Хождение Восвояси

– …ни одной живой душе!..

– …и мертвой тоже!

– И извините, умоляем, ваших глупых недостойных рабов за то, что по незнанию осмелились поднять руку на высочайших гостей!

– Когда отправите ваших непутевых рабов в ад, где нам самое место за нашу дерзость…

– …умоляем, не воплощайте нас в сколопендр…

– …или слизней…

– …на слишком долго.

– Но я…ай-й-й!

– Янь Ван обещает подумать над вашей просьбой.

Дружный лобовой грохот, сотрясший чаевню, был Сеньке радостным ответом.

– А теперь, – продолжила она благодушно, как сытый тигр, – скажите нам, в какой точке вашей дивной страны мы очутились и как далеко располагается столица Вамаяси.

– Так вы… явились… не за нами?.. – захлебываясь от нежданно свалившегося на его голову счастья, просипел Бу Хай.

– Нет. За императором Вамаяси и его Вечными, – честно ответил Янь Ван.

– Туда им и дорога! – грянул крестьянский хор.

– А теперь встаньте, пожалуйста, – презрев интриги жены, попросил Иванушка. – От такого количества лежащих предо мной людей я чувствую себя как-то… не по-человечески.

Никто не шевельнулся.

– Не понял. Чего валяемся? Баньян… Вань Ян… Янь Ван… приказал же, – строго напомнил аудитории гуй-ван. Вамаясьцы завозились, страдальчески замычали, но принимать вертикальное положение не спешили.

– Чай, – обратилась к хозяину чаевни Серафима, и, к ее удивлению, из-под бровей осторожно выглянули сразу несколько человек.

– Чай Бу Хай, – конкретизировала она задачу.

– Ничтожный раб обратился во внимание, пленительная госпожа, – прогудел в пол чайных дел мастер.

– Объясни, пожалуйста, его сиятельному величеству, отчего люди так странно ведут себя.

– Недостойные рабы в присутствии императора, чей лик затмевает Луну и Солнце, обязаны стоять на коленях и не могут подняться в его присутствии.

– Мой муж – не император…

Но не успел Иванушка порадоваться раскаянию супруги, как она продолжила:

– …Он – повелитель ада. Ему не нужны почести смертных. Он и без них знает, кто есть кто и чего стоит.

– Но императору почести нужны не для того, чтобы… – возразил хозяин и замялся, – …чтобы… А чтобы…

– Чтобы мы могли показать нашу к нему любовь и преклонение! – пришел на помощь вожак макизаров.

– Значит, чтобы показать свою любовь жене, вы ползаете перед ней на коленях? Чтобы ваши родители знали, что вы перед ними преклоняетесь, вы стучите лбами об пол? – вмешался Иван.

– И кроме того, мой супруг и мы в Вотвояси находимся тайно. А если вы будете ползать перед ним на четвереньках, весть об этом разлетится повсюду, и вамаясьский император со своими прихвостнями будет предупрежден.

– И что нам теперь делать? – голос главного деревенского бунтовщика звучал тихо и несчастно.

– Для начала подняться.

Пир на всю деревню начался черед три часа. Пока мальчишки носились по окрестностям, отзывая с полей отцов и братьев, женщины и народная милиция принялись за приготовление празднества. Девушки, матроны и старухи резали кур, месили тесто, чистили овощи, варили рис, носили воду, кололи дрова, вытаскивали столы и циновки на главную улицу. Мужской же части достались задания поответственнее и посложнее. Возжечь курения перед табличками предков, помолиться духу домашнего очага, принести дары местному духу, жертвы демонам хуо-ди, задобрить дракона дождя, развесить фонарики, перетрясти сундуки и вывесить над воротами новые полоски красной бумаги с иероглифами. Но поскольку никто не знал, какие из традиционных письмен подойдут по случаю визита владыки преисподней, то повесить на всякий случай решили всё: и благодарение за обильный урожай, и новогодние пожелания, и приветствия весне, и хвалу императору, и объявление о рождении первенца… У самых осторожных в ход пошли купчие на землю, дом, свидетельства о рождении и смерти всей родни до десятого колена, и даже неиспользованные пока челобитные уездным мандаринам. Короче, к возвращению работников с дальних наделов главная улица Даньдая напоминала то ли банкетный зал, то ли архив с протекающей крышей после ливня.

Эти три часа для гостей тоже не прошли даром. С поклонами и улыбками чайный мастер привел их к себе в дом. Конечно, даньдайский староста попытался перехватить иномирных вельмож, но стайка крепких ребят и неопознанный, но, похоже, красноречивый жест со стороны Бу Хая оставил претендента кусать локти за забором.

В доме путников встретил отец Бу Хая – Чай Дуй Сам, старший сын – Чай Ма Кай, средний – Чай Ла Кай, младший – Чай Ку Сай, дочь Чай Ей Дай и жена Чай Не Пей. Пока Агафон и Сенька разбирались в представленном их вниманию ассортименте Чаев, Бу Хай увлек Иванушку в дальний сарайчик и продемонстрировал предмет, похожий на шкаф. При ближайшем рассмотрении он оказался гробом, поставленным на попа. Царевич со словами соболезнования наготове открыл рот, когда Бу Хай, оттирая рукавом невидимое пятнышко с зеленой лаковой поверхности, с гордостью прошептал:

– Только отцу не говорите, прошу вас, о великий правитель. Это для него.

– Он болен? – встревожился Иван, тщетно вспоминая, которая из обтянутых синим халатом спин на полу принадлежала почтенному родителю.

– Что вы, о великолепный! Он здоров, как вол… проживший два десятка лет… и столько же пахавший каждый день… Но в остальном – на зависть соседям и горе лекарям! Это – мой ему подарок!

– Подарок?!..

– На день рождения! – радостно подтвердил Бу Хай.

– Но разве это… кхм… не несколько… преждевременно? – растерянная Иванова тактичность заметалась между возмущением и нерешительностью.

– О, не опасайтесь, ваше сиятельное великолепие! Похоронные одежды я ему уже дарил – на пятьдесят девять лет, как положено! И он их даже еще не износил, он очень бережливый и аккуратный старик. К тому же он ведь надевает их только по праздникам.

Взгляд Ивана остановился. Или они попали в деревню зомби, или…

– А когда износит… – пробормотал гость.

– Я справлю ему новые. Как вы совершенно правильно заметили, почтение и любовь к родителям заключаются не в ползании по полу. Если соседи увидят его рядом с таким гробом в поношенном похоронном наряде, я первый умру – со стыда.

И мастер воззрился на гостя в ожидании одобрения. Тому ничего не оставалось, кроме как предоставить ожидаемое благосклонным кивком, развернуться и направиться в дом. С каждой проведенной в Вамаяси минутой он всё больше подозревал, что когда гвентянский классик сказал насчет несходимости Востока и Запада, то под Западом он подразумевал Лукоморье…

Пир начался ставшим уже традиционным коленопреклонением и челобитием. После, под самодовольную ухмылку Бу Хая, женщины принесли чай. Путники, наученные опытом, не стали искать семьсот отличий одной чашки с горячим ароматным напитком от другой, как это смог бы сделать, без сомнения, любой вамаясьский ребёнок. Они просто закрывали глаза в имитации неземного блаженства, качали головами и благостно кивали. Но чайному мастеру большего было и не надо. Как именинник, получивший в подарок новый гроб, сидел он по правую руку от Ивана и сиял.

Когда чай был испит, подали трапезу.

– Колобки из теста, бобовый сыр, ростки батата, тертая редька, горчичный корень, рис, вымоченная в уксусе лапша, утка в кисло-сладком соусе, древесные грибы муэр, сушеные ростки бамбука, кислый суп из куя, петушиный бульон с лепестками хризантемы и ломтиками лимона… – с гордостью представлял блюда Ли Жи Пень, пристроившийся по левую Иванову длань.

Не рискуя уточнить, из чего суп [38] , гости единогласно решили начать с других пунктов меню. Рядом с тарелками заботливые девушки положили серебряные палочки и отступили с поклонами.

38

Кто из скромности, а кто – опасаясь получить ответ.