Хозяин Фалконхерста

После двух практически бессонных ночей в поезде белым хотелось одного: разлечься на чистых простынях, в больших постелях, задернуть в своих просторных гостиничных номерах занавески и уснуть до вечера. Миссис Августа призналась, что они даже не торопятся распаковывать багаж: «Сейчас самое главное — отдых». Драмжер задернул все занавески, а Джубал принес с кухни молока и печенья для детей, после чего оба слуги оказались свободны и могли отправляться к себе на верхний этаж, где в большом общем помещении стояли кровати для слуг-мужчин. Служанки спали этажом ниже.

Длинная спальня слуг, раскалившаяся от близости крыши, с плохой вентиляцией из-за недостаточного размера окон, была в этот час пуста. Лишь один цветной средних лет сидел на своей койке с открытой книжкой на коленях. Видимо, его не беспокоила духота, настолько он погрузился в чтение. Впрочем, при появлении парней он поднял голову и любезно приветствовал их.

— Вы тут новенькие? — осведомился он, захлопнув книгу, но заложив страницу пальцем.

— Мы — слуги Хаммонда Максвелла с плантации Фалконхерст, — почтительно ответил Драмжер. — Мы только что приехали. На поезде! Меня зовут Драмжер, а его, — он показал на приятеля, — Джубал. Где нам спать в этом пекле?

— Здесь очень тесно. Купить рабов из Фалконхерста съехалось много народу. Вас тоже продают?

Драмжер приосанился.

— Еще чего! Мы — домашние слуги массы Хаммонда. Все мужчины и женщины, которых будут продавать, сидят в бараке. Ну и устали же мы! Две ночи на колесах! Масса Хаммонд разрешил нам поспать до четырех часов. Только какой сон при такой голодухе! А как вас зовут?

— Я — Парнас, слуга мистера Бошана с плантации Медворд, возле Нанчеса. Он тоже приехал за рабами из Фалконхерста. — Он указал на две аккуратно застеленные койки рядом со своей. — Вот здесь пока свободно. Можете занять эти места. У вас нет никаких вещей?

— Есть, только они все еще в коляске. Надо их принести. Правда, надо еще найти коляску, а мы страшно голодны.

— Тогда я пойду с вами. — Парнас сунул свою книгу в брезентовый мешок, который он задвинул под койку. — Сперва спустимся, и я покажу вам, как получить завтрак в столовой для слуг. Потом я отведу вас в конюшню, где вы найдете свою коляску. Так вы все увидите и дальше будете обходиться сами.

Благодаря Парнасу им дали поесть в большой, с белыми стенами гостиничной кухне. Потом, отыскав Аякса, они забрали из коляски свои вещи. К этому времени они уже почти спали на ходу. Наверху они едва успели раздеться и блаженно растянулись.

Парнас вынул из-под койки свою книгу, нашел нужную страницу и погрузился в чтение.

Драмжер открыл один глаз и с любопытством покосился на соседа.

— Что это вы делаете? Неужто читаете?

— Угу.

— Как это вы научились?

— Так и научился — сам. Хозяин не знает, что я грамотный.

— И что сказано в этой книге?

— Ее написал джентльмен с Севера по фамилии Гаррисон. Он говорит, что рабство — это плохо. Говорит, что все цветные должны быть свободными людьми, как белые. Говорит, что скоро белым господам придется отпустить нас на свободу.

— Зачем? — поинтересовался Драмжер.

— Разве тебе не хочется стать свободным?

— Никогда об этом не думал. У меня хороший хозяин, хороший дом. Я — слуга в господском доме. Я вкусно ем, мягко сплю, работа у меня нетрудная. Скоро хозяин даст мне женщину. Для чего же мне свобода?

— Чтобы стать хозяином самому себе, — ответил Парнас.

Эта мысль оказалась для Драмжера внове. Быть хозяином самому себе! Принадлежать себе! Это было так невероятно, так неосуществимо, что он не до конца понял всю глубину открывающихся в связи с этим бесчисленных перспектив.

— А я смогу выучиться читать о таких вещах? — спросил он.

— На это нужно время, но если тебе и вправду хочется, то я тебя научу. Только не говори хозяину, что учишься читать. Ему это не понравится. Цветным не положено читать. Цветным не положено знать про отмену.

— Про что?

— Про отмену рабства. То есть чтобы рабства больше не было. Отменить рабство! Тогда ты станешь не хуже твоего хозяина, хоть ты черный, а он белый.

— Отмена! — повторил за ним Драмжер. — Мне хотелось бы узнать об этом побольше. И еще мне хочется научиться читать слова. Мне хочется… — Его глаза закрылись, и через минуту он уже крепко спал.

11

Хаммонду Максвеллу было бы нелегко проанализировать чувства, которые он испытывал к своим рабам. Вся его жизнь, сколько он себя помнил, была посвящена выведению и выращиванию рабов для последующей продажи. Другие мальчики проводили детство за школьной партой, охотились, рыбачили, занимались прочими детскими делами; Хаммонд тем временем перенимал отцовский опыт, посвящая всего себя усвоению премудрости, которую ему передавал родитель. С семьей он проводил всего несколько часов в день, остальное же время находился среди рабов. С неграми он чувствовал себя куда свободнее, чем с белыми. Он любил своих «ниггеров» так же нежно, как другой любил бы собак или лошадей; выращенные лично им негр или негритянка доставляли ему такую же радость, какую другому доставляли бы хорошая охотничья собака или быстроногий скакун. Для Хаммонда Максвелла рабы были доходным племенным стадом, но во многих отношениях они превосходили скот: ведь они умели думать, говорить, действовать, подчиняться, а следовательно, оставляли позади неразумную скотину, превращаясь в компаньонов.

Их ум он, разумеется, считал ограниченным. Их интересы сводились к еде, питью, сну и блуду. Они смеялись, когда были счастливы — то есть почти всегда, и рыдали от горя. Боль причиняла им страдания, они могли болеть и умирать, совсем как люди. Но на самом деле они не были людьми. Ведь они были «ниггерами»! С точки зрения Хаммонда, человеческий разум оставался для них недостижимым, независимо от того, сколько человеческой крови бежало в их жилах. Но при этом они были его собственностью. Он распоряжался их семенем; без него они не рождались бы, не росли, не мужали. Когда эти выпестованные им растения достигали стадии плодоношения, он был вынужден расставаться с ними и делал это не без сожаления. Если совсем откровенно, то он бы с радостью никому их не продавал, ибо привыкал к каждому. Личность каждого оставляла в его душе некий отпечаток. Однако он был поневоле вынужден их продавать, поскольку урожай рабов созревал каждый год и он не мог вечно держать их при себе и кормить, пока они не состарятся и не сделаются непригодными. Да, «ниггеры» были делом его жизни: он выращивал их и торговал ими. Первое доставляло ему большое удовольствие, второе — никакого. После того как они у него на глазах превращались из скулящих сосунков в сильных парней и гладких девок, ему было трудно с ними расставаться, пусть благодаря этому его банковские счета и прирастали на многие тысячи долларов.

Каждый год с его племенной фермой прощались многочисленные рабы, оставаться же в Фалконхерсте он разрешал считанным единицам. Это были домашние слуги, в число коих попал Драмжер, — люди, от которых хозяин зависел и к которым питал более сильную привязанность, чем согласился бы признать даже наедине с собой. Лукреции Борджиа, несмотря на ее немолодые годы, принадлежало в Фалконхерсте немногим меньше власти, чем самому Хаммонду Максвеллу, который часто полагался на ее суждение. Брут, проведший бок о бок с хозяином почти двадцать лет, превратился в его правую руку: он мог отдавать распоряжения и пользовался полным доверием хозяина.

Однако Хаммонду казалось, что большинство тех, к кому он был неравнодушен, он уничтожал — когда сознательно, когда невольно. Сыновья-близнецы Лукреции Борджиа, бывшие когда-то любимчиками его и его отца, приняли смерть, чему он, Хаммонд, был, хоть и косвенно, основным виновником. Очаровательная белокожая рабыня Элен, которую он любил с гораздо большей страстью, чем любую настоящую белую, и которая рожала от него детей, погибла вместе с этими детьми при пожаре, уничтожившем старую усадьбу. Мид, его великолепный бойцовый негр из племени мандинго, которым он так гордился и к которому был очень привязан, принял смерть от него, своего хозяина. Регина, которая делила с ним ложе до его женитьбы и от привлекательности которой у него замирало сердце, ушла из жизни вместе со своим сыном Бенони. Драмсон, отец Драмжера, отдал жизнь ради спасения Хаммонда. А недавно он, поддавшись гневу, не поверил Драмжеру и жестоко наказал его — юношу, обещавшего превратиться в самого великолепного раба из всех, какие когда-либо ему принадлежали!