Хозяин теней. 3

— Мы… весь род… был. Здесь. За одним столом. А на следующее утро они и отбыли. Твой отец с семьёй. Аристарх… сопровождение малое.

Кулаки сжались.

— Неделей позже или раньше… всех бы не было.

И его дочери с внуками тоже.

— Дел хватало. Пусть и потише зимой, но вот… Алексей со старшим своим собирался в Москву. На оружейную выставку. Младший его — в Тверь, были там у нас дела с Пелецкими, хотели о расширении говорить. Да…

Он махнул рукой, но добавил:

— Не случайность это.

— Не случайность, — отвечаю. — А… Моровские… они…

— Нет, там обычный прорыв, правда, глубокий и не понятно, как возник. Такие сами по себе не появляются. Это как… ну вот сперва трещит верхний слой и появляется полынья. Если её закрыть да зашить, то рана затянется. А если оставить, как есть, то она будет шириться и расползаться. А чтоб сразу и на глубину… нет, такого не было никогда.

Ага.

Никогда не было и вот опять.

Но вовремя прикусываю язык.

— Я знаю, что погань принесли. Кто? Кто-то из своих. В чём, где… не знаю. Своею ли волей? Хочется думать, что нет. Может, вовсе не знали, что там, пока оно не… выползло.

— Газ, — я вдруг понял, что мне напоминает увиденное. — Газ… газ заполняет весь доступный объем. И распространяться может быстро.

Особенно, если это не обычный газ, а изменённый. Нет, и вправду, почему бы и нет? Измененные животные есть, травы тоже, а если так, то почему бы не быть изменённым газам?

— Может… — Варфоломея моя теория не удивляет. — Я знаю, что умерли они мгновенно.

И это правда. Я бы хотел забыть, но увиденное чужими глазами прочно отпечаталось в голове. Позы. Люди. Никто не бежал. Никто не прятался. Как будто людей просто поставили на паузу.

— И это тоже хорошо… твари… разные бывают.

Не сомневаюсь. Но мне интересно другое.

— Газ должен был откуда-то появиться…

— Твари бывают разные.

А вот здесь у него нет ни вопросов, ни сомнений.

Кстати, моя теория объясняет, почему после первой волны никто не пострадал. Газ развеяло ветром. Птицы сперва отравились, а потом концентрация упала до нелетальной. Хорошо бы узнать, не болели ли люди в округе, не смертельно, но вот как отравление…

Так, и что это даёт?

А если… если так… если твари не было?

Хотя… газ не исключает, что тварь была. Может, она газ выделяла там. Шкура же осталась…

— На той шкуре были твои следы? Ты можешь показать, как она выглядела?

— Не сейчас, — Варфоломей покачал головой. — Мне это тоже тяжко. Ты второй человек, которому я вообще…

— А первый?

— Аристарх. У меня нет от него секретов.

Значит, дед тоже всё это видел. Тогда не удивительна его паранойя. Скорее удивительно, что он в принципе нормальным остался. Относительно нормальным.

Но мои мысли требуют, чтобы я ими поделился.

— А ты не думал, что это может быть не тварь… что… просто кто-то собрал… бомбу… с газом, — говорю очень медленно, потому что самому в такое верить не хочется. — Она лопнула. Газ выплеснулся. И все умерли? А тварь просто подкинули, чтобы списать нападение на кого-то?

— Что?

А вот теперь надо осторожно. Варфоломей ведь на грани. Он реально на грани. Человек многие годы жил, пытаясь вычислить, в ком тварь прячется. Он жил этим. И не свихнулся окончательно, потому что поставил себе цель. А я у него эту цель выбиваю, как табуретку из-под ног.

— Допустим… это очень ядовитый газ. Может, действительно с той стороны. Его принесли. Распылили… ты пришёл, когда действие уже закончилось.

Поэтому и жив.

— Тварью пахло.

— Тварь и была… скажем… когда-то на меня натравили тень. Принесли в камушке. Я тогда мало чего понимал, но… в общем, если можно засунуть в камушек маленькую тварь, то почему нельзя засунуть большую?

— Можно… — Варфоломей отвечает далеко не сразу. И по лицу его проходит судорога. — Можно… но нужен хороший… как ты выразился… камушек. Идём.

И Варфоломей развернулся к двери.

Мог бы, к слову, и помочь. У меня после его картинок ноги заплетаются, но…

Тень первой ныряет в дверь.

Глава 14

Глава 14

Не всякая тьма обретается вовне. Куда страшнее та, которая незрима глазу человеческому, поселяется в душах. Ибо зачастую не только люди вовне, но и сам человек не разумеет, что вот она, тьма, что она нашёптывает сперва мысли, после вкладывает в губы слова злые, а там уж и вовсе, заполонивши разум мглою лжи, толкает на дела…

Из проповеди Патриарха, прочитанной перед Пасхою, о делах и мыслях человеческих.

— Мастерская тогда выгорела дотла, — Варфоломей стоял, скрестив руки за спиной.

Коридор.

И поворот, который я бы пропустил сам. Не потому что прятали, просто вот какой-то сумеречный, незаметный был этот поворот.

И ещё одна дверь.

А за ней — снова коридор, на стенах которого виднелись следы копоти. Её кое-как зачистили и даже покрыли сверху побелкой, но копоть пробилась. И запах гари… столько лет, а пахнет.

Ещё дверь.

И пустое пространство.

— Здесь была мастерская. Пристройка к дому, — Варфоломей посторонился, позволив меня войти. — Когда-то давно — флигель, но когда твоему отцу понадобилось место, то флигель расширили и переделали.

Большие окна, тоже мутные, заросшие грязью, через которые мало что можно разглядеть. Внутри тоже смотреть особо не на что.

— Сперва он работал в подвале, но там места мало, да и свет ему был нужен. Вот и выделили…

— Ты его не любишь?

Я чувствую неприязнь. А раз уж у нас такая душевная беседа, то почему бы не выяснить подробности. Сам же хотел про папочку порасспрашивать.

— Не за что любить, — и Варфоломей одарил меня насмешливым взглядом. — Обидно?

— Не очень. Я действительно плохо его помню. Скорее даже не помню. Один вот раз… как он пришёл, закрылся со мной в комнате и повесил на шею белый камень. От него стало жарко. И тяжёлый такой.

— Аристарх любил сыновей. И многого в этой любви не видел.

А вот тут склонен верить.