Хозяин антимагии

Лежал на мягкой постели, пытался открыть глаза, но что-то мешало.

Повязка? Захотел проверить всё вокруг магическим зрением, но… ничего. Магии в моём теле не было. Совсем. Ни грамма.

Попытался поднять руки, чтобы ощупать глаза, но они оказались привязаны к кровати. Я дёрнулся, пытаясь освободиться, но мягкие ремни не поддавались.

— Тише, тише, — услышал я приятный голос девушки.

— Ты кто? — спросил я, стараясь звучать спокойно, хотя внутри всё кипело.

— Людмила, я медсестра. Мне сказали следить за тобой, пока не придёшь в сознание после операции.

Что за чушь?

— Где я? Какая операция? Что с моими глазами? Что с магией? — выпалил я, не в силах сдержать поток вопросов.

— Ты в медицинском корпусе академии. Погоди, сейчас позову лекаря, он всё объяснит, — ответила она, и я услышал, как голос девушки слегка дрогнул.

— Так чего ждёшь? Зови быстрей! — возмутился я, привыкший, что поручения выполняются мгновенно.

Раздался скрежет отодвигаемого стула, лёгкие шаги, которые удалялись. Я остался в тишине, если не считать тиканье часов где-то вдалеке.

В голове крутились вопросы.

Я успел?

У меня получилось?

Услышал шаги. Ещё немного, и они раздались у постели.

— Амат, приподними голову, сейчас сниму повязку, — услышал спокойный мужской голос.

Память подсказала мне, что это декан лечебного факультета. Я его хорошо знал, так как регулярно оказывался тут на лечении после соревнований. В основном по мелочи: то пару выбитых зубов отрастить, то перелом срастить. Ерунда. Я сам такое одной левой лечил.

Так-так, постойте…

Какой такой Амат? Я — Влансендур.

Может, что-то пошло не так в последнем заклинании? Нет, всё верно. Я не мог напутать. Я же Влансендур Великолепный!

Где я тогда? Точнее, в ком? Хотя тут всё понятно: памятью этого юноши я могу пользоваться без труда. Но как я оказался в нём? Вот это уже загадка, которую предстоит разгадать.

Что же делать сейчас? Магии в теле нет, но задатки её точно имеются. Я чувствовал, что скоро откроется источник, и придётся хорошо постараться, чтобы раскачать его.

Всё же инициация в восемнадцать лет это как-то поздно. В моём мире она происходила при рождении. И пока ребёнок рос, он развивал источник. Это как учиться ходить: все учатся по-разному, в разном возрасте, но чем раньше начнёшь, тем быстрее освоишься.

А тут… восемнадцать лет. Поздно. Очень поздно.

Но что поделать? Пока побуду Аматом.

А там верну своё могущество.

Судя по знаниям парня, мир не сильно магически развит. С моими знаниями я достигну тут многого.

Может быть, это всего лишь сон? Всё возможно. Сон после смерти. Так пусть он длится. А там будет видно.

А пока… подыграем и немного войдём в роль этого парня.

— Здравствуйте, Вениамин Олегович, — поздоровался я, даже не удивившись, что узнал голос этого человека.

Чьи-то руки приподняли мою голову и начали разматывать повязку. Почувствовал, как ткань скользит по коже, слегка щекоча её.

— Молодой человек, вы меня, право, сильно озадачили, — раздался спокойный, слегка усталый голос. — Может, поведаете, как это вы умудрились потерять глаз и половину челюсти на лабораторной работе?

— Неудачно упал, — решил пошутить я, хотя в голове крутились обрывки воспоминаний: тропа, грузовики, Кирилл… Что-то пошло не так.

— Упал, говорите? — наиграно удивлённо воскликнул он.

Повязка была снята. Я открыл правый глаз, левый не подчинялся. Передо мной стоял мужчина в белом халате, с аккуратной бородкой и в круглом пенсне, стёкла которого слегка блестели от солнечного света. Светлые волосы мужчины были идеально уложены, а кожа настолько белоснежна, что казалось, он никогда не видел солнца.

— Упал, говорите, — повторил доктор, слегка улыбаясь.

Вениамин Олегович отвязал мои руки от кровати. Два других медика молча наблюдали, что-то помечая в своих журналах.

— Вы так ворочались, что пришлось вас немного привязать, а то все мои усилия пошли бы насмарку, — объяснил доктор, его голос звучал мягко.

Граф протянул мне зеркало, которое ему подал один из ассистентов.

— Вот, полюбуйтесь. Я, право, был приятно озадачен вашим случаем. Давно мне не приходилось практиковаться в глазной и челюстно-лицевой хирургии.

Взял зеркало. На меня смотрел исподлобья зелёный глаз, второй был закрыт и опух. Вся левая сторона лица напоминала один сплошной синяк. Я пошевелил языком: с левой стороны не хватало части зубов, но они уже проклёвывались сквозь десну.

А тут становится всё интереснее и интереснее. Мне это нравится. Так тонко и умело провести лечение при таком уровне магической медицины дорогого стоит.

— С глазом ты меня знатно заставил повозиться, — продолжил граф, его голос звучал почти отечески. — Не волнуйся, всё будет хорошо. Думаю, ещё недельки две, и ты не отличишь, какой из них ненастоящий. По остальным повреждениям сам знаешь: пара дней, и всё будет как новенькое. Ты иногда после соревнований и в худшем состоянии тут лежал. Так что, думаю, ещё денёк или два, и я тебя отпущу на все четыре стороны.

— Спасибо, Вениамин Олегович, — решил проявить уважение я. — Это воистину филигранная работа.

— Осмотр окончен. Все вон из палаты, — поторопил он на выход своих коллег и медсестру.

Убедившись, что они вышли и никто не подслушает, он наклонился ко мне и тихо прошептал:

— Амат, что-то всё-таки с тобой не так. Не понимаю, что именно. Но аура поменялась сильно.

— Взрослею, — опять отшутился я, хотя внутри всё сжалось.

— Возможно, — задумчиво проговорил мужчина. — Но всё же хочу это понаблюдать. У меня такое впервые в практике. Так что будь так добр, показывайся мне на глаза как минимум раз в два-три дня.

— Хорошо, будет сделано, — бодро и с улыбкой проговорил я, хотя внутри уже начал прокручивать, как буду избегать лишних встреч.

— А ещё тут вот какое дело, — продолжил он, слегка нахмурившись. — Амат, ты меня, конечно, извини, но отцу твоему я весточку вчера отправил.

Почему-то это вызвало у меня чувство стыда, досады и лёгкой тревоги где-то в груди. Во дела, оказывается, я боюсь своего отца. Притом это реальное чувство страха, которое я не испытывал уже лет двести пятьдесят, наверное.