Хороший мальчик. Строптивая девочка

Пытаюсь объяснить. Быстро, сбивчиво, перескакивая всё на свете, а в итоге упуская самое главное.

Никак не реагирует на мои слова. Не смотрит, не поворачивается, и даже, кажется, что не дышит. Опять жмусь к ней, лишь бы не сбежала, лишь бы не ускользнула как обычно.

Кто бы мог подумать, что однажды я буду… бояться? Робеть и переживать. А тут… Впервые жизни я не знал, что мне делать с девушкой. Слишком многого мне хотелось, и слишком недостижимым это было для нас.

Её пальцы лихорадочно цепляются за подоконник, и я почти физически ощущаю чужое смятение. Моя рука сама касается Вериной ладони, мне необходимо чувствовать её. Мне уже мало собственных глаз и ушей, чтобы знать, что она здесь, рядом со мной. Она опять вздрогнула, и дыхание стало прерывисто-рваным. Причём, у обоих.

Но она продолжает стоять и не двигаться, скрываясь от меня внутри своей раковины.

— Я просто хочу поступить правильно! — хватаюсь за последнее, что идёт мне на ум.

И тут она не выдерживает.

— Поступай! — со слезами в голосе срывается она. — Поступай, как хочешь. Только давай в отрыве от меня, а? Это ничего не изменит. Ровным счётом ни-че-го. А знаешь почему? Потому что мы с тобой две мрази. Мы стоим с тобой здесь и обнимаемся, решая какое-то своё будущее, когда там, — я указываю пальцем на стену, — сидит твоя девушка. И это грязно! Мы с тобой низкие… и подлые! Мне противно, понимаешь ты это?

Заслужил? Заслужил. Каждое её слово бьёт по моим воспалённым нервам. Вера первая вспарывает тот нарыв, который я гасил в себе последние часы. Поглощённый своим желанием достучаться до неё, старался не замечать то, что мы с ней творили. В итоге, я сделал то, возможность чего отрицал почти всю свою жизнь. Я изменил? По сути да. Но ведь мне этого мало? Очень мало. Я хочу большего…

И я бы сделал. Не выдержал бы, и начал сыпать теми обещаниями, которые ещё пару минут запрещал озвучивать себе. А ещё лучше поцеловать, накинуться на её губы, отметая все ненужные слова. И скорее всего, испортил бы всё раз и навсегда.

Но на помощь как всегда пришла семья в лице Ромы.

— Эй, там на кухне, все одеты?! Мы идём. Ай, Соболева, вот чего ты дерёшься?!

Вера уходила быстро и скомкано, прыгая по коридору на одной ноге, в попытках натянуть кеды, и сверля меня злым взглядом. В тот момент, когда она попыталась вылететь из квартиры в одной толстовке, я дёрнулся к ней, но Рома перегородил мне путь, пообещав, что сам со всем разберётся. Я молча всучил ему ключи от машины, проклиная весь сегодняшний вечер. Когда входная дверь захлопнулась за этими двумя, я ещё какое-то время простоял в прихожей, собираясь с мыслями. Квартира слишком резко погрузилась в щемящую тишину, нарушаемую лишь обиженным пыхтением Бонифация, про которого все сегодня позабыли. Пёс не оценил, и теперь с упоением грыз очередной мой кроссовок в одной из комнат. Впрочем, мне опять было не до него.

Настя нашлась в гостиной. Ждала у окна, обхватив себя руками, и нехорошо смотрела на меня, будто пытаясь влезть мне куда-то под кожу. Мы долго молчали, обмениваясь тяжёлыми взглядами.

— Стас, что происходит?! — первой не выдерживает она.

Я не спешу с ответом, пытаясь найти самый правильный, а его нет.

— Нам нужно поговорить, — в итоге выбираю самое очевидное.

Но это уже неважно, потому что Настя тут же задаёт свой следующий вопрос, который как нельзя точно попадает в цель. Всё-таки она не была дурой и многое уже давно предчувствовала.

— Это из-за этой барменши? — голос Соболевой, жёсткий и хлёсткий, слегка дрожит, выдавая высокую степень волнения.

— Нет, — излишне резко отвечаю я. Про Веру сейчас совсем говорить не хочется. Это было только моё, ещё неоформившееся и неясное, но от этого не менее интимное и важное. Да ведь и не в Вере дело было, совсем не в ней. — Это из-за нас. Ну или из-за меня.

— И как это понимать?

Вымученно вздыхаю.

— Насть, нам надо расстаться…

Через полчаса, когда Соболева разгневанно покинет нашу квартиру, громко хлопнув дверью, я упрусь спиной в стену и буду долго до рези в глазах рассматривать что-то на потолке, потирая горящую щеку. На душе паршиво и никакого облегчения. Лишь горький вкус собственного предательства и тяжесть принятых решений.

А воспалённый мозг раз за разом будет прокручивать всё произошедшее, ища доказательства тому, что сделал хоть что-то правильно.

Говорить было сложно. Слова, которые далеко не один день просилиись наружу, болезненно застревали во мне. Но я всё равно говорил, то делая тошнотворные паузы, то ускоряясь до каких-то сумасшедших скоростей, будто боясь захлебнуться своей же желчью.

Объяснял. Извинялся. Перечислял причины. Я не то чтобы оправдывался, скорее уж пытался показать Насте то, какими стали наши отношения, надеясь, что она тоже поймёт очевидное. В них уже давно что-то сломалось, превратившись в одну сплошную привычку и обязательство. За это я получил свою первую пощёчину. А может быть и не за это, поводов я сегодня дал много.

— Мне очень жаль, что всё так. Но я не хочу больше мучить… нас. Ты тоже всё это чувствовала ну или хотя бы догадывалась, иначе бы так сильно не наседала на меня в последнее время со свадьбой.

— Ты ещё скажи, — истерично ухмыляется она, — что это всё ради того, чтобы не жениться на мне.

— Я благодарен тебе за всё, что было. Действительно благодарен, ты заслуживаешь другого отношения к себе. Но я не могу дать тебе то, в чём ты нуждаешься.

А потом был скандал. Настя пускала многочисленные слёзы и кидалась в меня всем, что попадалось ей под руку. Нет, она не отговаривала меня и не просила ни о чём таком, лишь давала выход своей обиде и ненависти. Впрочем, я был с ней солидарен, и даже особо не сопротивлялся. За что получил ещё пару пощёчин.

Вот так вот пошло и некрасиво было перечёркнуто всё то, чем мы оба пытались жить последние два года.

Я всё ещё разглядывал потолок, когда пришёл Дамир, сходу сумевший оценить ситуацию.

— Пить будем? — скорее для проформы, чем в серьёз предложил он.

Я задумался, а надо ли? Это было почти заманчиво, провалиться в пьяное забытье и не думать ни о чём. Но въедливая горечь внутри меня требовала чего-то иного — терзаний и рефлексии, так, если бы это было честнее по отношению ко всем нам.

— Лучше спать.

Получился нескончаемо длинный день. Родительский дом с его обитателями, разговорами и уютом казался недосягаемо-далёким. И пусть Рома с Дамиром были рядом, восседая на кухне и бурно обсуждая мою жизнь, сейчас мне хотелось лишь забыться в спасительном сне, наполненным тишиной и покоем. Это было почти легко — упасть в постель, вытянуться под одеялом, зарыться лицом в подушку. Это было бы легко, если бы не собственная подушка, источающая сладкий запах мёда и корицы, вперемешку с солнечным светом и свежей травой.

Утро пришло неожиданно, вырывая меня из беспокойного полузабытья, не принёсшего никакого облегчения, лишь разбитость и усталость.

Жил на сплошных рефлексах, выбитый из колеи той мешаниной чувств, что бушевала внутри меня. К Вере, к Насте, к самому себе.

Сомнений не было. Был страх, что всё потеряно, ну и стыд… за то, что не понял раньше.

Рома прожил с нами ещё пару дней, постоянно тормаша и докапываясь до меня. Я злился и срывался, отравляя жизнь всем троим.