Холостяк

И рассказываю ей абсолютно всё.

Выговориться очень приятно.

Мне нравится говорить о нем — говорить о лучших днях в моем недавнем тяжелом прошлом.

Я не перестаю улыбаться — что бы это ни значило.

* * *

Сегодня я новая женщина — снаружи. Новая прическа. Новая одежда. Новый макияж. Свежий лак.

Поппи, со свойственной ей драматичностью, сделала фото «до» и «после». Я не понимала, как сильно себя запустила, пока не увидела эти фотографии. В свою защиту отмечу: чтобы скрываться в Белькуре, не требуется наводить ежедневный марафет.

— Как ты себя чувствуешь, милая? — Поппи протягивает руку, поглаживает мою ладонь. — Ты выглядишь потрясающе.

Я улыбаюсь, оглядывая переполненный бар «Грей». Все разодеты в пух и прах. Все умирают от желания быть сегодня вечером здесь. Как будто нет ничего более важного, чем провести субботний вечер именно здесь. Чтобы увидеть других и показать себя.

Мое тело обтягивает темно-синее платье, а из открытых кожаных туфель светло-розового оттенка на невероятно высоких каблуках выглядывают мои накрашенные и отполированные ноготки.

— Это платье смотрится на тебе фантастически. Ты похудела? — интересуется Поппи.

Мой взгляд устремлен прямо на нее, и впервые в жизни я понимаю, как сильно не хочу этого разговора. Есть более важные вещи, которые можно обсудить, чем вес, одежда и внешний вид.

Неужели я была такой глупой?

Закидываю ногу на ногу и поворачиваюсь к Поппи, пока мы заказываем напитки.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предлагаю я.

Перед нами останавливается подтянутый бармен с юношеским лицом, стучит по барной стойке и спрашивает, что мы будем пить сегодня вечером. Поппи заказывает два бокала шампанского, прежде чем я успеваю возразить.

— Сегодня вечером мы празднуем. — Она кладет свои руки на стойку и улыбается.

— Что же мы отмечаем?

— Хм, тот факт, что ты здесь. И тот факт, что мы собираемся вернуть твою жизнь в нужное русло.

— В нужное русло? — повторяю я. — Не знаю, Пи. Я на перепутье. Пытаюсь понять, чего хочу. Куда пойти. Что сделать. Задаю себе сложные вопросы. Я так много еще тебе не рассказала…

Бармен возвращается с нашими напитками, и мы поднимаем бокалы.

— За то, чтобы Серена вернула свою жизнь, — говорит Поппи. Она игнорирует мои слова и чокается своим бокалом о мой. Сделав глоток, она бросает взгляд через мое плечо. — Хорошо, не надо меня ненавидеть. Не сердись…

— Поппи. — У меня замирает сердце. — Что. Ты. Сделала?

Она изящно соскальзывает со своего барного стула и исчезает позади меня в море разодетых посетителей, и когда я вижу, кто занимает ее место, мне хочется рвать и метать.

— Серена. — Кейр садится рядом со мной, придвигая свой барный стул ближе, пока его колено не упирается в мое бедро.

Я не могу дышать, комната вращается перед глазами. Когда я поворачиваюсь, чтобы найти Поппи, уже слишком поздно. Она давно ушла. Я вне себя от злости на нее. Я просто в ярости.

— Знаю, ты не ожидала увидеть меня сегодня вечером, — говорит Кейр, наклоняясь ближе. Его губы касаются моего уха, когда он произносит слова, предназначенные только для меня. — Может, я и не достоин того, чтобы находиться с тобой в одном здании, но должен был увидеть тебя. Серена, я был в отчаянии.

Я откидываюсь на спинку стула, хватая шампанское и потихоньку закипая. Этот несчастный напиток мало чем может мне помочь, но лучше с ним, чем без ничего.

— Эти последние три месяца без тебя, — шепчет он, — были чистой пыткой. Мне хочется ударить самого себя. Я потерял тебя, Серена. Лучшее, что когда-либо случалось со мной, я взял и выбросил.

Это не имеет значения.

Все в прошлом.

Я никогда не забуду. И никогда не дам ему второй шанс.

Хватаю свой клатч, ставлю пустой бокал на стойку, соскальзываю со стула и направляюсь в туалет, чтобы позвонить и убраться отсюда.

К тому времени, как добираюсь до дамской комнаты, там выстраивается очередь, по крайней мере, из дюжины женщин. Кейр немного отстает. Когда он меня догоняет, то берет за руку и отводит в сторону. Привлекая к себе внимание окружающих нас женщин, наслаждающихся великолепным мужчиной с темными волосами и широкими плечами, одетым в смехотворно дорогой костюм.

Они шепчутся. Глазеют. Улыбаются. На мгновение притворяясь, что это они, а не я, — единственные, кто получает безраздельное внимание Кейра Монтгомери.

Если бы они только знали.

— Не убегай. — Кейр сокращает расстояние между нами, и я оказываюсь прижатой к стене. — Нам нужно поговорить.

— Тут не о чем говорить.

Он удерживает меня взглядом, не позволяя уйти. Ненавижу, что после всего, что произошло, он все еще может завладеть моим вниманием, как при нашей первой встрече в Вашингтоне.

Я навещала свою двоюродную сестру Араминту, и она отвела меня в подземную гостиную, о которой знали немногие из тех, кто вращается в политическом мире. Сначала все, кто меня окружал, казались спецагентами из фильма «Люди в черном», но потом я увидела его.

Он выбрал меня из моря женщин, посмотрел на меня, и все вокруг исчезло, превратилось в фоновый шум. Кейр подошел ко мне так, как никто до него, своим решительным шагом и злыми намерениями, скрывающимися за сексуальной ухмылкой. И когда он заговорил со мной, я поверила каждому произнесенному им слову. В ту ночь я растаяла так, как никогда и ни для кого раньше. Он ослабил мою решимость, сломил мое сопротивление и завладел моим телом не один раз, а дважды, в квартире с видом на горизонт.

Вопреки опасениям, он не исчез на следующее утро. Кейр остался, настаивая на том, чтобы мы обменялись номерами. И приехал в город на следующие выходные.

Мы не могли насытиться друг другом.

Это были не отношения — это была зависимость.

Когда-то я зависела от того, как Кейр Монтгомери заставлял меня себя чувствовать. Я отдала ему всю себя. Я отдала ему свое сердце — а это был первый раз, когда я отдала кому-либо свое сердце. И слепо шагнула в хаос и опустошение, которые олицетворяли его мир.

Таблоиды обожали нас.

Они писали статьи, подробно описывая его прошлые отношения и расставания, и назвали меня девушкой, которая наконец-то изменила того, кого нельзя изменить. Я была упрямой американской принцессой, независимой наследницей, не совершающей ошибки. А он — американским принцем, сыном президента. Прославившийся своим умением кадрить женщин. Нам обоим публика поставила клеймо «не приручаемые» — пока мы не нашли друг друга.

Я верила, что между нами было что-то особенное.