Хождение Восвояси

– Без Агафоновой магии? – Иванушка усмехнулся. – Теперь понятно, отчего ты так рвешься в лапы к оборотням. Хочешь сбежать от такой нереальной задачи.

– Ты у меня всегда был умницей.

Губы царевны коснулись его губ – человеческих, шершавых, искусанных – и на минуту под скалой стало очень тихо.

– Умницей и оставайся – тут, – маленькая ладонь с мозолями от меча провела по его щеке.

В душе всё перевернулось. Иванушка дернулся было оттолкнуть ее, кинуться в пещеру самому, но безмолвный взгляд в глаза остановил его и оставил стискивать рукоять меча в бессильном волнении и ярости. Прежний Иван-царевич мюхенвальдских или багинотских времен бросился бы очертя голову за ней – или вперед нее, но теперь на карте стояло нечто большее, чем его жизнь или даже ее. Десятки доводов за то, чтобы последовать за женой, сотни кошмаров, подкидываемых услужливым воображением – как Сенька попадается оттого, что некому было предупредить о приближении врага сзади, как она гибнет потому, что в схватке рядом с ней не хватило всего одного меча, как не может прорваться к безопасности из-за не поданной вовремя руки менялись новыми – как они все трое гибнут у оборотней, и Лёлька с Яриком остаются вдали от дома, в цитадели колдунов, окруженные врагами, пока кто-то из похитителей не решит, что от маленьких пленников нет никакого толка, и тогда… Если бы не дети! Если бы не эта проклятая ответственность, которую так просто избежать под благовидным предлогом, ринувшись очертя голову вслед за женой спасать Агафона… Но если у нее действительно всё сорвется только из-за того, что рядом в нужную секунду не будет его?

Раздираемый противоречивыми мыслями и чувствами не хуже когтей оборотня, Иванушка стиснул зубы и повел коней с дороги в кусты.

Тенью Серафима скользнула вдоль распахнутой створки ворот и заглянула во двор. Языки десятков огромных костров рвались к сводам пещеры, оставляя на них грязные следы копоти. На вертелах жарились туши животных. Рядом с каждым костром стояли квадратные чаны на львиных лапах, откуда караульные время от времени зачерпывали ковшами и жадно пили, роняя капли и пену на грудь. На шее у каждого висела лаковая черная табличка, такая же, какую они нашли у куницы. Царевна хмыкнула и машинально сжала в кулаке свой трофей, заначенный в кармане.

Хотя, если присмотреться, не только люди с оружием собрались на огонек. Дворня и служанки тоже подтянулись вдыхать ароматы готовящегося мяса и потягивать пиво в ожидании ужина. Мужчины и женщины сбились в плотные кольца вокруг огня, громко разговаривали, перекидываясь грубоватыми шутками, или пели под дребезжащие звуки какого-то местного инструмента вроде зурны. Не дожидаясь, пока кто-нибудь вспомнит о бдительности и уставе караульной службы, царевна проскользнула мимо каменного столба, поддерживавшего потолок, юркнула во мрак в дальнем конце двора и стала пробираться вдоль стены ко входу в скальный дворец.

Изредка кое-кто оборачивался в темноту, и Сенька замирала, словно тень от камня, не смея дышать. Но охладив разгоряченное огнем лицо вечерней прохладой или зачерпнув хмельного питья, оборотень отворачивался, и она, не смея даже выдохнуть с облегчением, бесшумно продолжала путь.

– Эй, ты! – голос за ее спиной прогремел неожиданно-громко. – Что ты тут делаешь?

Не сбавляя шага, царевна обернулась вполоборота, бросила через плечо: "Государево поручение, срочное!" и как ни в чем не бывало, потрусила дальше.

– Эй, стой, тебе говорят! – громогласный вигиланте не унимался.

– Сейчас вернусь, погоди, – отмахнулась она и ускорила шаг. Еще несколько метров – и вот он, вожделенный вход, манящий множеством боковых дверей. Еще пара шагов… полшага…

Чья-то сильная рука ухватила ее за плечо. Провалиться ей, если она слышала, как этот громила подкрался! Она развернулась – табличка с именем в одном кулаке вместо кастета, нож в другом… и замерла.

Кулак.

Рука.

Ее рука.

Не ее.

Вместо привычной женской руки – сильной, но тонкой, и даже вместо воображаемой обезьяньей лапы ее нож сжимала толстая волосатая мужская пятерня.

– Что-то маловато почтения ты выказываешь своим начальникам, Бе Мяо Му! – прорычал заросший рыжим волосом громила в бронзовых доспехах, украшенных тиграми. – Зазнался после того, как углядел таньваньского монаха? И разве не в дозоре ты должен быть?

Второй мордоворот рядом, с виду – его брат-близнец, оскалил кривые, не по-человечески острые зубы:

– И чего это ты крадешься как вор? Чего спер? Делись!

– И в кого это ты собрался ножом тыкать, а? – первый разглядел ее оружие.

– Почтение моё к вам высоко, как самая высокая гора, – кланяясь, но не убирая ножа, царевна принялась отвечать на избранные вопросы. – Но государь Спокойствие и Процветание, да процарствует он десять тысяч лет, оценил мои сегодняшние заслуги и дал одно важное поручение, о выполнении которого и я спешу донести таким манером, каким мне было указано. А кто меня задержит, о тех я доложу ему особо, – добавила она после короткой, но многозначительной паузы.

Лапа оборотня, уловившего если не все значения, то самое главное, отдернулась, точно плечо Серафимы раскалилось.

– Ну так иди живей, бездельник! – разъяренно рявкнул он.

– Стоит тут, языком чешет! Шевели ногами, никчемный лодырь! – нервно рыкнул второй.

Не дожидаясь повторного приглашения, Сенька поступила так, как ей посоветовали, и не было за все пять лет у государя курьера более резвого.

Быстро прошагав по широкому, как дорога, коридору, она свернула в боковой ход, потом еще в один, и еще, пока не стихли голоса, доносившиеся со двора.

Дворец оборотней был самым настоящим лабиринтом, словно над ним пять лет трудилась армия хронически пьяных каменотесов. Куда повернет коридор, где закончится переход, отчего комнаты, залы, чуланы и даже сады построены тут, а не где-то в ином месте, не ведомо было, скорее всего, даже Нефритовому Государю. Отыскать кого-то здесь самостоятельно было невозможно, тем более шарахаясь от каждого голоса и шага. Серый камень, в котором неизвестные строители воссоздали интерьер обычного дворца, лишь изредка был раскрашен красным и желтым: красные колонны на фоне желтых стен; желтые арки на фоне красных стен; красно-желтые балки на фоне желто-красного потолка… Похоже, финансирование на постройку пещеры закончилось на каменотесах, а малярам осталось лишь то, что закатилось в щели денежного сундука. В нишах залов тут и там сидели и стояли в разных позах какие-то изваяния. Сенька не поленилась рассмотреть штук пять, и все они оказались женского пола, в красных нарядах и с желтыми лицами, искаженными приторно-сладкой улыбкой и косоглазием. Перед идолицами красовались желтые дощечки с одинаковыми красными подписями "Сю Сю Сю, добрая богиня добра и доброты", а в жертвенниках тлели благовония, благостно прованивая и без того не слишком свежий воздух. К счастью, в потолке, стараниями каменщиков или природы, находились трещины, в которые сладковатый сизый дым постепенно вытягивался. На стенах кое-где горели одинокие факелы, скорее сгущая, чем рассеивая тьму вокруг себя. Гулкое эхо в пещерах-молельнях сменялось то глухой тишиной изогнутых коридоров, то звонкой капелью со стен в маленькие, прозрачные, как лёд и такие же холодные лужицы. Пещера оставалась пещерой, даже если ее называли дворцом.

Пробегав по закоулкам и залам минут десять, царевна убедилась в этом окончательно. Утирая пот со лба, она остановилась – отдышаться, подумать и кое-что проверить. Оглянувшись и никого не увидев, она сунула в карман табличку куницы и глянула на опустевшую ладонь. Ее, родная, человеческая. Снова взяла табличку – и на глазах руки и одежда ее изменились.

– Кабуча… – Сенька пожалела, что нет рядом зеркала, но и без него было ясно: в пещере для носителей табличек работало заклинание превращения, и оно перекрывало испорченную иллюзию Агафона. И воины назвали ее Бе Мяо Му… Значит, пока табличка касается тела, она будет не обезьяной, а куницей в человеческом обличье. Эволюция навыворот, заблудившаяся в лабиринте магии…

Царевна быстро привязала табличку рядом с амулетом-переводчиком, спрятала под рубахой, осмотрела себя и в первый раз за день удовлетворенно хмыкнула. Достав из кармана пучок синеватых растений, сорванных в маленьком садике в тупике, где она случайно оказалась, Серафима встряхнула его, придавая товарный вид, и двинулась на поиски: Агафона вообще и первого встречного – в частности.

Первый встречный оказался первой встречной. В трех коридорах от того перехода из чуланчика выскочила пухлая напудренная до матовой белизны матрона в нарядном синем халате и с корзиной овощей, зыркнула на нее с хищным прищуром и посеменила прочь.