Хозяин порталов (Спираль миров-2).
Шрифт:
– Александр Сергеевич, отправляй парней, больше здесь делать нечего.
– Вася, Степан, бегом в часть. Антон, выключай фонари, нечего кровососов подманивать.
– Имя, - коротко бросил Сфинкс.
– Рус...Рус...лан.
– Фамилия.
– Гор...Горх...
– Умер?
– капитан пощупал остывающую руку.
– Умер. Покойся с миром, солдат.
Казалось, Сфинкс произнёс прощальные слова обычным тоном, но Скоморохову захотелось убраться куда подальше. От склонённой фигуры повеяло таким смертельным холодом, что старый диверсант непроизвольно щёлкнул зубами.
Не прерывая разговора, Берия указал нам на стулья, сделав
– Наслышан про операцию, наслышан. Молодцы, спасли солдат из плена.
– Офицеров.
– Товарищ Амазонка, надо ещё разобраться, кто из них офицер, а кто красный командир или вообще рядовой. Это уже наша забота. Расскажите лучше про основное задание.
– Немцы распространяют ложную информацию. Человек, назвавшийся Яковом, таковым не является.
– И где он сейчас, товарищ Сфинкс?
– Остался на той стороне - тяжёлые ранения несовместимые с жизнью.
– Имя-то вы хотя бы узнали?
– Зовут Руслан, фамилию сказать не успел, скончался.
– Надо было принести тело.
– Каким образом, Лаврентий Павлович? По нам там из танков садили. Последние человек пятнадцать все полегли.
– И этот Руслан тоже?
– нарком сверлил меня недоверчивым взглядом.
– Снаряд разорвался рядом с ним.
– А как же вы выжили?
– Мы находились на другом конце коридора, контролировали подход к зданию.
– Немцы почему всполошились?
– Их там было как комаров на болоте. Вполне вероятно заметили непорядок. Тем более перед акцией проходила ночная проверка.
– Так-так-так. Могло быть и предательство.
– Берия откинулся на спинку кресла.
– Какие ещё есть доказательства на лже-Якова?
– Я попросил показать пулевое ранение левой стороны груди. Он отказался, сказав, что все хотят жить.
– Кто может подтвердить ваши слова?
– Майор Белозерцев, Виктор Степанович. Он сразу предупредил о фальшивом 'Джугашвили'.
– Товарищ Сфинкс, осторожнее со словами 'фальшивый' и 'Джугашвили'. Найдутся те, кто интерпретирует ваше высказывание в невыгодном ключе перед Вождём.
– Я понял, Лаврентий Павлович.
– Надеюсь, нам ещё работать и работать. Я направил представление на награждение орденами Красного Знамени за спасение красных командиров из немецкого плена.
– А почему не Золотой Звездой?
– Станете гражданами СССР, тогда и посмотрим.
Песок тонкой струйкой сыпался из сжатого кулака Нарейсы. Вместо обычной пирамидки под рукой возникали то куб, то шар - так она тренировалась в управлении энергетическими щупальцами. Остаток отпуска она решила провести в Реабилитационном Центре, на берегу ласкового, тёплого океана.
– Серхео, почему ты не сказал Берии всей правды?
– Представь себе, притаскиваю я этого Руслана под очи всесильного наркома, он выясняет всю подноготную солдатика - где жил, кто родня. Родственников за шиворот и поминай как звали. Помнишь, что было с женой Якова? Она-то за что пострадала? Если Сталин не пожалел невестку, поддавшись эмоциям, то с посторонними церемониться вообще не стали бы. Да и с тем стукачом, которого ты приложила из 'Винтореза', могло выйти нехорошо. К выжившим офицерам естественно отнеслись с подозрением, но узнай Берия о таком факте, всех однозначно занесут в потенциальные предатели.
– Какой ты у меня умный, - она потёрлась носом о мой нос и сказала капризным детским голоском.
– Хочу полетать.
– Ракетой или орбитальным перехватчиком?
–
Перехватчиком. Он дальше летит.Я посадил жену на ладонь, отвёл локоть назад и резко выбросил руку:
– Вперёд, Россия!
– Не бзди, Европа-а-а!
– затихло вдали вместе с радостным визгом.
Глава 27. Личное дело
Поздняя осень. Промозглый ветер бросает мелкую изморось на стёкла. В доме тепло и уютно. Я не привередливый, мне всё равно, жарко или холодно, но здесь младший сын и Татьяна. Они не такие метеоустойчивые, им требуется комфорт. У окна стоит Вера, левая рука лежит на сгибе правой, пальцы правой руки теребят тонкое бриллиантовое ожерелье. Не мной подаренное. Она хмурит брови, иногда кусает губы.
– Серёжа, нам надо поговорить. Серьёзно, - сказано с толикой надрыва в голосе и быстрым взглядом на Татьяну. Та подхватывает Даньку на руки и молча уходит в другую комнату. За последние годы Вера сильно изменилась. Высокая, статная женщина, для которой не нужны туфли-шпильки. Дорогая одежда, стильная причёска - чувствуется столичный лоск. На лице властное выражение человека, привыкшего отдавать приказы. И сейчас это лицо выражало смятение, она не знала с чего начать трудный разговор.
– Садись рядышком, - я похлопал по дивану.
– Разрулим проблемы, выясним недопонимания, если таковые есть.
– Нет, Серёжа, ничего мы не разрулим, - она повернулась ко мне и опёрлась о подоконник.
– Время ушло. Здесь нет ни одной моей вещи, а из твоих - старый мобильник. Дом перестал быть нашим семейным очагом. Я проклинаю твою поездку на дачу, но ничего изменить нельзя. Ты стал чужим настолько, что страшно находиться рядом. В твоём взгляде я вижу холодного, расчётливого зверя, равнодушного ко всему, кроме собственных детей и Нарейсы. Татьяна тоже долго не задержится. Ей, как и мне, требуется простое женское счастье - вернуться с работы к тёплому, ласковому мужу, с которым можно поговорить о всяких мелочах, пусть даже и незначительных. Не обижайся, но ты больше походишь на древнее существо из мрачных глубин космоса, которым пугают впечатлительных любителей видеострашилок.
В моей груди зародился холод. Цветное покрывало дивана начало терять краски и я, опомнившись, тут же себя одёрнул. А чего ты хотел, Сергей Сергеевич? Рано или поздно этот момент всё равно бы наступил. Вера сбрасывала накопившуюся в душе тяжесть. Зачем на неё злиться? Она говорила правду и ни в её характере придумывать лишнее.
– У тебя есть другой?
– Да, - рядом с её телом замерцал едва видимый контур.
– Он подарил драгоценности?
– Да, - контур начал наливаться энергией.
– Похвальная предосторожность, - я кивнул на полноценный переход, осталось только активировать.
– Я подала заявление. Нас разведут быстро, - жена...бывшая жена напряглась, как прыгун перед резким стартом.
– Серёжа, прошу, не вмешивайся, пожалуйста. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Я поднялся и прошёл к входной двери:
– Как скажешь, Веруша. Как скажешь...
Постоял во дворе, подняв лицо к серому, обложному небу, отключил блокировку ощущений, и холодные капли приятно защекотали кожу. Невинная берёзка, лелеемая каждый год, беззвучно разлетелась чёрной пылью, оседая тонким слоем на собственной листве. Я повернулся к дому и развёл руками - вот так, Вера, мы и закончим нашу совместную историю, без скандалов и тотального разрушения прилегающей местности. Она сделала шаг от окна, разрубая незримую нить, уходя в другую, нормальную жизнь.