Хозяева "Кабаньей головы"

Мы устроили вечеринку по поводу моего освобождения.

– Берегись, Меропа!
– насмешливо проговорил Аберфорт.
– Начнут на тебя теперь охоту.

– Послушай, - фыркнула я, - это ты меня каждый день видишь! А кто впервые – те икают!

– А что ты хотела? Внешность тут не главное. Сына ты очень сильного родила, хозяйка хорошая. Дар у вас редкий — парселтанг.

Мне стало смешно. Хотя… хрен его знает. Ради денег и не на таких как я женились. А я хоть и не богачка, но стабильный доход имею. Теперь, когда не надо было больше платить адвокату, счет радовал глаз. И все-таки можно было в Тайной Комнате порыться.

Поручик и корнет нажрались у нас в трактире семнадцатого июля.

– Чего это они?
– удивился Аберфорт.

– Царя убили, - ответила я.

– Что?! Опять?!

– Да нет. Годовщина, - пояснила я, слушая не очень трезвое: «Сильный, державный… царь православный… царствуй на славу… на славу нам». Да-а, у одного моего знакомого это на мобильнике стоит. Кому скажи… - Куда бы их на ночь уложить? Ращепятся же при аппарации. Или аппарируют куда не туда.

– Да, уж, - согласился Аберфорт.

Была мысль, если честно, попробовать расспросить пьяных мужиков, за кого они меня принимают, но я не стала. Ну их на фиг.

А еще случилось что-то странное. Василиск сказал, что кто-то пытался вскрыть проход в туалете, который мы заблокировали. Это было странно. И об этом стоило подумать.

========== Глава 5. ==========

Змейки рассказали о плохом Говорящим, который их мучил. Мне стало не по себе. И дело было не только в том, что это был мой конкурент в добыче ингредиентов и возможный претендент на василиска и содержимое Тайной Комнаты. Если предположить, что Альбус Дамблдор не поверил мне и не оставил желания научиться парселтангу, то логично, что он обратился к другому змееусту. Марволо сейчас не до того. Оставался Морфин. Посмотрим…

Выследить «плохого Говорящего» было легко. Еще на подходе к болоту я услышала жалобное шипение. И идиотскую песенку на парселтанге:

– Змейка, змейка, поиграем,

Пошипим-ка вместе.

А то Морфин осерчает,

На двери подвесит.

Вот урод! Маленькой гадюке было больно и страшно, но укусить Говорящего она не могла.

Я выглянула из кустов. Мерзавец крутил в пальцах змею. Я достала волшебную палочку.

– Экспеллиармус! Ступефай!

Змейка вырвалась и шмыгнула в траву. Морфин обалдело уставился на меня. Какой-же он все-таки мерзкий! Относительно новая одежда, купленная, между прочим, на МОИ деньги, уже была порвана и испачкана. Волосы он тоже не удосужился ни вымыть, ни хоть сколько-нибудь пригладить. Из-за грязи было невозможно разглядеть, какого они вообще цвета. И это омерзительное выражение тупой жестокости на лице. Меня передернуло.

Он попытался подняться на ноги, но я оказалась проворнее.

– Инкарцерус!

Магические веревки плотно спеленали его тело.

– С-с-с-с-сука!
– прошипел он.

– И ш-ш-ш-што ты тут забыл?
– на парселтанге спросила я.

– Отпус-с-с-сти!

– Нет! Отвечай, или отлеветирую в тряс-с-с-сину. Ну? Левикорпус!

– А-а-а-а-а!

Надежно спелёнатый Морфин повис вниз головой.

– С-с-с-с-сука!

Я отменила заклинание, и он шлепнулся на землю.

– Что?! Что тебе?! С-с-с-сука! Прис-с-с-строилас-с-с-сь! Вс-с-се тебе, ш-ш-ш-што ли?!

Из его воплей я смогла понять, что нашелся добрый человек, который объяснил Морфину, что, дескать, сестренка не просто так в Хогсмите осела. Мол, ищет сокровища самого Салазара Слизерина и делиться не собирается. Считает, ехидна, что с родственников хватит и отступного от Риддлов и Розье. А это нечестно и неправильно!

Охренеть не встать! И главное, совершенно понятно, что это за «добрый человек». И что теперь делать с Морфином? Он вызывал у меня только гадливость. Молчать его не заставишь. Память стереть? А если как-то удастся восстановить?

Пока я раздумывала, он внимательно меня разглядывал. Видимо решил, что ему ничего не грозит. Все-таки та Меропа, которую он знал, вряд ли могла причинить ему серьезный вред. Взгляд становился все более масляным, откровенно раздевающим. Меня передернуло от отвращения. Хотя удивляться тут нечему. В таких семьях подобная мерзость могла считаться нормой. Похоже, что Морфин напал на Тома Риддла не только потому, что тот был магглом.

Морфин ухмыльнулся. Я стиснула зубы. Нет уж. Никаких Обливейтов. Пошел искать Тайную Комнату и расспрашивать змей на болоте? А Запретный Лес потому таким и называется, что нечего всяким тут шататься.

– Авада Кедавра!
– спокойно проговорила я.
– Мобилликорпус!

Тело Морфина с противным чавканьем опустилось в черную жижу. Следом полетела его волшебная палочка.

Змейки меня поблагодарили. Получалось, что их Говорящая лучше всех. Не только не обижает своих, но еще и от плохих защищает. Очень интересно! Хотя если Гонты, даже прозябая в жуткой нищете, не догадались до самого простого — попросить у змей яду и помощи в поисках редких целебных растений, то кто им доктор? По крайней мере, меня не выдадут. Морфина мне было совершенно не жалко. Он мне никто и звать никак. К тому же представлял реальную опасность для меня и Тома.

Тем не менее, к трактиру я подходила в расстроенных чувствах. Хорошо еще не забыла взять яд у своих подружек.

В трактире обнаружился Оболенский… который угощал щами двух девочек примерно семи-восьми лет. Это еще что такое?! И почему мне это так не нравится?!

– Здравствуйте, - вскочил корнет, - извините за беспокойство. Но… Короче… мы к вам.

– Очень приятно, - ответила я, - это ваши дочери?

– Видите ли… это ваши племянницы.

Я чуть не села помимо стула. С ума сойти! Мало мне Гонтов. Я внимательно рассмотрела малышек. Девочки очень старались вести себя прилично, но было заметно, что они были очень голодными. Аберфорт вздохнул и налил им еще по половнику. Оболенский выложил на стол бумаги и большую шкатулку.

Если вкратце… Жил-был на Руси древний Род Змиевых. Считали своей родней Змея Горыныча, умели разговаривать со змеями, потихоньку занимались целительством. Все как у людей. Иногда в Роду рождались провидцы. Змиевы при этом были из тех, кто ревностно приняли христианство, их Род дал несколько довольно известных священников и настоятелей, причем еще при киевских князьях. И от своих семейных талантов они старательно избавлялись. Но гены давали о себе знать, нет-нет, да и рождался ребенок с «нехорошим» талантом. Причем обязательным условием было сильное косоглазие. Этим детям, надо сказать, очень не везло. Разве что какая мамка-нянька прятала несчастного ребенка. Со временем нравы несколько смягчились, необычных детей оставляли в живых, но жизнь их все равно была несладкой. Вот и в последнем поколении родилось две сестры. Одна «нормальная», а вторая со всеми признаками. И глаза косые, и дар змееустости. Ее держали взаперти, но после 1917 несчастная вырвалась на свободу, и следы ее затерялись. Вторую сестру тоже пошвыряло по миру, она родила двоих детей, отцы или отец которых были неизвестны. И умерла.