Hotel Rодина

Когда торговые ряды, наконец, закончились, его глазам предстало странное зрелище. Плотные ряды пёстрого, разномастного люда шевелились в этой части аллеи, как бескрайнее колосящееся поле. Аллея расширилась почти вдвое. Удивлённо озираясь, он глядел во все глаза по сторонам, пытаясь понять, что здесь происходит. Он пошёл медленнее, впрочем, идти быстрее и не получилось бы: плотность людской массы значительно возросла.

4.

Люди толкались, ругались, кричали, зазывали, что-то предлагали, спорили, собирались в кучки и расходились, хаотично двигались в разных направлениях. Пёстрые толпы зевак, очумевшие от давки и жары, бродили по этому торжищу.

Самым распространённым видом информации здесь были куски картона с надписью, плакаты, транспаранты и мегафоны, многим их заменяли крепкие глотки. Некоторым типажам вовсе не нужно было сообщать что-то о себе и о роде своих занятий, даже неискушённому взору становилось понятно, кто они и зачем здесь. Шумел, колыхался, как море, разноязычной зыбью этот людской океан.

Караваев медленно прошёл мимо ряда молодых ухоженных священников с модными бородками, с фальшиво-скорбными лицами в новеньких чёрных сутанах. У всех у них были ящики для сбора пожертвований. Он приостановился, чтобы прочитать, что написано на ящиках, но его толкнул в плечо старик с клюкой:

– Варежку закрой, сынок. Не вздумай денег этим прохиндеям давать, – они такие же попы, как я китайский император. И, перекрестись, если решишься дальше идти. Ещё и не таких «святош» встретишь в нашем Вавилоне. Завлекать будут – держись.

Караваев вздрогнул, оглядываясь на «попов», двинулся дальше. Рядом с лже-священниками мирно соседствовали колдуны, ясновидцы, разные гадальщики, оккультисты, бабульки Иеговистки с брошюрками в руках, миссионеры разных мастей, сатанисты, экстрасенсы, целители, блаженные, уродцы и калеки, шаманы и ведьмы.

Молодые люди в белых одеждах с крестами на груди, пританцовывая, самозабвенно пели псалмы, а рядом с ними одетые в яркие восточные одежды бритоголовые молодые люди предлагали прохожим книги и дарили апельсины. На земле сидели составители гороскопов. Длинная очередь змеились к чернобородому азиату предсказателю судьбы, рядом с ним продавал амулеты от сглаза негр в расшитой бисером атласной тоге.

Босой мужчина с беспокойными глазами в оранжевом балахоне, до пят обвешанный деревянными бусами, тревожно озираясь, остановил Караваева:

– Махатьму не видел?

Караваев не знал о чём он спрашивает, но на всякий случай улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– А у тебя есть? – опять спросил мужчина.

– Откуда, – развёл руками Караваев. «Оранжевый» смешался с толпой.

Молоденькие жеманные и женственные юноши кучковались, тихо переговариваясь. Рядом с ними стояли их старшие товарищи-наставники: группа женоподобных, солидных мужчин не первой молодости с холёными бледными лицами, умело подмоложенные макияжем, одетые ярко и вызывающе. Один из них, обмахивающийся веером, – Караваев сразу прозвал его «брюханом», – подмигнул ему, высунул отвратительно большой язык и быстро подвигал им по-змеиному. Он призывно помахал рукой, а после быстро повернулся к нему спиной. Караваев смущённо опустил глаза: на кожаных брюках «брюхана», на ягодицах, были вырезаны дырки в виде сердец. У двух молодых людей из этой группы в руках были плакаты. На одном было написано: «Гомофобы – новые фашисты!», на втором – «Любовь нельзя запретить!»

Караваев шёл медленно, ошеломлённо тараща глаза, иногда приостанавливаясь. Седая женщина с печальным лицом, покрытая чёрным платком, тронула его рукой за плечо, тихо и ласково сказав:

– Береги глаза, сынок, испортишь сердце, проходи мимо мертвецов.

– Каких мертвецов, мать?

Женщина ничего не ответила, приложила палец к губам.

Двигаясь дальше он встречал множество людей подобных типам из только что виденной группы женоподобных особей. Встречались и группы странных женщин, в которых больше было мужского, чем женского, несмотря на макияж, роскошные парики, броскую одежду и туфли на высоком каблуке. Выглядели они вульгарно, вели себя развязно и вызывающе. Он попытался идти быстрее, но вязкая гуща бурлящего человеческого потока не позволяла ему этого сделать.

Проститутки здесь были молодые, статные, развязные, всех оттенков кожи, даже для здешней жары одетые чрезмерно легко. Они не приставали к прохожим, как опустившиеся женщины в начале аллеи, а просто стояли с вызывающим видом в ожидании страждущих клиентов, потягивая пиво или джин из банок, покуривая и переговариваясь с товарками.

Группа совершенно голых мужчин в галстуках с независимым видом почитывала красочные журналы рядом с одной из бригад проституток. Караваев остановился, как громом поражённый. Покраснев, как рак, он закрыл глаза, открыл, вновь закрыл и открыл – мужчины стояли спокойно, не обращая на него никакого внимания. Уже знакомый ему старик с клюкой, опять оказавшийся рядом, ухмыльнулся:

– Нравится?

Караваев нервно сглотнул слюну.

– Стыдобище! Они же голые! Вот же народ у вас здесь на голову приболевший!

– Это точно. А насчёт того, что они голые, тут ты, сынок, ошибаешься. Не верь своим глазам, – сказал старик.

– Как это? – вытаращил глаза Караваев.

Старик ткнул клюкой в сторону голых мужчин.

– Они в галстуках. А это значит, что они не голые. Закон такой недавно приняли, если на человеке что-то есть из одежды, считается, что он не голый. К примеру, если ты наголо разденешься и пройдёшься по аллее в одном носке, это будет считаться вполне приличным видом.

– Шуткуешь, отец?

– Ни, ни, ни грамма, – пожал плечами старик.

– Тьфу, ты! – Караваев плюнул в сторону голых мужчин.

Один из них опустил журнал и строго сказал:

– В общественных местах, мужчина, нельзя плеваться.

– Оденься, павлин африканский! – Караваев плюнул ещё раз и двинулся дальше.

Большая группа людей продавала свои органы. Часть их по виду были люди явно опустившиеся. О причинах такого решения сообщали картонки, которые они держали в руках. Караваев внимательно прочитал все сообщения, медленно проходя мимо этой группы: одних душили долги, кому-то нужны были деньги на лечение близких людей, кому-то не на что было жить.

В ожидании заказов стоял длинный ряд суррогатных матерей. Пританцовывая, его обогнала шеренга ярко одетых кришнаитов, обритых наголо. Они пели, дудели в дудочки и колотили в тамтамы. Дальше расположились сотни две матерей разыскивающие своих пропавших детей, вид у них был изнурённый, лица печальны, в руках они держали фотографии. К ним подходили люди, молча, рассматривали фотографии и уходили.

Одиноко стоял грустный мужичок с плакатом «Верните мне корову репрессированного деда!» Рядом с ним примостились представители Гринпис с плакатом «Нет ядерным взрывам в океане» и люди со странным призывом: «Руки прочь от серых тараканов!» Рядом с ними чернокожий проповедник вещал о скором и неизбежном конце света, неистово и яростно матерясь через слово. И тут же мужчина продавал книги, разложив их на картонном ящике. Караваев остановился рассмотреть книги. Обложки книг были цветастыми с восточной символикой.

– Вас что-то конкретное интересует?» – елейно-вкрадчивым тенорком спросил продавец.

Ответить он не успел. Из-за спины Караваева раздался грубый мужской голос:

– Слышь, чудила из Нижнего Тагила, «Майн кампф» Адика есть?

Караваев обернулся. За ним стоял накачанный мужчина в майке без рукавов с густо расписанной цветными татуировками бычьей шеей и руками. «Большая расписная матрёшка», – усмешливо подумал Караваев.

Продавец подобострастно изогнулся, завертелся ужом и тем же вкрадчивым голосом завёл: