянуть: мало знает про Микеланджело… Еще Муравлик недавно толковал об американской музыке… Про Бенджамина Бриттена и Роберта Гершвина. Или, может, он и не Роберт, этот самый Гершвин? Может, он Бенджамин? Тут легко попасть впросак. Кто-то из них сочинил «Простую симфонию», которая очень нравится Вите. Но вот кто именно?
«Этак брякнешь: а нравится ли вам „Простая симфония“ Бриттена? А дворянин Сутолмин в ответ: холопка, симфонию эту написал Гершвин… Ну, и угодишь в лужу».
Тогда, может быть, поговорить о литературе? Тема, доступная даже тупице, у которой в аттестате по литературе стоит тройка.
«Что вы можете сказать о стихах Винченцо Филикайя, уважаемый Арсений Петрович?»
«Ничего, кроме того, что никогда о нем не слыхивал».
«А я могу вам почитать его стихи наизусть».
«Не может быть… Это какой-то малоизвестный стихотворец. Если ты, холопка, знаешь наизусть малоизвестных, твоя образованность меня потрясает».
И прочитать ему: «Италия, Италия! О, ты, кому судьба наследием несчастным…» Нет, лучше немного переиначить, как переиначивал Муравлик:
Россия, Русь! О, ты, Кому судьба наследием несчастным Дар роковой вручила красоты! О, если б не была ты так прекрасна, Зато сильна, чтоб, менее любя, На казнь не уводили бы тебя От чар твоих трепещущие страстно!..Раиска не запомнила бы этих стихов, но они в ее сознании каким-то образом обратились к ней самой: о, ты, кому судьба вручила дар роковой красоты!.. ах, если б не была ты так прекрасна!.. тогда б не трепетали перед тобой страстно.
А вдруг Сутолмин Арсений Петрович знает этого Винченцо, который к тому же еще и Филикайя? И скажет: там речь не о России, а об Италии! Тогда она его научит уму-разуму:
«Я вижу, вы в литературе не очень-то сведущи… Вы не знаете даже того, что всякое художественное произведение — это иносказание. То есть, один пишем, а два в уме. Говорится об Италии, верно, однако имеется в виду другое. Поднапрягите ваши мыслительные способности и прочитайте, что там, между строк. Любовь к родине, верно, однако и еще кое о чем…»