Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Таблица 2. Показатели образовательного капитала (в %)

* Речь идет о лицеях Генриха IV, Людовика Великого, Жансон-де-Сайи и т. п. – Прим. пер.

Таблица 3. Показатели капитала университетской власти (в %)

* «Академические пальмы» (Palmes academiques) – почетная награда, присуждаемая за заслуги в области просвещения. – Прим. пер.

** Поскольку Национальная медицинская академия (Academie nationale de medecine) не является частью Института Франции (см. сноску на с. 84), она представлена отдельной строкой. – Прим. пер.

Таблица 4. Показатели научной власти и престижа (в %)

* Имеется в виду преподавание прежде всего в Высших нормальных школах (Ульм, Севр, Сен-Клу, Фонтенэ) и в школах вроде Национальной школы хартий, Школы Лувра, Школы восточных языков и Школы изящных искусств. – Прим. пер.

Таблица 5. Показатели капитала интеллектуальной известности (в %)

Таблица 6. Показатели политической или экономической власти (в %)

* История экономического планирования во Франции начинается сразу после Второй мировой войны, когда перед страной встала проблема послевоенного восстановления экономики, и в отличие от советского аналога оно носило индикативный и поощрительный характер. В тексте речь идет уже о шестой пятилетке (1971–1975 гг.). Главный плановый комиссариат [Commissariat general du Plan] лишь на 20 % состоял из функционеров, остальные 80 %

сотрудников набирались извне, в том числе и из среды университетских специалистов. – Прим. пер.

Показатели экономического или социального капитала, которым обладают преподаватели различных факультетов, распределены согласно одной и той же структуре, идет ли речь о проживании в шикарном округе: 16, 17, 8, 7-м или «Нейи» (6,4; 13,4; 36,9 и 58,6 % соответственно), включении в Bottin mondain (1,6; 1,7; 12,6; 37,1 %) или же семье с тремя и более детьми (46,3; 48,4; 53,2; 57,6 %). Последнее, несомненно, связано с экономическим капиталом (а также, по крайней мере потенциально, с капиталом социальным), хотя кроме этого и выражает, очевидно, диспозиции, связанные с другими факторами, например с религией, и в частности с явной приверженностью католицизму, показатели которой также распределены согласно той же структуре (7,8; 19,2; 21,8; 41,6 %) [77] . Эти несколько показателей, будучи слишком скудными и косвенными, не могут дать точного представления об экономических различиях между профессорами естественных и гуманитарных наук и профессорами права и особенно медицины, которые, помимо доходов, связанных с должностью профессора и начальника больничного отделения, получают дополнительную прибыль, обеспеченную частной клиентурой [78] . Как бы то ни было, с точки зрения исключительно жалования, без сомнения, наблюдаются сильные расхождения между факультетами, поскольку различия в развитии карьеры приводят к значительным различиям в сумме жалования, полученного за всю жизнь: в этом отношении гуманитарные факультеты, похоже, находятся в самом неблагоприятном положении, поскольку время вступления в должности ассистента и старшего преподавателя здесь является особенно поздним (31 и 37 лет в среднем против 25 и 32 лет в естественных науках и 28 и 34 лет на факультете права в 1978 году) – так же как и доступ к званию доцента и профессора (43 и 50 лет против 34 и 43 лет на факультете права, 35 и 44 лет в естественных науках) [79] . Следовательно, средняя длительность пребывания в должности категории А (доцента или профессора) здесь особенно мала, в 1978 году она составляла 25 лет против 29 в медицине (в которой достигают должности доцента в 39 лет, а профессора – в 49), 33 года в естественных науках и 34 года в праве [80] .

77

Кажется, все указывает на то, что объективное и субъективное значение явной приверженности католицизму меняется в зависимости от того, как часто она встречается в целом на факультете или в дисциплине, и, во-вторых, в зависимости от содержания дисциплины – более или менее научного и «модернистского».

78

В этом вопросе, как и во множестве других, были бы необходимы настоящие монографические исследования, для того чтобы определить долю заработной платы в общих доходах и природу дополнительных ресурсов, связанных очевидным образом со структурой бюджета времени. Что касается университетских возможностей, дополнительные курсы могут быть источником значительных доходов, так же как и авторские права на популярные учебники (следовало бы установить, как эти доходы меняются от факультета к факультету). Как бы то ни было, дополнительные доходы должны значительно расти при переходе от естественных наук к медицине.

79

См.: Nettelbeck J. Le recrutement des professeurs d'universite. Paris: Maison des sciences de l'homme, 1979, p. 80 (статистическое приложение).

80

О финансовых последствиях неравенства карьер в том, что касается суммарного жалования, полученного за всю карьеру, см.: Tiano A. Les traitements des fonctionnaires. Paris: Ed. Genin, 1957, особенно p. 172.

Однако достаточно обратить внимание на то, что все показатели политической и экономической власти (например, членство в государственных органах: кабинете министров, Конституционном совете, Экономическом и социальном совете, Государственном совете, Финансовой инспекции или государственных комиссиях по планированию) меняются сходным образом, тогда как доля лауреатов общего конкурса, хороший показатель школьного успеха в среднем образовании [81] и различные показатели исследовательских инвестиций и научного признания меняются в обратной пропорции, чтобы обнаружить, что поле университета организовано согласно двум антагонистическим принципам иерархизации: социальная иерархия, определяемая унаследованным капиталом и имеющимися в наличии экономическим и политическим капиталами, противостоит специфической, собственно культурной иерархии, соответствующей капиталу научного авторитета или интеллектуальной известности. Эта оппозиция вписана в сами структуры поля университета, которое является местом столкновения двух конкурирующих принципов легитимации. Первый принцип является собственно «светским» и политическим и обнаруживает в логике университетского поля его зависимость от действующих в поле власти принципов. Он навязывается все более полно по мере восхождения в собственно «светской» иерархии, которая выстраивается от естественно-научных факультетов к факультетам права и медицины. Другой принцип, основанный на автономии научного и интеллектуального порядка, навязывает себя все более явно по мере продвижения от права или медицины к естественным наукам.

81

Данные, собранные по естественным наукам и медицине, позволяют предположить, что доля положительных оценок в бакалавриате меняется согласно той же логике.

Тот факт, что те же оппозиции, которые наблюдаются внутри поля власти между полем экономической власти и полем власти культурной, обнаруживаются также и внутри поля, ориентированного на культурное производство и воспроизводство, несомненно объясняет, почему наблюдаемая оппозиция между двумя полюсами этого поля имеет настолько всеобъемлющий характер и затрагивает все стороны бытия, характеризуя два стиля жизни, глубоко различные не только по своим экономическим и культурным основаниям, но также и в области этики, религии и политики. Несмотря на то что сами цели исследования естественным образом способствовали тому, чтобы отдать приоритет наиболее типичным для университета и университетской жизни свойствам, в собранных данных мы находим косвенные показатели самых глубоких и общих диспозиций, лежащих в основе всего стиля жизни. Так, например, в безбрачии или разводе, с одной стороны, и в размере семьи – с другой (которые вносят значительный вклад в производство основной оппозиции поля), можно разглядеть показатель не только социальной интеграции, согласно классическому видению, но также и интеграции в социальный порядок – одним словом, некоторую меру того, что можно было бы назвать вкусом к порядку.

На самом деле вместо того, чтобы расшифровывать одну за одной разные статистические зависимости, как те, например, что связывают процент разводов (показатель слабой семейной интеграции) с малым количеством детей (предполагаемым показателем слабой семейной интеграции и особенно слабой интеграции в социальный порядок), следует попытаться овладеть всем тем, что дает интуиции социального чувства совокупность показателей, связанных с полюсом светской власти университетского поля: многочисленное семейство и Почетный легион, голосование за правых и преподавание права, католицизм и частное образование, элитный округ и Bottin mondain, обучение в Science Po и Национальной школе администрации и преподавание в «школах власти», буржуазное происхождение и участие в государственных органах или плановых комиссиях. Сходным образом следует попытаться овладеть всем тем, что ассоциируется с подчиненным полюсом: левые взгляды и диплом нормальенца, еврейская идентичность и положение облата [82] Школы – что является более сложной задачей, поскольку такого рода показатели определяются, главным образом, негативно. Если эти совокупности признаков и оставляют ощущение согласованности и необходимости, то это потому, что интуиция практического чувства узнает в них непреднамеренную согласованность практик или свойств, произведенных одним и тем же порождающим и унифицирующим принципом. Именно эту связность в ее практическом состоянии и необходимо попытаться воссоздать с помощью слов – не поддаваясь всячески поощряемому искушению превратить объективно систематичные, но не вербализированные и еще менее систематизированные продукты габитуса в явным образом упорядоченную систему, в продуманную идеологию.

82

В Средние века «облатами» называли детей, обычно из бедных семей, которых отдавали в монастырь для религиозного обучения. Повзрослев, облаты зачастую занимали самые высокие позиции в духовенстве, и, таким образом, этот институт представлял собой один из механизмов, обеспечивавших восходящую социальную мобильность. Обычно Бурдье использует этот термин, чтобы подчеркнуть лояльность преподавателей скромного происхождения по отношению к системе образования, которой они обязаны всем (и прежде всего своей карьерой). – Прим. пер.

В первой совокупности показателей выражается или выдает себя то, что обыденным языком господствующих обозначается под именем серьезности или вкуса к порядку, который прежде всего является определенным способом относиться к себе всерьез и всерьез принимать мир таким, какой он есть, безоговорочно идентифицировать себя с существующим порядком вещей – способом существования [etre], являющимся одновременно и принятием на себя обязательств [devoir-etre]. Что касается другой совокупности, то своими пробелами, лакунами, которые в то же время являются отказами, она напоминает отстраненность, эту противоположность интеграции, отказ от всего, что принуждает к порядку, что интегрирует в нормальный мир порядочных людей: от церемоний, ритуалов, общепринятых взглядов, традиций, почестей, Почетного легиона («почести бесчестят», говорил Флобер), условностей и приличий – коротко говоря, отказ от всего, что глубоко связывает поддержание социального порядка с самыми незначительными светскими обычаями и традициями, включая дисциплину, которую они

навязывают, иерархии, которые они заставляют соблюдать, и видение социальных делений, которое они предполагают [83] . Можно легко понять ту связь, которая объединяет эту оппозицию с оппозицией между правым и левым, – скорее в контексте мифологий, чем политики.

83

Стоило бы проанализировать, например, новогодний обмен визитными карточками между профессорами медицины, который представлял из себя настоящий цикл Кула.

График 1. Пространство факультетов.

Анализ соответствий: план первой и второй осей инерции – свойства. Иллюстративные переменные выделены курсивом

Следовало бы также напомнить о том, что противопоставляет научное исследование – свободную мысль, которая не ведает других ограничений, кроме себя самой, – не только нормативным дисциплинам вроде права, но также и искусству, гарантированному наукой, каким является медицина, обязанная применять науку на практике, а также принуждать к порядку, порядку медиков, т. е. навязывать определенную мораль, некоторый образ жизни и ее образец (как это было видно, например, в отношении абортов), оправданные авторитетом не только науки, но и авторитетом «способных» и «выдающихся», которые в силу собственных позиций и диспозиций предрасположены определять то, что является правильным или благим (известно, что профессора медицины особенно активно участвуют в государственных органах, в комиссиях и в целом в политике, а юристы, в первую очередь специалисты в области международного, торгового или государственного права, охотно составляют экспертные заключения для правительств и международных органов [84] ). Приверженность науке, не выходящая за границы простых деклараций или даже религиозной благопристойности, хорошо согласуется с недоверчивым отношением к ней католической буржуазии, которое долгое время склоняло ее ориентировать своих детей в сторону частного образования, выступающего гарантом морального порядка, семьи, и особенно семей больших и знатных, гарантом их чести, морального духа и нравственности и тем самым – гарантом воспроизводства fils de famille [85] , сыновей медиков или должностных лиц, предназначенных стать медиками или должностными лицами, законных наследников, т. е. узаконенных и склонных к тому, чтобы унаследовать наследство как достойные наследники, признанные и признательные. Столь противоположные, эти два отношения к науке и власти отсылают к настоящим и прошлым позициям, полностью противостоящим друг другу в поле власти: те из профессоров естественных и гуманитарных наук, кто является выходцем из низших или средних классов и обязан доступом к высшим классам лишь своим образовательным успехам, оказываются чрезвычайно склонными, как и выходцы из семей преподавателей, полностью реинвестировать в институцию, которая так хорошо вознаградила их предыдущие инвестиции, и очень мало расположены к поискам неуниверситетских видов власти. Напротив, профессора права, три четверти которых составляют выходцы из буржуазных семей, совмещают чаще, чем профессора естественных и гуманитарных наук, властные функции в Университете и властные позиции в мире политики или даже в мире бизнеса. Короче, необходимо преодолеть старые оппозиции, которые разделили весь XIX век (Оме и Бурнизьен [86] , сциентизм и клерикализм), чтобы понять то, что составляет жизненно необходимое сродство между этическими и интеллектуальными диспозициями, связанными с занимаемыми в этом пространстве позициями, – пространстве, организованном согласно двойной системе экономического и интеллектуального капитала и соответствующим этим двум видам капитала отношениям, где евреи и практикующие католики занимают два противоположных полюса, а протестанты находятся между ними. Например, родство между еретическими или критическими диспозициями, которые демонстрируют те, кто занимает социально подчиненные и интеллектуально господствующие позиции, и критическими разрывами, связанными с научной практикой, особенно в социальных науках. Или настолько очевидно соответствующее ожиданиям, что кажется само собой разумеющимся родство между диспозициями сторонника существующего порядка (разве случайно, что связанные с поддержанием порядка позиции так часто занимают сыновья офицеров?), ортодоксии, прямой и, по сути, правой приверженности социальному миру, и отрицанием науки, неотделимо буржуазным и католическим, – отрицанием ее беспокоящих, критических и еретических вопросов и сомнений. Именно оно так часто направляет органических ученых, и особенно выпускников Политехнической школы, в сторону областей мысли, где физика и метафизика, биология и спиритизм, археология и теософия оказываются смешанными.

84

Многие преподаватели права выполняют функции экспертов или консультантов в государственных или частных, национальных (Министерство юстиции, например) или международных (ЮНЕСКО) организациях или функции официальных представителей правительственных инстанций (на международных конференциях, в комиссиях Европейского экономического сообщества, в Международной организации труда, в ООН и т. д.). Вот пример: «Я был представителем французского правительства на конференции в Гааге. ‹…› Сейчас я участвую в комиссии по Общему рынку, которая собирается каждые два месяца и занимается унификацией всех законодательных проектов. В прошлом году я участвовал в комиссии Министерства юстиции, занимавшейся пересмотром национального кодекса. В настоящий момент я продолжаю работать в Брюсселе. В течение многих лет я вхожу в состав комиссии экспертов Международной организации труда ‹…›. Сейчас проходит съезд. Я вхожу в состав Института международного права» (профессор факультета права в Париже).

85

Сын богатых родителей; молодой человек из хорошей семьи. – Прим. пер.

86

Аптекарь Оме и аббат Бурнизьен – персонажи романа Г. Флобера «Мадам Бовари». – Прим. пер.

Гомологичное полю власти, университетское поле обладает собственной логикой, и конфликты между фракциями господствующего класса обретают иной смысл, когда они принимают специфическую форму «спора факультетов», говоря словами Канта. Два полюса университетского поля в корне отличаются друг от друга по степени их зависимости от поля власти и тех принуждений и соблазнов, которые оно предлагает или навязывает. Но даже наиболее гетерономные позиции никогда не являются полностью свободными от специфических требований поля, формально ориентированного на производство и воспроизводство знания, – так же как и наиболее автономные позиции никогда полностью не свободны от внешней необходимости социального воспроизводства. Эта автономия подтверждается, главным образом, существованием второй оппозиции, которую обнаруживает анализ соответствий и которая в данном случае основана на чисто внутренних критериях специфического успеха в поле университета, устанавливающих в каждой из областей, определенных первым фактором, резко очерченную и тесно связанную с различиями в социальном происхождении оппозицию между обладателями различных видов специфического капитала и всеми остальными. Так, тем, кто, будучи чаще всего выходцем из низших слоев и провинциалом (кроме того, именно в этой области встречаются женщины), близок к полюсу ненадежной, поскольку зачастую выборной, власти, даруемой участием в комиссиях CNRS, а также чисто университетской власти над воспроизводством корпуса, которую дает принадлежность к Консультативному комитету университетов, противостоят обладатели различных видов специфического капитала, будь то научного престижа (включая золотую медаль CNRS) или же престижа интеллектуального, более или менее монополизированного профессорами гуманитарных факультетов (включая публикации в переводе и в карманных форматах, участие в редколлегиях научных или интеллектуальных журналов, публикации статей в Le Monde и частые появления на телевидении). Эти различия в модели университетского успеха (очевидно, имеющие отношение к возрасту) настолько тесно связаны с социальными различиями, что кажутся переводом в собственно университетскую логику первоначальных различий в инкорпорированном (габитус) или объективированном капитале, связанных с различиями в социальном и географическом происхождении. Они кажутся завершением постепенной трансформации унаследованных преимуществ в преимущества «заслуженные», осуществившейся в течение успешного (как свидетельствует признание на общем конкурсе) обучения в школе и безупречной университетской карьеры – и особенно в связи с каждым из совокупности выборов между отделениями, факультативными дисциплинами и институциями (включая посещение наиболее престижных учреждений среднего образования, лицеев Людовика Великого или Генриха IV), в которых сжимается пространство возможностей.

Если учесть, что различные факультеты распределяются в соответствии с хиазматической структурой, гомологичной структуре поля власти (на одном полюсе располагаются факультеты, господствующие с научной точки зрения, но подчиненные с социальной, а на другом – факультеты, подчиненные с научной точки зрения, но господствующие с точки зрения светской власти), то мы поймем, что основная оппозиция касается места и значения, практически придаваемого различными категориями профессоров (и прежде всего в своем бюджете времени) научной деятельности и самой идее науки, как они ее понимают. Общие фразы, вроде «исследования», «преподавания», «руководства лабораторией» и т. д., скрывают глубоко различные реальности и являются сегодня, без сомнения, тем более обманчивыми, что распространение модели науки под совместным влиянием моды и унифицирующих принуждений научной администрации вынудило совокупность агентов высшего образования платить ту обязательную дань уважения науке, каковой является употребление заимствованного у естественных наук языка для обозначения реальностей, часто очень далеких от науки (я думаю, например, о понятии лаборатории) [87] .

87

Невозможно описать все последствия – приносящие чаще всего вред действительному прогрессу исследований – генерализации модели естественных наук под совместным влиянием организационной и технологической модели этих наук и бюрократической логики, которая склоняла корпус научных администраторов, предрасположенных благодаря своему образованию и специфическим интересам к собственно технократическому видению, понимать и признавать лишь те «проекты», которые были задуманы по модели естественных наук. Так, например, мы были свидетелями появления целого ряда крупных предприятий с большим бюджетом, использующих «передовые технологии» и значительное число узкоспециализированных исследователей. Эти предприятия были обречены на решение фрагментарных задач, потому что только такие задачи могут породить программы, возникшие в результате альянса технократов, ничего не смыслящих в науках, управлять или даже направлять которые они претендуют, и исследователей, достаточно непритязательных для того, чтобы позволить «социальному заказу», выработанному беспорядочными brain-storming комитетов, комиссий и других объединений, «ответственных» за науку (и научно безответственных), навязать себе объекты и цели.

Поделиться с друзьями: