Хозяин теней 2

— И вот… потом только голова болит очень. Иногда помню. А иногда не помню. Ещё меня целитель смотрел! Государев!

— Так уж и государев? — спросил лупоглазый с насмешечкой.

— Государыни-сестры Государя, — поправился я спешно. — Самолично! Она к нам в приют приходила. На именины. Не мои, а государевы. Чего ей на мои-то идти? И ещё фрейлины были. Вкусного принесли. Подарки. Там ландринки были, пряник печатный с золотом, орехи в меду…

— Хватит, — оборвал моё восторженное перечисление дознаватель. — Что ж… я помню договор, Алексей Михайлович. И не собираюсь нарушать. Но надеюсь, что вы проследите, чтобы этот безмерно талантливый юноша попал туда, куда следует.

— Он из Громовых.

Медленный кивок.

И ленивое:

— Славный род. Такими крепка империя. Моё почтение.

И взмах рукой, а потом, уже в дверях:

— Актёрство — это не ваше, молодой человек.

Фух.

Может, и не моё, но попробовать надо было.

— Ты как? — Метелька тут и с калачом. — Погляди, чего Серёга дал!

— Как бы ему не влетело.

Наша дружба, которую дружбой было назвать сложно, Матрёне крепко не нравилась. И если поначалу она как-то сдерживалась, то ли из благодарности, то ли из опасения вызвать недовольство генерала, то постепенно и то, и другое сошли на нет.

— Не влетит, — Серега свесился с багажной полки. — Пошли к вагонам? А то тут все заняты и это надолго. Пока всех опросят, пока протоколы составят. Пока подпишут и договорятся, чего да как. Скукотень.

— А Матрёна как?

— Она с Сиси и матушкой. Поверь, пока синодник тут, Матрёна от матушки ни на шаг не отойдёт. Она их до обморока боится.

Чего?

Или за кого? За себя и неведомые грехи свои? Или же за Сиси, у которой определённо был дар, вот только все вокруг делали вид, что его не было. А на прямой вопрос Еремей огрызнулся:

— Не лезь не в своё дело.

Я и решил, что не полезу. На кой оно? То-то же… в общем, калач мы поделили. Серега сообщил, что вагоны пришли с провизией, но ту оставят, потому что уже целитель доложился, что никакой такой заразы нету. И заразных тоже. А стало быть, народ из лагеря увезут, туда, в город, куда поезд вернётся. Мы тоже могли бы вернуться, но генерал настаивал, что поедет дальше, потому сейчас и будут решать, как. То ли рельсы править, то ли приведут до разрыва поезд со стороны Городни. Точнее следующей станции. А мы уже на нём отбудем.

Послушать бы, но…

Я вспомнил тонкие пальцы лупоглазого и свет, на них собравшихся, и решил, что не настолько любопытен, если так-то.

Шли мы неспешно. И солдат, укрывшийся меж двух вагонов, поинтересовался:

— Куды?

— Туды, — ответил ему Метелька.

И нам кивнули.

Охренеть пароль-отзыв.

— Бабушка совсем на нервах, — продолжал Серега. — Говорит, что и минуты лишней тут не останется, но уезжать обратно отказывается. И Алексей Михайлович тоже назад не хочет. Так что ждать только. Движение по ветке перекрыли, обходные пользуют, но нам до них далеко…

Лагерь избавился от части тряпья, обзаведшись какой-никакой упорядоченностью. Людей стало меньше, а те, что были, держались в стороне от солдат. Разве что дети всё так же бегали вокруг и не стеснялись выпрашивать сухарики.

— Скоро уж каша будет, — сказал важный седоусый старик, помешивая варево в котле. — С мясцом. Оголодали…

Девочка с перетянутой бинтами рукой, сидевшая тут же, на сваленных в кучу тюках, наблюдала за ним, часто сглатывая слюну.А ведь таких, с переломами да вывихами было много. Но судя по белоснежному, ещё не успевшему пропитаться пылью полотну, целители уже работали.

Хорошо.

— Мальчик? Так, мальчик, стоять… — в моё плечо вцепились чьи-то пальцы. — Тебя мы ещё не видели… Марин, иди сюда! Тут ещё один! Судя по походке, спину ушиб!

— Не ушиб я ничего, — ворчу, но руку не стряхиваю. Целительская зеленая сила пробивается внутрь и кровь моя бежит быстрее. Эта сила иная, чем в артефакте, более концентрированная, что ли? Чистая?

А чтоб тебя…

Я стиснул зубы, чтоб не заорать, когда этот недоучка от щедрот душевных плеснул силы, сколько было. А было в нём немало. Ощущение, что кипятком обварили, причём изнутри.

— Точно, не ушиб! Марин, это же…

— Не ори, — прошипел я. Хотя, конечно, хреновые из нас шпионы, про то, что я Охотник, знают уже многие. Но всё одно чего орать?

Тем более на ухо.

— Марин!

И меня не отпустил.

— Помоги…

— Лука, делать тебе больше нечего, — Марина, высокая девица заморенного вида, глядела на нас без энтузиазма. И вовсе появилось ощущение, что мы ей не нравимся.

Впрочем, не только мы.

— У парня острое истощение и что-то ещё… не могу понять. Но он Охотник и это точно…

А вот теперь в блёклых глазах мелькнул интерес.

И улыбка появилась. Такая… ненатуральная.

— Дай посмотрю…

А пальцы у неё тонкие длинные и на мизинчике колечко поблескивает синим глазом. Яркое такое. Артефакт?

Я из-под пальцев вывернулся.

— Что за кольцо? — спросил, понимая, что эта Марина категорически не внушает мне доверия. Вот прямо на подсознательном уровне. Тень и та внутри заворочалась обеспокоенно.

— Не твоего ума дело. Стой смирно.

— Руки убрала, — я не позволил к себе прикоснуться.

— Лука, подержи этого… да держи, я сказала! — рявкнула Марина. — Ах ты, мелки засранец…

Вот уже и ругается. А ещё целительница.

— Назад! — в руке Метельки появился револьвер. Кажется, мой. — Руки подняла, чтоб я…

— Что за… — Марина отступила на шаг и руки подняла, только вот на них заклубилась зелёное облако. Сила? И Марина легонько дёрнула пальчиками, стряхивая это облако. А то, сорвавшись, полетело к Метельке…

Вот только Тень успела раньше.

Она перехватила облако клювом и зелень впиталась в чёрные перья. Целительская сила на вкус отдаёт полынью и в целом ничего так. Ощущения… да, сходные с тем, что от артефакта были.

А вот Марина явно удивилась.

Очень.

И прищурилась нехорошо. Вон, узкое лицо её перекосило даже, а над пальцами снова клубится зелень. И главное, решимость такая… а ещё понимаю, что ничего хорошего от Марины ждать не след.

— Назад! — подал голос Серёга. — Я приказываю вам отойти!

И в этом голосе ни толики сомнений, что он вообще может приказывать.

— Мальчик…

— Я — граф Сергей Аполлонович Пушкин-Савичев. И предупреждаю, что любые действия против меня или моего сопровождения будут признаны враждебными.