Хороните своих мертвецов

О Шамплейне.

Неужели он был захоронен здесь?

И поэтому Гамаш не искал улики в квартире Рено, а торчал в этом мрачном подвале, разглядывая ведро с картошкой. По крайней мере, ему казалось, что это картошка.

Рядом с ним, сутулясь, стоял главный археолог Квебека Обри Шевре.

Никому из них пребывание в этом подвале не доставляло удовольствия. Оба знали, что лишь попусту тратят время.

– Понимаете, инспектор, я могу сказать вам наверняка, что это не Шамплейн.

Они продолжали разглядывать картошку.

Опершись на лопату, стоял умелый копатель, приведенный главным археологом. Женщина с каким-то прибором прохаживалась по земляному полу. Они выкопали уже три ямы и в каждой нашли металлический ящик или ведро с корнеплодами, которые, возможно, пролежали там не одну сотню лет. Репа, картофель, пастернак. Но никаких следов Самюэля де Шамплейна.

– Bon, – сказал Шевре. – Достаточно. Мы все знаем, что его здесь нет. Я бы даже так сказал: если Рено считал, что Шамплейн здесь, то это почти твердая гарантия, что его здесь нет.

– Постойте, я тут что-то нашла, – сказала женщина с прибором.

Шевре вздохнул, но они все переместились в темный угол. Копатель переставил туда лампы.

Инспектор Ланглуа почувствовал, как учащенно забилось его сердце, остальные тоже смотрели с воодушевлением и надеждой. Даже Шевре.

Несмотря на тот факт, что Шамплейн не мог быть захоронен здесь, у Шевре теплилась надежда. Ланглуа подумал, что археологи, как и следователи, копают и копают и всегда надеются, что их усилия не будут потрачены напрасно. Под поверхностью может обнаружиться что-то важное.

Копатель вонзил лопату в твердую землю, пошевелил ею, проталкивая ее все глубже и глубже, дюйм за дюймом, чтобы не уничтожить то, что покоится там, внизу.

Потом они услышали удар и легкое поскребывание. Лопата на что-то наткнулась.

И снова главный археолог присел. Взял свой инструмент, более тонкий, чем остальные, осторожно, неторопливо раскидал землю, и они увидели ящик.

Открыв его, главный археолог посветил внутрь.

Репа. Впрочем, одна из них была немного похожа на премьер-министра.

Глава девятая

Арман Гамаш быстро прошел по скользкой дорожке в парк, известный как Плас-д’Арм. Морозный ветер щипал его лицо. Дорожки были проложены в глубоком снегу, наметенном ветром. На вершине парка ждали коляски с впряженными в них лошадьми, возившие туристов на экскурсию по Старому городу. За спиной Гамаша стоял ряд небольших живописных каменных зданий, ныне превращенных в рестораны. Справа от него воспарял к небесам великолепный англиканский собор Святой Троицы. Гамаш знал это наизусть и теперь не смотрел на него. Как и все остальные, он низко опустил голову, защищаясь от ветра, лишь изредка поднимая взгляд, чтобы быть уверенным, что он не врежется в человека или столб. Глаза у него слезились, слезы замерзали на щеках. И все остальные были похожи на него: у всех лица круглые, красные, сияющие. Словно стоп-сигналы автомобиля.

Он поскользнулся на ледке, но не упал – сумел сохранить равновесие, потом повернулся спиной к ветру и перевел дыхание. На вершине холма, за парком и колясками находилось самое фотографируемое здание в Канаде.

Отель «Шато-Фронтенак».

Громадный и серый, увенчанный башенками, грандиозный, он возвышался, словно выдавленный из самого утеса. Свое название этот похожий на средневековые замки отель получил в честь первого губернатора Квебека, графа де Фронтенака. Он был великолепный и устрашающий.

По пути к «Шато» Гамаш прошел мимо большой статуи в середине маленького парка. Monument de la Foi. Памятник вере. Потому что Квебек был построен на вере. И на мехе. Но отцы города предпочли поставить памятник мученикам, а не бобру.

«Шато» обещал тепло, стаканчик вина, французский суп с хрустящим луком, Эмиля. Но старший инспектор остановился, не доходя до двери, и уставился, правда не на «Шато» и не на готическую статую веры, а на другой памятник, слева, гораздо более крупный, чем памятник вере.

Это был памятник человеку, который теперь стоял над городом, основанным им четыреста лет назад.

Самюэль Де Шамплейн.

Лысый, с обнаженный головой, он делал шаг вперед, словно хотел присоединиться к ним, стать частью города, обязанного ему своим существованием. А у основания статуи поместилась другая фигура, меньших размеров. Ангел, играющий на трубе в честь основателя города. И даже Гамаш, противник национализма, испытывал удивление и трепет перед точным предвидением и мужеством этого человека, его решимостью сделать то, что пытались и не смогли другие.

Не просто приплыть на эти берега и снять урожай мехов, рыбы, леса, а жить здесь. Создать колонию. Сообщество. Новый Свет. Дом.

Гамаш смотрел долго, пока у него не онемело лицо и пальцы в рукавицах. Но он постоял еще некоторое время, дивясь отцу Квебека.

Где ты? Где тебя похоронили? И почему мы не знаем где?

Эмиль поднялся и помахал ему рукой, приглашая к столу у окна.

Два человека, сидевшие с ним, тоже поднялись.

– Старший инспектор, – обратились они к нему и представились.

– Рене Далер, – сказал высокий упитанный человек, пожимая руку Гамашу.

– Жан Амель, – назвался невысокий, худенький.

Будь у Рене аккуратные усики, эти двое вполне могли бы сойти за Лорела и Харди [37] .

Гамаш отдал свою куртку официанту, предварительно засунув в рукав шапочку и шарф. Он сел, приложил ладони к щекам и почувствовал жжение. Сильный холод по иронии вызывал свою противоположность – и не отличить от солнечного ожога. Но прошло несколько минут, и жжение прошло, кровь снова стала циркулировать в его руках, которые он подсунул под себя, чтобы согрелись.

37

Лорел и Харди – комедийная пара американского кино в исполнении Стэна Лорела и Оливера Харди.

Они заказали выпивку, ланч, заговорили о карнавале, погоде, политике. Было ясно, что эти трое хорошо знакомы друг с другом. И Гамаш знал, что они не первое десятилетие принадлежат к одному клубу.

К Обществу Шамплейна.

Принесли напитки и корзинку с булочками. Гамаш подавил в себе желание взять в каждую руку по теплой булочке. Трое говорили между собой, Гамаш иногда вставлял замечание, иногда просто слушал, иногда поглядывал в окно.

Бар «Сен-Лоран» находился в дальнем углу «Шато», в конце роскошного, широкого, бесконечного коридора за дверями, открывающимися в иной мир. В отличие от остального отеля, являвшего собой нечто титаническое по размерам, этот бар был невелик и имел круглую форму, потому что был встроен в одну из башен. Его изгибающиеся стены были отделаны панелями темного дерева, а с двух сторон были устроены камины. В центре разместилась круглая стойка бара, вокруг нее стояли столики.