Хозяин болота
Шрифт:
— Что-то ты, Никита Иваныч, добрый сегодня? — улыбаясь, заподозрил Кулешов. — Между прочим, меня предупреждали, когда я сюда собирался. Так что я тебя давно знаю. Так и сказали: бойся деда Аникеева по прозвищу Завхоз. Это за что тебя так прозвали?
Никита Иваныч пропустил это мимо ушей, схватил полуведерный ковш и, зачерпнув кипятка, ахнул на каменку. Паром вышибло двери, показалось, крыша бани вместе с потолком подпрыгнула и со скрипом села на место. Однако Кулешов даже не пригнулся и лишь довольно крякнул:
— Есть парок!.. А вообще-то мне можно было вызвать милицию. Но я подумал — зачем? Я сам руководитель
— Забудь, — сказал Никита Иваныч. — Ты пока забудь, что руководитель. В бане, дорогой товарищ, все равны, потому как голые. Поддать еще или как?
— Давай! — задористо согласился Кулешов и растянулся на полке.
Дед Аникеев уже густо потел, но у гостя и капли не выступило. Следующий ковш воды аж загремел на камнях, из топки ударил фонтан золы. Встать в рост уже было нельзя: уши, казалось, скручиваются в трубочки. Никита Иваныч присел на низенькую лавку.
— Во! — сказал гость. — Теперь норма. Мы в пустыне когда работали — без бани парились. Палатку на песке растягиваешь, и все. Она на солнце так разогревается, что каменки не надо. Веники только дефицит, — он спрыгнул с полки и выхватил из кадки веник. — Эх, да еще свеженький! Сила!
Никита Иваныч торжествовал. «Давай, понужай! — подумал он, искоса наблюдая за Кулешовым. — Сам себя отхлещешь, и виноватых не будет».
Гость еще не парился, а лишь обмахивался веником, нагоняя на себя жгучий воздух, и радостно кряхтел. Затем он крикнул: «Эх, понеслась!» — и листья брызнули в стороны, смачно прилипая к аспидно-черным стенам и белому полу.
Он хлестал себя умело, ловко и самозабвенно. Веник птицей перелетал из руки в руку. Невыносимый жар шевелился под потолком, от него сохли глаза и потрескивали волосы. В зыбком, светлом паре Никита Иваныч увидел, как начинает бронзоветь крепкое поджарое тело гостя: «Крой! Молоти! — страдая от жары, подбадривал он. — Сейчас проберет! Сейчас плясать будем!»
Но Кулешов, по всему видно, только еще распалялся.
— Еще ковшичек! — взмолился он, — Ух-х, благодать!
Дед Аникеев с готовностью опрокинул полведра воды на каменку и сел теперь уже на пол. Гость входил в раж и уже не крякал, а орал на одной ноте: «И-и-и-ых-х-х!.. А-а-ам-м-м… У-у-уй-и-и!..» Никита Иваныч, обливаясь потом, отполз к двери.
В это время в дверь постучали.
— Чего у вас там? — спросил настороженный и перепуганный голос Катерины. — Чего орете-то?
— Паримся! — через дверь крикнул Никита Иваныч. — Уйди, не мешай!
— Товарищ-то, гость наш… Ему не плохо ли?
— Не плохо! — рявкнул Аникеев. — Медовуху в предбанник неси!
Кулешов старательно обработал веником грудь, ноги и, перевернувшись на живот, крикнул:
— Спину, отец! Не жалей!
«Да уж не пожалею! — подумал Никита Иваныч, хватая веник. — Отделаю!»
И началось избиение. Никита Иваныч хлестал веником с придыхом, будто дрова рубил. Широкая спина гостя уже алела и становилась деревянной. Особое удовольствие доставляло Никите Ивановичу бить Кулешова по плоской заднице. Задыхаясь от жары и пересиливая головокружение, он молотил ее с оттяжкой, изобретательно, пока ягодицы не стали как два помидора. Гость что-то заподозрил, и, перервав однотонное мычание, выдохнул:
— Поясницу, родимый, лопатки…
«А получай, осушитель проклятый! — твердил про себя старик. —
Н-на, н-на! Схлопотал? Ага! Н-на, н-на, сучий ты потрох! Я тебя вылечу! Покраснеешь! Дорого тебе болото станет! Это не пустыня тебе, вредитель окаянный!..»Веник уже порядком обтрепался и его охвостья секли немилосердно. Сам Никита Иваныч бы уже не выдержал, заорал бы давно и слетел с полка. Но гость не только терпел — еще и радовался, дьявол изуверский! Никита Иваныч уставал, слабели руки, горели от зноя легкие. Выдержал он на одном самолюбии…
— Твой черед, отец, — пролепетал Кулешов и, блаженно улыбаясь, свалился на пол, затем на карачках выбрался в предбанник.
Дед Аникеев распластался на полу и несколько минут лежал полумертвый. Париться уже не было сил. Кровь клокотала во вздувшихся венах, тупо отдаваясь в голове. «Ну и бугаище, — ругался про себя он. — А еще желтый, гад, будто болезный какой…»
— Помочь, отец? — через дверь спросил Кулешов. — Может, подбросить надо?
Никита Иваныч схватил веник и торопливо стал хлопать им по мокрому полу. Для видимости.
— Не надо, — ответил он. — Сам справлюсь!
Приподнявшись на локтях, он шуганул полковша воды на каменку и снова упал на живот, будто гранату бросил.
— Эх-х-х! — крикнул он, снова принимаясь колотить веником пол. — Хорошо-то как, едрит-т-твою… В жисть такого пару не было!
Намахавшись облезлым уже веником-голиком, Никита Иваныч забросил его под лавку и, шатаясь, вылез в предбанник. Там, на чурбаке, стояло ведро с медовухой, и старику одного взгляда хватило, чтобы понять, что Кулешов умеет осушать не только болото. Сам он сидел в ярких малиновых пятнах по всему телу и утирал жидкий пот. Никита Иваныч опрокинул кружку холодной черной медовухи и выплюнул кусочек воска.
— Ух-х, — выдохнул он. — Давненько такой баньки не пробовал.
— Да-а, — подтвердил гость. — Шкуру как спичкой жжет.
— Погоди, еще не то будет, — успокоил его старик. — Курнем вот, и по второму заходу, — он свернул папиросу, обсыпав голые колени махоркой. — Самый вкус только по второму заходу бывает.
Немного отдышались, покурили.
— Слушай, Никита Иваныч, — вдруг сказал Кулешов. — Сколько тебе пенсии платят? Рублей сто есть?
— Есть, — соврал старик. — Даже поболее.
— Давай ко мне сторожем? Я на болоте вагончик поставлю. Платить буду хорошо, не пожалеешь. А охранять только ночью, с девяти до шести.
— Зачем тебе сторож на болоте? — удивился Никита Иваныч. — Там воровать некому.
— Воровать-то не воруют пока, но пакостят, — признался Кулешов.
— Ну?! Вот так штука!
— Да-а, — отмахнулся гость. — Какой-то гад напакостил…
— А как?
— Два дня трактора завести не можем, — гость заговорил с обидой. — Глохнут и все, хоть убейся. Все до одного.
— То-то я думаю: чего они не гудят? — озабоченно сказал Никита Иваныч, но сам обрадовался и немного опешил. — Может, искры у них пропали, у тракторов-то? У меня «Дружба» есть, так у нее частенько…
— Какая к черту искра? — возмутился Кулешов. — Все в порядке, а не работают. Даже пускачи не заводятся… Мозги аж набекрень. Откровенно сказать, я сначала на тебя подумал, — признался он. — Проверил, а ты, говорят, из дома не выходил.
— Не выходил, — сказал Никита Иваныч. — У старухи спроси.