Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Вот только журналист оказался въедливый – он собрал прежние высказывания Шевре о Рено. И не только Шевре, но и многих других знатоков Шамплейна, историков и археологов. Все они презрительно отзывались о Рено, все глумились над ним, высмеивали его любительский статус. Но то было при его жизни.
Несомненно, что живой Огюстен Рено стал кем-то вроде клоуна. И тем не менее перед теми, кто читал сегодняшние газеты, представал другой образ Огюстена Рено. Перед читателями представал новый образ. Образ человека, которого люди любили, как любят дорогого, хотя и немного свихнувшегося
Он был безвредным эксцентричным человеком, одним из многих квебекцев, и провинция обеднела, потеряв его.
Теперь, когда Огюстен Рено был мертв, его наконец зауважали.
Гамаш с облегчением увидел, что газета довольно осторожно упомянула о том, где было найдено тело. Хотя и говорилось, что речь идет об уважаемом английском институте, но этим и ограничились. Не высказывалось никаких предположений о том, что в дело вовлечены англоязычные канадцы, о заговоре, о политических или лингвистических мотивациях этого преступления.
Но Гамаш подозревал, что таблоиды будут менее осторожны.
– Это случилось в той библиотеке, верно? Там, где ты работал?
Эмиль разломил круассан, и крошки посыпались на стол. Вчера вечером Эмиль обедал с друзьями, а потому после убийства они с Гамашем еще не виделись.
– Да. В Лит-Исте, – ответил Гамаш.
Эмиль посмотрел на него с шутливой серьезностью:
– Мне ты об этом можешь сказать, Арман. Ты не…
– Не я ли его убил? Нет, я бы не смог убить незнакомого человека. Вот друга…
Эмиль Комо рассмеялся, потом снова посерьезнел:
– Бедняга.
– Да, бедняга. Я ведь был там. Инспектор Ланглуа позволил мне присутствовать при первых допросах.
Пока они ели, Гамаш рассказывал Эмилю о прошедшем дне, а его наставник то и дело задавал короткие вопросы.
Наконец Эмиль Комо откинулся на спинку стула, утолив голод, но не любопытство.
– Что ты об этом думаешь, Арман? Англичане что-то скрывают? Зачем им просить тебя о помощи, если им нечего бояться?
– Вы правы, они боятся. Но не потому, что они что-то совершили. Они боятся того, как это выглядит.
– И не без оснований, – заметил Эмиль. – А что там делал Рено?
«Важный вопрос, – подумал Гамаш. – Может быть, не менее важный, чем вопрос о том, кто его убил. Почему он оказался в Литературно-историческом обществе?»
– Эмиль, вы член Общества Шамплейна, – сказал Гамаш, опершись локтями на стол и обхватив чашку своими большими ладонями. – Вы знаете об этом гораздо больше меня. Мог ли Рено найти что-то? Возможно ли, что Шамплейна захоронили там?
– Приходи на ланч в бар «Сен-Лоран». – Эмиль встал. – Там будут люди, которые лучше меня сумеют ответить на этот вопрос.
Гамаш оставил Анри дома, чего обычно не делал, однако туда, куда он собирался, не впускали с собаками. Ему это не нравилось. Всех нужно было впускать: собак, кошек, хомяков, лошадей, бурундуков. Птиц.
Но в пресвитерианскую церковь Святого Андрея на воскресную службу пришли
только люди. И довольно много людей. Скамьи быстро заполнялись. Гамаш узнал нескольких репортеров, да и остальных, вероятно, больше интересовали слухи, чем Господь Бог. Старший инспектор подозревал, что большинство из сегодняшних прихожан никогда прежде не заходили в церковь, возможно, даже не подозревали о ее существовании. Они обнаружили ее вместе с телом.Английский Квебек на параде.
Все скамьи стояли полукругом перед кафедрой, и Гамаш нашел место на изгибающейся скамье ближе к боковой стороне церкви. Несколько минут он сидел спокойно, с восхищением разглядывая интерьер.
Церковь была заполнена светом. Он проникал через яркие и веселые витражные окна. Толстые стены были оштукатурены и покрашены в кремовый цвет. А от потолка вообще нельзя было оторвать взгляд. Он был недавно выкрашен в лазурный цвет и воспарял над высокими, изящными полукруглыми хорами.
И еще старшего инспектора поразило, что нигде не было видно распятия.
– Красиво, правда?
Гамаш повернулся и увидел рядом с собой Элизабет Макуиртер.
– Красиво, – прошептал он. – Эта церковь давно построена?
– Двести пятьдесят лет назад. Недавно отпраздновали юбилей. Конечно, англиканская церковь Святой Троицы гораздо крупнее. Б'oльшая часть английского сообщества ходит туда, но мы пока выживаем.
– И эта церковь объединена с Литературно-историческим обществом? Вроде бы она находится в том же квартале.
– Ну разве что неформально. В совете заседает священник этой церкви, но это всего лишь совпадение. Прежде в совете был англиканский архиепископ, но он уехал несколько лет назад, а потом мы пригласили к себе пресвитерианца.
– У вас всегда такой сбор? – Гамаш кивнул в сторону людей, толпящихся в проходах, поскольку сидячих мест уже не было.
Элизабет покачала головой и улыбнулась:
– Обычно можно растянуться на скамейках и спать в свое удовольствие. И не думайте, что кое-кто из нас не делал этого.
– Сегодня, похоже, народа будет много.
– Это хорошо. Церкви нужна новая крыша. Но я подозреваю, что большинство из этих людей пришли поглазеть. Вы читали статью в «Ле журналист» сегодня утром?
Гамаш знал эту местную газетенку. Он покачал головой:
– Только «Ле солель». А что? Что там было написано?
– Да ничего особенного. Просто было высказано предположение, что англоязычные канадцы убили Рено ради сохранения наших темных тайн.
– И что же это за тайны?
– Конечно, что Шамплейн похоронен под Лит-Истом.
– А он действительно там похоронен?
Ему показалось, что этот вопрос напугал Элизабет Макуиртер. Но тут зазвучал орган, прихожане поднялись, и это избавило ее от необходимости отвечать на заданный вопрос. Гамаш знал, что она ответит.
«Конечно не похоронен».
Он пропел «Господь всех надежд» из сборника церковных гимнов и оглядел собравшихся. У большинства был потерянный вид – они даже не пытались петь, кое-кто шевелил губами, но Гамаш удивился бы, услышав, что они издают какие-то звуки. И всего лишь с десяток-другой действительно пели.