Хождение Восвояси

Гоу покрутил черепаху в руках, прищурился и прочёл:

– "Под печку во дворе на глубину в сорок три локтя – там их никто не найдёт".

– Куда-а?! – возмутился Геннадий.

– Ой, это не тот ответ… – хозяин сконфузился, черепаха с лёгким пшиком испарилась из его рук – и вовремя. Прилетевшая из темноты новая ударила поднявшегося было тигрочела в грудь.

– Косорукий… – прорычал тот, перепасовывая ошалелое земноводное коллеге.

– "В монастырь, если не удастся… сбыть… замуж", – с гораздо меньшим апломбом зачёл Гоу новый ответ.

Лариска и Наташа отчего-то переглянулись.

– Извините, это тоже не то… – Гоу Ман вытянул шею, выглядывая темноту в углу комнаты: – День! Это некорректный ответ! Если сие безобразие – не одна из твоих не скажу каких шуток, то это сплошная дискредитация…

Новая черепаха выбила из его рук прежнюю, приземляясь точно нижней пластиной вверх. Гоу, проглотив возмущенную тираду, прищурился – и просветлел.

– Вот! Оно! "К северу от колоса, в трех ли от жемчужного дерева"!

И под озадаченное лукоморское "от какого еще колоса?!" и "жемчуг на деревьях не растёт!" Гоу взмахнул руками – и всё вокруг закрутилось…

Часть пятая

Этой ночью Ивановичам не спалось. Долго еще после того, как Чаёку ушла, оставив на полу ночник, они ворочались и возбужденно перешептывались, переживая заново их проиграно-выигранную дуэль. Ярик лежал, с улыбкой покачивая перед собой жемчужиной императора, матово отблескивавшей светом крошечного магического пламени фонарика дайёнкю. Лёлька, как всегда, в обнимку с лягухом, устроилась на боку и впервые в жизни гордилась, что у нее есть такой младший брат. Причем гордилась она хоть и шепотом, но многословно и красноречиво, чувствуя, что еще чуть-чуть, и тоже начнет писать стихи, способные поразить императора [130] .

130

Хотя как поразить и в какое место, вопрос оставался открытым.

– …Эх, вот бы отметить этот день как-нибудь по-особенному! – кончилась наконец восхвалительная тирада девочки.

– Чаёку и так нам тройную порцию пирожных принесла, – скромно потупился Ярик, памятуя, что из тройной порции, умноженной на два, ему досталось десять ее двенадцатых.

– Яр! Не в пирожных счастье!

– А в чем же еще?!

Лёлька поморщилась. Нет, некоторые вещи – и люди – не меняются, похоже, никогда.

– В свободе, к примеру! Вот ты помнишь, когда мы в последний раз гуляли куда и когда хотели?

Мальчик опустил жемчужину и погрустнел:

– Когда дома еще были… Пока к замку Хранителей ехали, не до гулянок было, а когда приехали – не успели. Всё в первый день ведь случилось.

– Вот и я о том же… – при воспоминании о доме и родителях апломба поубавилось и у Лёльки.

– Ну так что невозможно – то невозможно, – Яр умудрился пожать плечами, не вставая. – Сама ж понимаешь – хоть проси, хоть не проси, двери на запоре, а часовой в коридоре.

– Вот если бы засов забыли вставить, или он сломался, или скоба отвалилась, и часовой уснул или ушел куда-нибудь…

– Если бы кошка лаяла, она была бы собакой, – подытожил Ярик.

– А если бы я была волшебницей, как дед Адалет или дядя Агафон, – завершая разговор бесплодных мечтаний, погрустневшая Лёлька приподнялась на кровати и вскинула руку к двери, не выпуская из другой привычного, как плюшевый мишка, Тихона, – я бы сказала "Криббле-Краббле-Круббль, шуба-дуба-рубль, лясы-балясы-кочеврясы, часовой, усни, засов, сломайся!" и…

Полумрак комнаты вспыхнул синими искрами, в коридоре раздался стук и грохот – и всё смолкло.

– Ч-ч-то… Ч-что это было? – обретя способность говорить, через полминуты прозаикался Ярик.

– Й…йя? – ошалело ответила девочка и сунула пальцы себе под нос. Горелым не пахнет… не болят… искрами не сыплют… Морок? Спать пора? Или они уже спят?

– Д-да я… п-про что там в к-коридоре… упало… – уточнил княжич, которого любые штуки, откалываемые старшей сестрой, удивить не могли уже давно. Если Лёлька так делает – значит, так надо и так лучше – в том числе для него. Меньше вопросов и сомнений – меньше подколок и насмешек получит в свой адрес.

– Чаёку утром придет – расскажет, – хмыкнула Лёка, на всякий случай потирая пальцы об одеяло.

– А вдруг это часовой уснул, и его засовом придавило? – глаза Ярика расширились во внезапной догадке.

– Яр, – строго изрекла княжна. – Меньше сказок читать надо.

– Я не сказки читаю, а исторические записки Дионисия, – надулся мальчик. – И вообще, чем препираться, давно бы уже сходила и поглядела.

– Сам погляди, – буркнула Лёлька, натягивая на них с Тихоном одеяло.

– А вот и погляжу! – мальчик показал ей язык, соскочил с кровати и, шлепая босыми ногами по полу, добежал до двери.

– Делать тебе нече… – начала было Лёка – и прикусила язык. Дверь от толчка брата растворилась – открывая пустой коридор, ночник на полу, и часового – мирно похрапывавшего рядом, подложив засов под щеку.

– С дуба падали листья ясеня… – сипло присвистнула девочка – и всю дневную усталость как рукой сняло.

Яр, то ли не веря глазам, то ли проверяя, не козни ли это предполагаемого противника, на цыпочках выглянул в коридор и завертел головой. Установив, что глаза не врали и козней не было, он ухнул возбужденным шепотом и махнул рукой:

– Лё, пойдем!

– Куда? – и это был не риторический вопрос, а экзистенциальный – девочка в мгновение ока соскочила с постели и принялась одеваться.

Брат последовал ее примеру, раздумывая вслух на ходу:

– А давай сходим посмотрим, что в башне кроме нас имеется? Или просто погулять? Или… – голос его дрогнул. – Или давай Синиоку проведаем? Мы ведь ей даже спасибо не сказали, а она ради нас рисковала!

– Ты знаешь, где она живет? – деловито уточнила Лёлька.

– Во дворце тайсёгуна, наверное, – предположил мальчик.

– Который из них тайсёгуна, ты запомнил?

– Вроде да… Дворец Обретения Истинного Просветления… или как-то вроде того.

– Яр. Ты дурной или притворяешься? – Лёка сердито воткнула руки в боки. – Я тебя не спрашиваю его название. Как по мне, так они все одинаково называются, и с виду их тоже пень отличишь. Я тебе говорю, стоит он где, знаешь?

– Найдем! – взбодренный перспективой, княжич пригладил перед зеркалом вихры на макушке, расправил ворот рубахи и дернул сестру за рукав: – Пошли!