аннотация и примечания

цикл: Тихоокеанская сага

Хозяева океана (вторая трилогия)

Книга первая

Начало 19 века. Эпоха Наполеоновских войн. Европа в огне. Атлантика и Индия стали ареной битв. Но на Тихом океане своя атмосфера. Китайские пираты, корейское сопротивление, независимые государства Юго-восточной Азии. Спор между Британией и Голландией за Зондские острова, начало экспансии Соединенных Штатов на запад, распад испанских колоний.

В этом котле варится небольшая колония русских первопроходцев, коряков, чукчей, индейцев и авантюристов из разных стран, которая обосновалась на Северо-Западе Америки. Их государство никем не признано. Оно, собственно, и не вполне государство. Население не велико, но их корабли властвуют на всём Тихом океане.

Сотни шхун, спускаемых с верфей Виктории, режут волны на гигантском пространстве от Новой Зеландии до Чукотского носа. Они торгуют, перевозят людей, грузы почту, промышляют кита, котика и калана, добывают удобрения и собирают кокосы на отдаленных островах. Их шкиперы себе на уме, в командах служат настоящие сорвиголовы. Когда потребуется они могут стать пиратами, а когда призовет долг — воинами. И пусть они по большей части индивидуалисты, что заботятся прежде всего о собственном достатке, за их спинами стоит тайная организация под названием Складчина и новая родина.

Настоящая книга является сиквелом к романам первой трилогии:

1. «Сибирский фронтир» https://author.today/work/39921

2. «Быстрее империй» https://author.today/work/43483

3. «Начальник Америки» https://author.today/work/55007

Она продолжит историю колоний на Северо-западе Америки и в Тихом океане.

Глава 1 Новый год

Рождество и Новый год в Виктории отмечали с размахом. Люди готовились загодя. Ребятишки писали письма святому Николаю, а родители или учителя готовили подарки. Посреди Поляны ставили рождественское дерево — обычно подбирали не слишком высокую, зато пушистую сосну, ель или пихту. Его венчала вифлеемская звезда, а ветви украшались зеркальными шарами, фигурками из поливной керамики, разноцветного стекла, игрушками из шёлка и атласа, шелковыми же лентами. Фонари на рождественское дерево не вешали, не столько опасаясь пожара, сколько по причине неудобства с заменой масла или свечей. Но небольшими прожекторами (фонарями с зеркалами и линзами Буффона) подсвечивали украшенное дерево со всех сторон.

В рождественскую неделю светился весь город.

Вечерами включалось газовое освещение набережных. Оно стало уже привычным явлением и поражало великолепием только гостей. На праздник же к газовому пламени добавлялась иллюминация всех прочих видов. Лавки, трактиры, большие и малые компании, простые горожане выставляли в окнах и витринах масляные лампы, сальные, восковые и спермацетовые свечи, особые светильники на угольном дистилляте, спиртовки и даже высушенных местных рыбок, которые горели не хуже всего прочего, хотя и источали не слишком приятный запах.

Бумажные и стеклянные фонари разных цветов, форм и размеров вешали на ветви деревьев, под арками, на двери, ворота. На воду спускали, а в воздух запускали фонарики, сделанные на китайский манер. На углах домов горели факелы, на перекрёстках и площадях — большие чаши-светильники. Тут и там, где позволяла местность, горели костры, возле которых при необходимости грелись прохожие. Топовые и боковые огни на шхунах покачивались на небольших волнах, вызванных пароходиком компании Аткинсонов, который бегал по фьорду Камосак со всей иллюминацией и заодно подсвечивал водную гладь прожектором.

Фонари всевозможных типов люди носили с собой, вешали на кареты, повозки; расцвеченная огнями конка катала людей по городу, украшенный светильниками дилижанс стоял возле гостиницы «Императрица», а с главной станции, что на правом берегу у моста через фьорд, отправлялся время от времени в Эскимальт сверкающий иллюминацией паровик. По ночам на Правом берегу, на пустырях запускались сигнальные ракеты, шипели фейерверки, со свистом метались шутихи, гремели петарды, вращались огненные колеса, горели звезды, бенгальские свечи, струились потоки огня разных очертаний и расцветок. Только на набережных возле порта пиротехнику запретили, чтобы случайно не запалить корабли.

Наверное горожане сжигали за эту неделю трехмесячный запас свечей, лампового масла, пороха, угля и дров, но выглядело всё просто здорово. По вечерам иногда выпадало немного снега, который искрился, придавая городу совсем уж сказочный вид. Снег нарочно не убирали, только скользкие дорожки посыпали черным песком. Частенько вместе с снегом или вместо него шёл дождь и сияние города вновь преображалось, а праздничные огни отражались не только в воде фьорда и гаваней, но и на мокрых мостовых.

Для выходца из сонного южного Сосалито зимний праздник в Виктории казался волшебной сказкой. И Гриша Смородин наслаждался каждой минутой этого чуда вот уже четвертое Рождество подряд. Столица есть столица. Тут всё иначе. Иногда жестче, циничнее, иногда веселее, умнее. Всё здесь на пределе — работа, учёба, отдых, отношения между людьми. Всё кипит и бурлит. А тот, кто желает покоя, может поселиться за городом, спокойно пасти овец, выращивать виноград или держать пасеку.

Хотя Рождество происходило от конкретного и однозначного библейского события, во время его празднования смешались традиции многих народов. Плавильный котел, как называл это явление глава правления Складчины, выдавал странный сплав, в котором ещё угадывались первоначальные составляющие. Немногочисленные в Виктории христианские группы славили Спасителя, сами наряжались в волхвов, а детей наряжали ангелочками; устраивали разнообразные вертепы (выставлялись ящики с панорамой, игрались прямо на улицах сценки людьми или с помощью кукол). Дети и подростки ходили от дома к дому со звездой и колядками, наряжаясь в козлов и прочих ряженных. Последователи учения Расстриги ходили по городу в ярких нарядах со своими оригинальными песнопениями. Местные и пришлые индейцы добавляли праздничной симфонии свои оригинальные нотки. Они украшали лентами деревья, а вечерами зажигали костры на Поляне, наряжались в накидки с изображением ворона, курили трубки, надевали маски и устраивали пляски. От них не отставали выходцы с Камчатки и Чукотки, с Алеутских островов и Аляски, чьи обряды походили на индейские. Китайский вклад в общее дело заключался в громких барабанах и разнообразных драконах, которых проносили по городу. Все следующие дни европейцы, азиаты, островитяне Южных морей, природные американцы и городские индейцы дарили друг другу подарки. Это был как бы дополнительный потлач, хотя здесь не возникало той соревновательности в щедрости, что отличает традиционные потлачи. Подарки не дарили прилюдно, напоказ, заворачивая их в бумагу, ткани, укладывая в коробочки, а внимание оказывали прежде всего детям и членам семьи.

* * *

Гриша Смородин получил свой неожиданный подарок незадолго до Рождества.

Варвара Ивановна Емонтаева, директор Университета и преподаватель естествознания, отправила его на собеседование в контору Складчины чуть ли не силой.

— Твоя скромность, Гриша, тебя погубит, — сказала она. — Но я стараюсь не допустить, чтобы ты зарывал в землю таланты.

— Но я ещё не закончил работу и статью не дописал.

— Ничего страшного, — улыбнулась креолка. — Я собрала внеочередной ученый совет и мы присвоили тебе степень бакалавра.

В Университете Виктории, в отличие от школы или того же Морского училища, не требовалось проходить определенный курс и сдавать определенные испытания. Здесь имелся большой выбор дисциплин, а обучение могло продолжаться и четыре года, и пять лет, и больше. Как только преподаватели находили студенту подходящее дело, или такое дело находил он сам, его отпускали. Дирекция очень трепетно относилась к устройству учеников. Тем более лучших учеников.

Несмотря на высокое мнение менторов о его способностях, Гриша и представить не мог, что собеседование будет проводить сам Алексей Петрович Тропинин, председатель правления Складчины и вообще личность легендарная не только в Виктории и на Острове, но и на дальних берегах Тихого океана.

Однако именно к Тропинину дворецкий провел студента, когда тот появился у ворот особняка Ивана Американца, служившего Складчине главной конторой.

Алексей Петрович сидел за столом скромного кабинета в простом сюртуке. Его волосы уже побелила седина, а лоб и уголки глаз покрыли морщины. Во всем остальном он выглядел здоровым и полным сил.

Жестом предложив посетителю устроиться в кресле, Тропинин перешёл сразу к делу.

— Варвара Ивановна говорила, что у вас есть склонность к рефлексии, анализу и синтезу, умение вычленять из текста или лекции главное и вдобавок хорошая память, — сказал он, рассматривая Гришу с умеренным интересом. — Что немаловажно, она так же отметила вашу честность. Добавим к этому знание языков, умение красиво и быстро писать и отличные физические кондиции. Говорят, вы неплохой наездник, хорошо фехтуете и стреляете?